Быть своей. Москва 2019
Есть особое удовольствие в том, чтобы чувствовать себя своей. Ходить по московским магазинам, заглядывать в кулинарную лавку, спрашивать: «С чем пирожки? С мясом или с капустой?», мерить замшевые туфли, бордо с пряжкой, узнавать, есть ли у них другие - белый верх, черный низ на тридцать восьмой, самый ходовой; интересоваться, можно ли купить точно такой же халат, но с перламутровыми пуговицами…
Я хожу по Москве, заглядываю в универмаги и торговые центры. Я говорю по-русски без акцента. Они не знают, что я уже 20 лет живу в Америке. Да и какая разница? Меня здесь принимают за свою. Да я и есть здесь своя. Как будто никуда не уезжала.
Как будто до сих пор живу в коммуналке на улице Писемского (ныне Борисоглебский переулок), второй этаж, окна во двор. В квартире кроме нас было ещё четыре семьи. Соседи часто ругались между собой: то из-за того, что кто-то слишком долго занимал общую ванную, то из-за беспорядка на общей кухне, то спорили, чья очередь на этой неделе мыть полы в коридоре и чистить единственный на 13 человек туалет.
Из наших окон всегда были слышны звуки фортепьяно или скрипки, - это студенты музыкального училища имени Гнесиных на соседней улице играли свои гаммы. Это создавало ощущение «накануне», предвкушения чего-то важного - словно вокруг нас постоянно идет подготовка к большому празднику.
Рядом с домом находилось посольство Сомали. В детстве я играла с чернокожими детьми работников посольства. Однажды они даже пригласили меня к себе домой на чай. Потом меня за это ругала бабушка: «Нельзя, это территория другого государства!». Но я так и не поняла, почему играть с этими детьми можно, а в гости ходить нельзя.
Перед домом был пустырь, который мы называли «собачьим», потому что там выгуливали собак. Я любила наблюдать за собаками и их хозяевами из окна, они обычно всегда собирались на пустыре в одно и то же время - сразу после программы «Время». Теперь на месте пустыря находится посольство Литвы - непомерно крупное, кубовидное здание из стекла и бетона, грузно нависающее над улицей и никак не вписывающееся в камерность маленького узкого переулка.
После моего отъезда в Америку мой старый дом снесли, коммуналки выселили. В один из своих приездов я пришла на то место, где раньше стоял мой дом: на его месте вырыли котлован, напоминающий могилу. Смотреть на это было невозможно.
Приехав в Москву ещё через пару лет я обнаружила, что мой старый дом опять стоит на своем прежнем месте! Оказалось, что дом выстроили заново, сохранив не только его архитектуру, но даже и рельеф обрамления окон. Дом стоял как живой и почти не отличался от прежнего: пятиэтажный, светло-бежевый с белыми карнизами, с тремя подъездами и полуподвалом, в котором теперь находились офисы.
Только теперь во дворе был шлагбаум, а возле моего подъезда стоял охранник.
Я подошла к подъезду и хотела зайти.
- А вы к кому? - преградил мне путь охранник.
- Я когда-то здесь жила. Можно зайти, посмотреть, как там внутри?
- Нет, нельзя.
- Почему?
- Только по специальным пропускам!
- Но я же не собираюсь ломиться в чью-то квартиру! Мне только посмотреть…
- Не положено, - саркастически ухмыльнулся он.
Позже, из интернета я узнала, что мой старый дом, построенный ещё в 19-м веке, был полностью реконструирован, а его внутренняя планировка после реконструкции была изменена. Теперь в нем находится 6 частных квартир вместо 10-ти коммунальных (каждая из которых была на 5 семей). В каждой квартире есть несколько спален, большая кухня и 3 санузла! Отделка интерьера выполнена по авторскому дизайн-проекту из благородных натуральных материалов. В доме теперь есть центральное кондиционирование и вытяжная вентиляция, а вода для каждой квартиры очищается специальными фильтрами. Территория дома находится под профессиональной круглосуточной охраной, а пропуск транспорта и гостей осуществляется только через собственный КПП.
Тогда, много лет назад, я даже не могла себе такого представить…
Я побродила ещё немного вокруг дома. Прошлась по Трубниковскому переулку, вышла на Поварскую улицу, дошла до Старого Арбата. Те же дома, те же улицы, да и люди, в общем, всё те же.
Только я стала другая. Я - как мой старый дом. Внешне мало отличаюсь от той, что была раньше, только стала старше. А внутри - другая. Меня тоже перестроили. Я чувствую, что у меня в голове изменилась планировка. У меня там теперь тоже сплошь благородные материалы, кондиционер для охлаждения мозгов, вытяжная вентиляция для негативных эмоций и специальные фильтры для очистки информации. Есть также прибор снятия лапши с ушей.
Когда живёшь в другой стране, не осознаёшь, как меняется твоё сознание, мироощущение, твое отношение к тем или иным событиям. И только, снова приехав на родину, понимаешь, что ты больше не можешь воспринимать всё также, как раньше. Изменилось твое восприятие, изменились взгляды, изменилась ты сама. То, что раньше было привычным, теперь удивляет. То, что раньше казалось незыблемым, теперь вызывает сомнение. То, что раньше даже не раздражало, теперь вызывает возмущение.
Оболочка та же, а внутри всё другое.
Я больше никогда не буду здесь своей. Не смогу смотреть на мир теми же глазами, как прежде. Перепланировка в голове приводит к необратимым последствиям. И теперь у меня на входе, возле собственного КПП стоит саркастически ухмыляющийся охранник.
Tempora mutantur et nos mutamur in illis.
(Времена меняются, и мы меняемся в них.)
Я хожу по Москве, заглядываю в универмаги и торговые центры. Я говорю по-русски без акцента. Они не знают, что я уже 20 лет живу в Америке. Да и какая разница? Меня здесь принимают за свою. Да я и есть здесь своя. Как будто никуда не уезжала.
Как будто до сих пор живу в коммуналке на улице Писемского (ныне Борисоглебский переулок), второй этаж, окна во двор. В квартире кроме нас было ещё четыре семьи. Соседи часто ругались между собой: то из-за того, что кто-то слишком долго занимал общую ванную, то из-за беспорядка на общей кухне, то спорили, чья очередь на этой неделе мыть полы в коридоре и чистить единственный на 13 человек туалет.
Из наших окон всегда были слышны звуки фортепьяно или скрипки, - это студенты музыкального училища имени Гнесиных на соседней улице играли свои гаммы. Это создавало ощущение «накануне», предвкушения чего-то важного - словно вокруг нас постоянно идет подготовка к большому празднику.
Рядом с домом находилось посольство Сомали. В детстве я играла с чернокожими детьми работников посольства. Однажды они даже пригласили меня к себе домой на чай. Потом меня за это ругала бабушка: «Нельзя, это территория другого государства!». Но я так и не поняла, почему играть с этими детьми можно, а в гости ходить нельзя.
Перед домом был пустырь, который мы называли «собачьим», потому что там выгуливали собак. Я любила наблюдать за собаками и их хозяевами из окна, они обычно всегда собирались на пустыре в одно и то же время - сразу после программы «Время». Теперь на месте пустыря находится посольство Литвы - непомерно крупное, кубовидное здание из стекла и бетона, грузно нависающее над улицей и никак не вписывающееся в камерность маленького узкого переулка.
После моего отъезда в Америку мой старый дом снесли, коммуналки выселили. В один из своих приездов я пришла на то место, где раньше стоял мой дом: на его месте вырыли котлован, напоминающий могилу. Смотреть на это было невозможно.
Приехав в Москву ещё через пару лет я обнаружила, что мой старый дом опять стоит на своем прежнем месте! Оказалось, что дом выстроили заново, сохранив не только его архитектуру, но даже и рельеф обрамления окон. Дом стоял как живой и почти не отличался от прежнего: пятиэтажный, светло-бежевый с белыми карнизами, с тремя подъездами и полуподвалом, в котором теперь находились офисы.
Только теперь во дворе был шлагбаум, а возле моего подъезда стоял охранник.
Я подошла к подъезду и хотела зайти.
- А вы к кому? - преградил мне путь охранник.
- Я когда-то здесь жила. Можно зайти, посмотреть, как там внутри?
- Нет, нельзя.
- Почему?
- Только по специальным пропускам!
- Но я же не собираюсь ломиться в чью-то квартиру! Мне только посмотреть…
- Не положено, - саркастически ухмыльнулся он.
Позже, из интернета я узнала, что мой старый дом, построенный ещё в 19-м веке, был полностью реконструирован, а его внутренняя планировка после реконструкции была изменена. Теперь в нем находится 6 частных квартир вместо 10-ти коммунальных (каждая из которых была на 5 семей). В каждой квартире есть несколько спален, большая кухня и 3 санузла! Отделка интерьера выполнена по авторскому дизайн-проекту из благородных натуральных материалов. В доме теперь есть центральное кондиционирование и вытяжная вентиляция, а вода для каждой квартиры очищается специальными фильтрами. Территория дома находится под профессиональной круглосуточной охраной, а пропуск транспорта и гостей осуществляется только через собственный КПП.
Тогда, много лет назад, я даже не могла себе такого представить…
Я побродила ещё немного вокруг дома. Прошлась по Трубниковскому переулку, вышла на Поварскую улицу, дошла до Старого Арбата. Те же дома, те же улицы, да и люди, в общем, всё те же.
Только я стала другая. Я - как мой старый дом. Внешне мало отличаюсь от той, что была раньше, только стала старше. А внутри - другая. Меня тоже перестроили. Я чувствую, что у меня в голове изменилась планировка. У меня там теперь тоже сплошь благородные материалы, кондиционер для охлаждения мозгов, вытяжная вентиляция для негативных эмоций и специальные фильтры для очистки информации. Есть также прибор снятия лапши с ушей.
Когда живёшь в другой стране, не осознаёшь, как меняется твоё сознание, мироощущение, твое отношение к тем или иным событиям. И только, снова приехав на родину, понимаешь, что ты больше не можешь воспринимать всё также, как раньше. Изменилось твое восприятие, изменились взгляды, изменилась ты сама. То, что раньше было привычным, теперь удивляет. То, что раньше казалось незыблемым, теперь вызывает сомнение. То, что раньше даже не раздражало, теперь вызывает возмущение.
Оболочка та же, а внутри всё другое.
Я больше никогда не буду здесь своей. Не смогу смотреть на мир теми же глазами, как прежде. Перепланировка в голове приводит к необратимым последствиям. И теперь у меня на входе, возле собственного КПП стоит саркастически ухмыляющийся охранник.
Tempora mutantur et nos mutamur in illis.
(Времена меняются, и мы меняемся в них.)