История террора, как история всякого насилия, есть история небытия. Первый шаг небытия - обзавестись именем. “Война”, “самоубийство”, “террор”. Есть имя - и кажется, что есть явление. А явления-то и нет, есть спичка, которая упала на лист бумаге, и вот в листе дыра, дымящиеся края которой постепенно разрастаются, уничтожая бумагу и всё, что на ней было написано.
Поэтому первое, что решительно нельзя со словом “террор” - это пытаться его “определить”. К слову “война” это тоже относится, и к подобным им. Давать определения вообще - довольно специфическое занятие, но давать определения, которые бы имели юридические последствия - вдвойне опасно. Такие определения сто терроров словят, а тысяче дадут зелёный свет.
Вот, к примеру, один из существенных элементов в определении террора - он направлен против невиновных. Определять неопределённое через ещё более неопределённое! Что, скажете, невиновны в грехах родителей? А “террорист” скажет, что детишки вырастут и примут от родителей эстафету. Кто там мечтает убить Гитлера в колыбели? “Дьявольское отродье” - зло надо уничтожать в зародыше - а подай-ка сюда твою яйцеклетку! “Вина” - это “причина”. На меня нападает солдат, но кто кормит солдата? Кто его одевает-обувает, кто сковал ему атомную бомбёху? Значит, убей Ландау, и Сахарова убей - ничего они не невиновные, а Сахаров даже и совестью мучался, сам признался!
Понятие “коллективной ответственности” вполне рационально, хотя и вполне безнравственно. Тактику выжженной земли не в ХХ веке выдумали. Собственно, у тех, кто воевал до изобретения консервов, другого выхода и не было - съедали-вытаптывали всё подчистую и отступали назад. Чем пытаться создать “точечное оружие”, которое ни за что не убьёт невиновного, лучше эту энергию потратить на то, чтобы и виновного не убивать, а как-то с ним с живым прожить жизнь. Ну разве это жизнь без виновных, с одним невинными?
Другое базовое определение террора - нарушение монополии государства на устрашение. Люди, мол, согласны, чтобы их устрашало государство, а вот чтобы частные лица - таки нет. В самом деле? Вы действительно согласны, чтобы государство было террористическим? На самом деле, удивительно, как мало людей понимают, что государство террористично по своей сути, и не только государство, но более глубинное понятие - закон. Устрашающая функция наказания до сих фигурирует в теориях права, а уж что само наказание по сей день устрашает, и говорить нечего. И никаких там “честной девушке нечего бояться”! Честная девушка, если она благоразумна, боится хотя бы судебных ошибок, не говоря уже о бесчестных людях обоего пола. Жанну д’Арк не сексуальный маньяк погубил.
Вот как описывал правовед Богдан Кистяковский мир, где террора не было, потому что всё было террор:
«В средние века устрашение было действительным устрашением. По городам на площадях возвышались прочно построенные виселицы, на которых постоянно висело несколько десятков казненных. По временам воздвигались костры, после которых оставался в иных местах лес обгорелых столбов как памятник казней; здесь был выставлен колесованный, там шел ряд кольев с воткнутыми на них головами, в другом месте были прибиты различные члены казненных. Если казнили далеко от места совершения преступления, то части казненных посылались для выставки в том месте. … В обществе всегда можно было встретить людей то заклейменных, то без ушей, то без носа, то без руки или ноги, которые отняты были в виде наказания. … Словом, теория устрашения проводилась самым последовательным и энергическим образом; думали отвратить народ от преступления путем, так сказать, наглядного обучения»
Чтобы понять, как близки мы к пропасти, можно посмотреть данные социологических опросов, по которым в современной России абсолютное большинство людей выступает за устрашение - чтобы публичные казни, к примеру. Даже сами готовы вешать и расстреливать! Можно поглядеть в прошлое - ведь только в XIX веке зародилась борьба с устрашением как целью наказания. Если совсем точно, первым был Кант, этот дивный носитель звёдного неба в собственной груди, который твёрдо сказал, что государство не должно устрашать собственных граждан. Тень, знай своё место! В качестве образца того, куда ведёт жажда устрашение, Кант приводил из Евангелия фразу Каиафы: лучше распять одного Иисуса, это запугает тысячу самозванцев, из-за бузотёрства которых может погибнуть весь народ.
Кант долго был в грустном одиночестве. Продолжал господствовать (во всём мире) принцип Соборного уложения 1649 года: “Чтобы иные, смотря на то, казнились и от того злого дела унялись”. Как изящно сформулировал один британский судья:
«Не потому ты будешь повешен, что украл лошадь, а для того, чтобы не крали других лошадей».
Перелом наступил в середине XIX столетия. Публичные казни ещё происходили, но уже вызывали какое-то недоумение. Хотя были и энтузиасты, заявлявшие, что тайная смертная казнь смахивает на убийство. Честной девушке - в смысле, родной стране - нечего стыдиться!
В конце концов, единственным способом дать определение террору оказывается посмотреть, что называли террором. Вот тут и обнаруживается, что слово-то родилось лишь в XVIII столетии. Монтескье его употребил несколько раз как синоним слову “страх”. Монархия стоит на чести, республика на добродетели, деспотизм - на терроре. Но только в 1792 году “террор” вытеснил “устрашение” как технический термин. Смысл был прост: не надо нас пугать, мы сами кого хочешь напугаем.
Однако, одновременно стали называть террором и устрашения противоположной стороны. А “противоположная сторона” оказалась теперь в партизанах. Терроризм революционеров - государственный, правительственный. Терроризм нормандских монархистов - противоположный. Не совсем “антигосударственный”, скорее, “контрреволюционный”. Но ведь революция и есть государство!
В 1815 году всё перевернулось. Восстановление монархии стало не концом террора, а началом нового террора - вполне государственного, более того, открыто называвшегося именно “террор”. Этот террор стали называться “белым” - в противоположность “красному” революционному. Красный - цвет фригийского колпака, символа революции, и цвет крови, конечно. Белый - символ монархии (белая королевская лилия, белый флаг). “Белым террором” революционеры и бонапартисты стали называть абсолютно бессудные расправы с собою. Таков был марсельский погром 25 июня 1815 года, жертвами которого стали отставные гвардейцы и мамелюки. В Авиньоне толпа растерзала маршала Брюна. Людовик XVIII осудил эти погромы, правда, назвал их скромно “эксцессами южан”. Но “белый террор” не прекратился, к концу 1815 года от него погибло до 500 человек. Примерно столько, сколько было депутатов в тогдашнем французском парламенте - ультра-роялистском. Только, когда Людовик этот парламент распутил, “белый террор” вполне прекратился.
Белый террор, как и красный, имел религиозную сторону. Красный террор убивал католическое духовенство, белый - протестантов. Хотя у протестантов были не лучшие воспоминания о монархии, они были рады её реставрации - всё-таки наполеоновские войны хороши только в кино. Протестантами были и молодой Гизо, генеральный секретарь министерства внутренних дел, и Арне де Жаку, и Шабо-Латур, участвовавшие в создании конституционной хартии, гарантировавшей свободу совести. Протестантами были и десятки погибших на юге от погромов - особенно в окрестностях города Гард. Теперь это тихое туристическое местечко.
Нужно ли удивляться, что народоволец Владимир Бурцев одну из своих брошюр в защиту террора озаглавил именно «Белый террор при Александре III»? Другое дело, что назвать политику именно этого царя террористической - несомненное преувеличение, почти библейское по размаху. Но что царь сознательно старался “внушить” - несомненно. В этом смысле, Александр III - “гроза”. Только вот грозность - тоже терроризм…
А первый акт “настоящего” террора - в современном понимании - это покушение на Наполеона III в 1858 году. 4 января Феличе Орсини с двумя товарищами бросили бомбу в императорскую карету. Император уцелел, погибло восемь прохожих, 152 были ранены. Чего хотел Орсини (кстати, ему отрубили голову)? Чтобы Франция не мешала воссоединению Италии. Что ж, нападение Пруссии на Францию оказалось более продуктивным. И кто после этого скажет, что Бисмарк - не террорист? Разве во время войны с Францией гибли только виновные? Или войска Наполеона III, уничтожавшие парижских коммунаров, не ставили себе задачи устрашения - как и коммунары?
Данное сообщение изначально опубликовано в блоге
Форум сайта «Библиотека Якова Кротова». Вы можете прокомментировать здесь или в исходном
блоге.