Будни праздных идиотов 6
Поэт-надомник Кузькин со смутным беспокойством смотрел на Лялю, метавшуюся по комнате в одной комбинации.
- Ты куда-то собираешься? - спросил он.
- Да, Кузькин, собираюсь. Уже опаздываю.
- За пивом? - с надеждой спросил поэт.
- Вот ещё! У меня, Кузькин, сегодня публичная лекция. В обществе по распространению… или в клубе любителей интеллектуального досуга… не важно. Адрес на бумажке вон записан: 11-я Белогвардейская… или Красноконная… нет, не помню.
- А тема? - спросил Кузькин, всегда стремившийся к знаниям.
- Тема? - Ляля на мгновенье зависла между платяным шкапом и сушилкой для белья. - Не то японская проза, не то японская поэзия, не морочь мне голову, Кузькин! Какая разница? Ты, Кузькин, лучше глянь, какую я себе юбчонку пошила, а? - Ляля влезла в своё очередное творение, заколола непростроченный шов английской булавкой и отлепила от подола вчерашний бутерброд.
- А не коротковата? Для лекции… - с сомнением спросил Кузькин.
- В самый раз. Ты что думаешь, что они приходят слушать всякую ересь по японскую прозу и поэзию? Или, упаси Господь, про какую-нибудь икебану?
Кузькин неопределённо пожал плечами.
- Ерунда, Кузькин. Ноги. Главное - ноги. А ты пиши, пиши, Кузькин. Чего сидишь? Приду - проверю, - строго добавила Ляля.
- У меня творческий кризис, - мрачно сообщил поэт.
Ляля цинично захохотала.
- Кризис! Творческий! Кузькин, не смеши меня! Какой творческий кризис может быть в полицейском сериале? Ты же даже не в стихах пишешь! Что там у тебя? - Ляля заглянула в монитор через мужнино плечо. - «Участковый Сидоренко усиленно думает о тайных душевных мотивах маньяка-душителя, на его лице отражается дедуктивный метод, на лбу собирается глубокая роденовская складка». Кузькин, это бред. Как тебе актёр Бездухов будет играть дедуктивный метод и роденовскую складку?
- А гримёры на что? - обиделся Кузькин. - Пусть что-нибудь… изобразят. И вообще, Ляля, ты ведь на лекцию опаздывала? Вот и иди.
Ляля вновь заполошно заметалась по комнате, заканчивая туалет, схватила со стола конспект лекции, подскочила к зеркалу и отрепетировала низким, чувственным голосом, от которого у Кузькина зачесалось по всему телу:
- Дорогие мои, сегодня мы поговорим о японской литературе, самой литературной литературе, исполненной трогательного чувства чувствительности и героической патетики пафоса…
- Ляля, - прошептал Кузькин, раздавленный мощью лялиного слога, - Лялечка, ты - гений…
- А то! - откликнулась Ляля уже из-за дверей. - И пива без меня не пей. Работай, голубчик, работай!
- Ты куда-то собираешься? - спросил он.
- Да, Кузькин, собираюсь. Уже опаздываю.
- За пивом? - с надеждой спросил поэт.
- Вот ещё! У меня, Кузькин, сегодня публичная лекция. В обществе по распространению… или в клубе любителей интеллектуального досуга… не важно. Адрес на бумажке вон записан: 11-я Белогвардейская… или Красноконная… нет, не помню.
- А тема? - спросил Кузькин, всегда стремившийся к знаниям.
- Тема? - Ляля на мгновенье зависла между платяным шкапом и сушилкой для белья. - Не то японская проза, не то японская поэзия, не морочь мне голову, Кузькин! Какая разница? Ты, Кузькин, лучше глянь, какую я себе юбчонку пошила, а? - Ляля влезла в своё очередное творение, заколола непростроченный шов английской булавкой и отлепила от подола вчерашний бутерброд.
- А не коротковата? Для лекции… - с сомнением спросил Кузькин.
- В самый раз. Ты что думаешь, что они приходят слушать всякую ересь по японскую прозу и поэзию? Или, упаси Господь, про какую-нибудь икебану?
Кузькин неопределённо пожал плечами.
- Ерунда, Кузькин. Ноги. Главное - ноги. А ты пиши, пиши, Кузькин. Чего сидишь? Приду - проверю, - строго добавила Ляля.
- У меня творческий кризис, - мрачно сообщил поэт.
Ляля цинично захохотала.
- Кризис! Творческий! Кузькин, не смеши меня! Какой творческий кризис может быть в полицейском сериале? Ты же даже не в стихах пишешь! Что там у тебя? - Ляля заглянула в монитор через мужнино плечо. - «Участковый Сидоренко усиленно думает о тайных душевных мотивах маньяка-душителя, на его лице отражается дедуктивный метод, на лбу собирается глубокая роденовская складка». Кузькин, это бред. Как тебе актёр Бездухов будет играть дедуктивный метод и роденовскую складку?
- А гримёры на что? - обиделся Кузькин. - Пусть что-нибудь… изобразят. И вообще, Ляля, ты ведь на лекцию опаздывала? Вот и иди.
Ляля вновь заполошно заметалась по комнате, заканчивая туалет, схватила со стола конспект лекции, подскочила к зеркалу и отрепетировала низким, чувственным голосом, от которого у Кузькина зачесалось по всему телу:
- Дорогие мои, сегодня мы поговорим о японской литературе, самой литературной литературе, исполненной трогательного чувства чувствительности и героической патетики пафоса…
- Ляля, - прошептал Кузькин, раздавленный мощью лялиного слога, - Лялечка, ты - гений…
- А то! - откликнулась Ляля уже из-за дверей. - И пива без меня не пей. Работай, голубчик, работай!