Бабуся
.
Прабабушка Дора ז"ל. Бабуся. Так называла её я.
Между нами лежали 80 лет. И это казалось вечностью.
Я не определяла её возраст, как старость. Я чувствовала, что она хрупче и беспомощней, чем все люди, окружавшие нас. Наверное, я и сама чувствовала себя так.
Бабуся много лежала или спала, и тогда вход в её комнату для меня был закрыт. Я томилась за дверью и ждала, когда уже можно будет нарушить тишину её отдыха, пробраться к старинному дубовому шкафу возле её кровати и выдвинуть тяжёлый нижний ящик, в котором хранились мои игрушки. Иногда я подсаживалась к бабусе с книжкой и просила почитать мне. Не помню, соглашалась ли она, но мне нравилось даже просто сидеть рядышком с ней и говорить ей что-нибудь.
Часто я была свидетелем церемонии бабусиного чаепития. Чай подавался ей в тонком стакане с серебряным подстаканником. Во время чаепития бабуся не вынимала ложечку, а придерживала её и зажмуривала глаз, которого касалась ложечка.
У бабуси до самой старости оставалась царственная осанка, и голову она держала так, будто не было у неё в жизни погромов, эвакуации и неустроенного советского быта. А глаза её чёрные и живые хранили воспоминания всех событий её долгой и трудной жизни. Хранили, но оставляли в тайне.
Теперь между бабусей и мной осталось чуть больше 30-ти лет. Я часто вспоминаю её и чувствую, что бабуся для меня стала ближе и понятней.
Я совсем мало знаю о ней. Дора родилась в Киеве в ассимилированной еврейской семье и была старшей из трёх сестёр. У неё был брат-близнец, умерший в младенчестве. Отец её, златопольский мещанин, имел своё дело. Мать была образованной женщиной, имела акушерский диплом и вела частную практику. Дора училась в киевской гимназии Бейтеля. В 1916 году её отца не стало.
Замуж Дора вышла поздно. Произошло это уже в Царицыне. Я не знаю, почему её семья попала именно в Царицын, но предполагаю, что из Киева им пришлось уехать в 1918-19 гг., в период постоянных смен властей и сопутствующих им еврейских погромов.
Семья будущего мужа Доры тоже перебралась из Черниговской губернии в Царицын, как в более безопасное для евреев место.
Ничего не знаю про женитьбу Доры и её мужа Мойше. Конечно, брак был заключён по еврейскому закону и поставлена хупа. (Очень надеюсь, что когда-нибудь найду документы об этом событии.)
Осенью 21-го года у них родилась первая дочка. Роды принимала дома мама Доры, профессиональная акушерка. Через полтора года родилась вторая дочка, тоже дома и тоже с помощью бабушки.
Потом несколько лет семья жила в Саратове, позже поселилась в Астрахани, где в 1932 году родилась младшая дочка.
В 1937 г. умерла мама Доры. А в 1941 вся семья уехала в эвакуацию на Урал. Сначала была Ревда, потом Свердловск. Там и обосновались. Купили два дома с садом на ул.Чапаева, по соседству с домом Бажовых.
Получить квартиру с удобствами удалось только в начале 70-х, а до этого жили по-старинке: с водой из колонки, с туалетом на улице и с яблоками из своего сада.
Бабуся умерла, когда мне исполнилось 5 лет. Всё, что связано с её жизнью до рождения детей, до революции, пока скрыто от меня. Я ничего не знаю о её годах в Киеве, о её родных: дядях, тётях, двоюродных братьях и сёстрах. Я верю, что когда-нибудь найду их потомков и, возможно, узнаю больше о том времени. Очень надеюсь, что молчание на эту тему в нашей семье объясняется не гибелью родных от рук погромщиков, фашистов или сталинистов, а тем, что родственники бабуси просто вовремя уехали из России, и говорить об этом считалось опасным.
Сегодня день памяти бабуси, Доры Исааковны Полыновской (Гольдберг) ז"ל.
Она ушла из этого мира 24-го Тевета (13-го января 1977 года), а через две недели в наш мир пришла моя младшая сестрёнка, и жизнь началась сначала.