Курода Сэйки (1866-1924)
Автопортет, 1889
Холст, масло 31,х23,5 см
Музей Изобразительного Искусства, Кагосима (Япония)
Про Курода Сэйки не буду писать, есть всякая Википедия, которая уже расстаралась для любопытствующих, мне просто очень нравится автопортрет, написанный им, молодым, в Париже.
История, несколько напоминающая коллизию японца в Акунининском "Левиафане". Юноша самурайского происхождения на волне модернизации и вестернизации был послан в Париж учиться юриспруденции (отпрыскам самурайских родов в Европе было достойно обучаться только военным наукам или законничеству, отсюда - страшные мучения самурайского недоросля, выучившегося на доктора - у Акунина). Курода, заинтересовавшийся изящными искусствами ещё в Японии, разумеется, юриспруденцией не ограничился, чему доказательство - этот нежный и внимательный автопортрет. Юноша был прощён своим приёмным отцом (история сыновства Курода тоже совершенно феодальная: он был усыновлён ещё до своего рождения - собственным бездетным дядей), и этому доказательство - портрет приёмного отца, написанный также в 1889 году.
Мне нравится этот мальчик, мне нравится златоширменный фон. Тёплый, нежный, трепетный (мальчик и фон тоже).
*
Сегодня последний раз в формальной обстановке встречалась с моими студентами в ЕУ.
Когда у тебя группа в пять человек (и редкостно хороших в качестве студентов), к последним лекциям возникает ситуация, когда некоторые картинки показываешь всем, но для кого-то конкретно; как и некоторые вещи произносишь конкретно для одного из слушателей. А какие-то вещи произносишь для уха за стеной, копчиком чуя, что ухо присутствует.
Ну и этот автопрортет был показан не случайно.
*
А темнеть, действительно, начало ещё в полдень, когда я спешно выдвигалась к студентам. Представляю, почему жители туманного Альбиона так запали на златофонные японские ширмы. Когда выходишь на набережную Невы (или Темзы, какая разница), и видишь эту невыразимо тоскливую картину ноября (хотя наименование месяца здесь совершенно не играет роли), и темнеет на глазах, - так хочется раствориться в золотом фоне.
Я знаю, почему так люблю читать лекции. Каждая лекция - это узаконенная внутренняя иммиграция, узаконенная - публичная, легализованная. Нет конца ноября, нет невыносимой сырости, от которой ломит кости и разжижает мозги, нет истерического подёргивания сосудика где-то в мозгах, нет. И много чего другого - тоже нет.
А ещё мне за неё (эту иммиграцию) деньги плотють. Здорово, правда?
*
Вот теперь мне хочется напиться. Пьём красное чилийское, всё бы хорошо, но проза жизни температурит в соседней комнате.
*
Смотрю на автопортрет Курода. Хорошо.