* * *
Человеку, попавшему в тяжёлую стрессовую ситуацию или пережившему её, очень важно чувствовать, что другие люди, близкие или далёкие, понимают тяжесть его ситуации и сопереживают ему.
Важно получить отклик и признание от людей, находящихся вне этой травматичной ситуации: "да, происходящее/произошедшее, действительно ужасно, и я понимаю, что тебе невероятно тяжело".
Я сейчас не буду говорить о том, как помочь человеку. Не всегда это вообще возможно. Но услышать человека, признать, что произошло нечто ужасное и проникнуться его болью можно всегда.
Это первый необходимый шаг на пути помощи пострадавшему: "Я слышу. Я понимаю. Я сопереживаю."
Человек, попавший в беду, часто недоумевает, как другие люди могут спокойно продолжать жить дальше, когда происходит/произошло такое?!
Несколько месяцев назад у нас в Израиле прошла волна антиеврейских выступлений и погромов. Опасность для жизни грозила каждому еврею. Это было даже хуже обстрелов нашей земли, потому что, когда стреляют на юге, можно уехать на север, и наоборот. Или во время воздушной тревоги можно побежать в бомбоубежище. Здесь положение было более сложным, т.к. угроза таилась повсюду и не предупреждалась сиреной.
Мы жили в относительно безопасном районе, но моя мама жила в одном из эпицентров событий. Когда всё только начиналось, я уговаривала маму временно перебраться к нам, но мама не согласилась. Настал момент, когда ехать в мамин городок стало опасно. На въезде в него арабская молодёжь растреляла возвращавшегося домой мужчину. Он чудом успел прорваться сквозь бесчинствующую толпу, доехал до дома и возле него умер. Это был всем известный и всеми любимый мастер, который помогал и евреям, и арабам.
Нападения на евреев происходили в разных районах страны, громились дома евреев, а по улицам расхаживали толпы арабских мужчин, выкрикивающих кровожадные лозунги. Происходящее шокировало всех и меня в том числе. Мне казалось, что весь мир должен обратить на это внимание и, как минимум, выразить евреям своё соболезнование. Странно звучит, но мне хотелось, чтобы каждый, кто знаком со мной, позвонил, написал мне, проявил обеспокоенность происходящим. Мне просто важно было услышать несколько слов сочувствия и поддержки.
Я не могла писать об этой трагедии в фб. Я вообще не могла осознать происходящее и будто провалилась в учебник истории.
Мне написали двое моих дальних родственников и двое знакомых. Как же важно мне было прочесть эти строчки! Всего несколько слов, но мир для меня озарился лучом света.
Я прекрасно понимала, что большинство людей в мире, и моих знакомых в том числе, вообще не в курсе этих событий. И я не в праве ждать от них ничего. Это просто по-детски. Но мне этого очень хотелось...
Расскажу другую историю.
Два года назад мы с Сашей и пятью детьми поехали в путешествие в Литву и Польшу, и по дороге из Варшавы в Друскининкай совершенно случайно остановились передохнуть возле очень старого деревянного домика с шестиконечной звездой в оконной раме. Оказалось, что мы попали в городок Тыкоцин, где до Второй мировой войны жила большая еврейская община, уничтоженная в соседнем лесочке в первые дни окуппации.
Тыкоцин, каким увидели его мы, был чудным уютным городком, сохранившим очарование ушедшего столетия. Каким-то совершенно невероятным образом Всевышний привёл нас прямо к синагоге, восстановленной в последние годы поляками. Рядом, как и 150 лет назад, располагался бейт мидраш, тоже добротно отреставрированный и ухоженный. Заплатив приличную сумму в евро, мы вошли в зал бейт мидраша и, неожиданно для себя, окунулись в ... мир польского быта и польской истории. О том, что на протяжении десятков и сотен лет в этих залах несмолкаемым гулом звучали слова Торы и Гмары, здесь не напоминало ничего. В молчаливом смятении мы вышли и двинулись к синагоге. Это было величественное старинное здание, построенное в начале 17-го века.
Синагога служила у поляков музеем еврейской истории, напрочь стёртой на территории Польши. За стёклами витрин были расставлены предметы еврейского культа, на которые нам предупредительно указали работники музея. О том, что стало с их владельцами и каким путём вещи попали в музей мы старались не думать. Мы вышли наружу и пошли по одной из маленьких улочек. В еврейских домах мирно и безоблачно текла польская жизнь, следы мезуз на потрескавшихся деревянных косяках были стёрты неумолимым временем. Мы были лишними на этом празднике жизни.
Знаете, что потрясло нас больше всего? Не стоящие перед глазами сцены расправ над жителями Тыкоцина: еврейскими стариками, женщинами и детьми, не равнодушие или участие в них местных жителей, а висящий в самом воздухе этого городка посыл: вы не существуете, для вашего горя, для ваших слёз нет места в нашей жизни. Мы сохранили артефакты вашей закатившейся истории, вы можете, предъявив билет, пройти в наш музей, вы можете купить аля-еврейские сувениры или пройти в ресторан аля-еврейской кухни. Но ...
Наше потрясение было бездонным. Конечно, мы прекрасно знали эту часть истории нашего народа и не увидели ничего нового для нас. Но ... но мы были как-будто вновь расстреляны равнодушием и добродушным безразличием местных жителей, потомков свидетелей и участников других расстрелов... Мы были как-будто вновь засыпаны живьём в чёрную плодородную землю прекраснейшей Польши.
Я множество раз порывалась написать о той поездке, но каждый раз откладывала это на потом. Может быть потому, что боялась услышать ту же звенящую тишину равнодушия и непонимания. Мне хотелось, мне так бы хотелось, как маленькой девочке, чтобы кто-то чужой, которого не коснулась трагедия моего народа, обнял меня, вытер мои слёзы и сказал: "Я чувствую твою боль, как свою. То, что произошло с твоим народом, это ужасно. Я понимаю это."
И вот сейчас я хочу обратиться к каждому жителю Украины, к каждому человеку, сердце которого в этой стране.
Я чувствую вашу беду всем своим существом. То, что происходит, это ужасная трагедия. В происходящее трудно поверить, и каждый день я просыпаюсь и засыпаю с мыслями о вас. С самого первого дня войны любой разговор в нашей семье приводит к обсуждению того, что происходит на вашей земле, с вашим народом, и чем мы можем помочь. Мы думаем о вас, мы сопереживаем вам, мы скорбим вместе с вами и вместе с вами верим в будущее Украины.
Важно получить отклик и признание от людей, находящихся вне этой травматичной ситуации: "да, происходящее/произошедшее, действительно ужасно, и я понимаю, что тебе невероятно тяжело".
Я сейчас не буду говорить о том, как помочь человеку. Не всегда это вообще возможно. Но услышать человека, признать, что произошло нечто ужасное и проникнуться его болью можно всегда.
Это первый необходимый шаг на пути помощи пострадавшему: "Я слышу. Я понимаю. Я сопереживаю."
Человек, попавший в беду, часто недоумевает, как другие люди могут спокойно продолжать жить дальше, когда происходит/произошло такое?!
Несколько месяцев назад у нас в Израиле прошла волна антиеврейских выступлений и погромов. Опасность для жизни грозила каждому еврею. Это было даже хуже обстрелов нашей земли, потому что, когда стреляют на юге, можно уехать на север, и наоборот. Или во время воздушной тревоги можно побежать в бомбоубежище. Здесь положение было более сложным, т.к. угроза таилась повсюду и не предупреждалась сиреной.
Мы жили в относительно безопасном районе, но моя мама жила в одном из эпицентров событий. Когда всё только начиналось, я уговаривала маму временно перебраться к нам, но мама не согласилась. Настал момент, когда ехать в мамин городок стало опасно. На въезде в него арабская молодёжь растреляла возвращавшегося домой мужчину. Он чудом успел прорваться сквозь бесчинствующую толпу, доехал до дома и возле него умер. Это был всем известный и всеми любимый мастер, который помогал и евреям, и арабам.
Нападения на евреев происходили в разных районах страны, громились дома евреев, а по улицам расхаживали толпы арабских мужчин, выкрикивающих кровожадные лозунги. Происходящее шокировало всех и меня в том числе. Мне казалось, что весь мир должен обратить на это внимание и, как минимум, выразить евреям своё соболезнование. Странно звучит, но мне хотелось, чтобы каждый, кто знаком со мной, позвонил, написал мне, проявил обеспокоенность происходящим. Мне просто важно было услышать несколько слов сочувствия и поддержки.
Я не могла писать об этой трагедии в фб. Я вообще не могла осознать происходящее и будто провалилась в учебник истории.
Мне написали двое моих дальних родственников и двое знакомых. Как же важно мне было прочесть эти строчки! Всего несколько слов, но мир для меня озарился лучом света.
Я прекрасно понимала, что большинство людей в мире, и моих знакомых в том числе, вообще не в курсе этих событий. И я не в праве ждать от них ничего. Это просто по-детски. Но мне этого очень хотелось...
Расскажу другую историю.
Два года назад мы с Сашей и пятью детьми поехали в путешествие в Литву и Польшу, и по дороге из Варшавы в Друскининкай совершенно случайно остановились передохнуть возле очень старого деревянного домика с шестиконечной звездой в оконной раме. Оказалось, что мы попали в городок Тыкоцин, где до Второй мировой войны жила большая еврейская община, уничтоженная в соседнем лесочке в первые дни окуппации.
Тыкоцин, каким увидели его мы, был чудным уютным городком, сохранившим очарование ушедшего столетия. Каким-то совершенно невероятным образом Всевышний привёл нас прямо к синагоге, восстановленной в последние годы поляками. Рядом, как и 150 лет назад, располагался бейт мидраш, тоже добротно отреставрированный и ухоженный. Заплатив приличную сумму в евро, мы вошли в зал бейт мидраша и, неожиданно для себя, окунулись в ... мир польского быта и польской истории. О том, что на протяжении десятков и сотен лет в этих залах несмолкаемым гулом звучали слова Торы и Гмары, здесь не напоминало ничего. В молчаливом смятении мы вышли и двинулись к синагоге. Это было величественное старинное здание, построенное в начале 17-го века.
Синагога служила у поляков музеем еврейской истории, напрочь стёртой на территории Польши. За стёклами витрин были расставлены предметы еврейского культа, на которые нам предупредительно указали работники музея. О том, что стало с их владельцами и каким путём вещи попали в музей мы старались не думать. Мы вышли наружу и пошли по одной из маленьких улочек. В еврейских домах мирно и безоблачно текла польская жизнь, следы мезуз на потрескавшихся деревянных косяках были стёрты неумолимым временем. Мы были лишними на этом празднике жизни.
Знаете, что потрясло нас больше всего? Не стоящие перед глазами сцены расправ над жителями Тыкоцина: еврейскими стариками, женщинами и детьми, не равнодушие или участие в них местных жителей, а висящий в самом воздухе этого городка посыл: вы не существуете, для вашего горя, для ваших слёз нет места в нашей жизни. Мы сохранили артефакты вашей закатившейся истории, вы можете, предъявив билет, пройти в наш музей, вы можете купить аля-еврейские сувениры или пройти в ресторан аля-еврейской кухни. Но ...
Наше потрясение было бездонным. Конечно, мы прекрасно знали эту часть истории нашего народа и не увидели ничего нового для нас. Но ... но мы были как-будто вновь расстреляны равнодушием и добродушным безразличием местных жителей, потомков свидетелей и участников других расстрелов... Мы были как-будто вновь засыпаны живьём в чёрную плодородную землю прекраснейшей Польши.
Я множество раз порывалась написать о той поездке, но каждый раз откладывала это на потом. Может быть потому, что боялась услышать ту же звенящую тишину равнодушия и непонимания. Мне хотелось, мне так бы хотелось, как маленькой девочке, чтобы кто-то чужой, которого не коснулась трагедия моего народа, обнял меня, вытер мои слёзы и сказал: "Я чувствую твою боль, как свою. То, что произошло с твоим народом, это ужасно. Я понимаю это."
И вот сейчас я хочу обратиться к каждому жителю Украины, к каждому человеку, сердце которого в этой стране.
Я чувствую вашу беду всем своим существом. То, что происходит, это ужасная трагедия. В происходящее трудно поверить, и каждый день я просыпаюсь и засыпаю с мыслями о вас. С самого первого дня войны любой разговор в нашей семье приводит к обсуждению того, что происходит на вашей земле, с вашим народом, и чем мы можем помочь. Мы думаем о вас, мы сопереживаем вам, мы скорбим вместе с вами и вместе с вами верим в будущее Украины.