Как начинался Февраль…

Feb 05, 2023 05:30

Пролог. Хроника.
~ 22 (9) января 1917. 50-тысячная забастовка петроградских рабочих в честь годовщины Кровавого воскресенья.
~ 18 (5) февраля. Для борьбы с беспорядками в столице образован Особый военный округ (командующий - генерал С. С. Хабалов).
~ 27 (14) февраля. Численность бастующих питерских рабочих достигает 80 тыс. человек. Hа заседании IV Думы депутаты требуют отставки ряда министров царского правительства.
~ 3 марта (18 февраля). Начало крупной забастовки на Путиловском заводе.
~ 8 марта (23 февраля). Международный женский день. Массовые демонстрации работниц в Петрограде с требованием обеспечения населения продовольствием. Фактическое начало революции.
~ 9 марта (24 февраля). Первые столкновения демонстрантов с полицией.
~ 10 марта (25 февраля). Всеобщая забастовка рабочих Петрограда. Отказ казаков открыть огонь по демонстрантам. Директива Николая II генералу Хабалову «прекратить беспорядки».
~ 11 марта (26 февраля). Столкновения восставших с войсками. Гибель примерно 150 человек. Объявление перерыва в работе Думы.
~ 12 марта (27 февраля). Восстание в Петрограде. Братание рабочих и солдат. Взятие восставшими арсенала, ряда общественных зданий, Зимнего дворца. Арест царских министров. Образование Петроградского Совета рабочих депутатов, к которому примыкают выборные представители солдат. Образование Временного комитета Государственной думы. Начало складывания двоевластия.
~ 13 марта (28 февраля). Выход в свет первого номера «Известий Петроградского Совета рабочих депутатов».
~ 14 (1) марта. Петроградский Совет издает Приказ № 1, в котором призывает создавать в воинских частях солдатские комитеты (что означает подконтрольность армии Советам).

Студенческий блог 1917 года.
Из дневника студента А.Аленкова, написанного в тетради с конспектом лекций по математике.

8 марта (23 февраля).
В городе нет хлеба. Необыкновенно длинные очереди. Трамваи ходят беспорядочно. А на Невском демонстрации с требованием хлеба. Казаки ведут себя спокойно, шумят с публикой... в общем на улицах оживление и даже что-то праздничное.

9 марта (24 февраля).
Объявление градоначальника о том, что в городе мука появилась и будет хлеб, но на самом деле нет ни того, ни другого. Происходят одиночные побоища, бьет полиция, войска пассивны. Появились хулиганские погромы мелких магазинов.

10 марта (25 февраля).
Некоторые заводы бастуют. Движение разрастается. На Знаменской площади казак зарубил пристава, у Финляндского вокзала убит полицмейстер Шалфеев. Ждут обширных забастовок, хотя, зловещих признаков нет.

11 марта (26 февраля).
У храма Воскресения Павловский полк стрелял в полицию и после чего взят под стражу.

[Дальше - описание событий 27 февраля.]

Волынский, Преображенский, Семеновский и другие полки восстали, были сражения отдельных полковых частей между собой (на Литейном), к вечеру число восставших воинск[их] частей возросло до 25 тысяч, кроме того, присоединились воинские части, вызванные из Царского для усмирения восставших.
В разных частях города происходят сражения. Разрушен арсенал, подожжен окружной суд, взята Петропавловская крепость, в которой, будто бы находились казаки. Из "Крестов", Литовского замка и других тюрем выпущены преступники.

Совет министров подал в отставку (за исключением Протасова) и скрылся. Объявленное Временное правительство из членов Государственной Думы в числе 11 человек: Милюков, Родзянко, Керенский, Некрасов, Шульгин и другие.
Родзянко послал вторичную телеграмму царю, в которой говорит, что решается судьба империи. После телеграмм (им же), Рузскому и Брусилову, в которой Родзянко просит оказать воздействие на царя. В ответ получена телеграмма, что "долг перед Родиной исполнил"...

13 марта (28 февраля).
За ночь присоединились остальные воинские части. В Финляндском полку и в Галерной гавани всю ночь была стрельба. Полиция переоделась в штатское и стреляет по войскам из окон, после чего, обычно добираются до полицейских и убивают.
По улицам разъезжают автомобили с красными флагами и вооруженными людьми. Ходят патрули из солдат и рабочих. Хулиганства мало, хотя почти все время и почти всюду идет стрельба: говорят, что стреляют полицейские и озорничают подростки. Я видел, как осаждали полицейский участок на Большом проспекте Вас[ильевского] о[строва].

В Государственную думу отправились депутации от войск и рабочих, где к ним обращались депутаты с просьбой вернуться в казармы, слушаться офицеров и не нарушать порядка. Совет рабочих депутатов организует питательный пункт, хлебопекарни и т.п.

В институте сходки с участием профессуры. Выражают надежду, что Временный комитет доведет до конца борьбу с внешними врагами и внутренним - правительством...

14 марта (1 марта).
Говорят, что государь арестован в Бологом [на самом деле, позже и не в Бологом]. У Адмиралтейства идет пулеметная стрельба. Протопопов арестован. Англия и Франция признали временное правительство.
Назначены комиссары исполнительного комитета. Опубликованы приказы члена Временного комитета Караулова, которыми преследуется цель - водворить порядок. Приказ не отбирать оружие у офицеров.

Арестованы: Горемыкин, д[окто]р Дубровин и др. Вел[икий] кн[язь] Кирилл Владимирович передал Гвардии экип[аж] Временному правительству. Офицерам приказано явиться в зал Армии и Флота и получить предписания. Со[вет] рабочих депутатов агитирует за демократическую республику и призывает солдат выбрать офицеров...

https://prozhito.org/notes?diaries=%5B2063%5D

Страдания монархиста.
Дневник полковника Николая Александровича Артабалевского.

1917 год.

10 марта (25 февраля).

Сегодня 26-е, но то, что я записываю, было вчера, 25-го февраля. Вчера я не думал еще браться за перо, но сегодня берусь. Предчувствие заставляет меня это делать.

Петроград. Невский у "Доминика" [сейчас это дом 22-24 по Невскому проспекту]. Серое небо, сырой воздух, грязно заснеженные мостовые и нечищенные тротуары. Магазины открыты. Трамваи иногда собираются длинным эшелоном вагонов и останавливаются. Ждут полчаса, может быть больше, а потом двигаются медленно дальше.

В городе беспорядки. Начались на окраинах, в рабочих кварталах, и захватывают центр. Среди невской публики уже заметно преобладание рабочих, работниц, студентов и полупочтенных статских, озабоченных и торопящихся. Много прапорщиков военного времени. Конные патрули казаков и усиленные наряды городовых с гвардейцами запасных батальонов.
Отдельные конные отделения и взводы проходят рысью и по Невскому, иногда переходят в шаг, сворачивают в одну из боковых улиц, спешиваются или, не слезая с коней, останавливаются на углу.

От Знаменской площади стала надвигаться толпа. Кричали: "Хлеба! Хлеба!" Казачий взвод рысью пошел ей навстречу. Винтовки за плечами, шашки в ножнах. Шли лениво, нехотя.

Быстро пронеслась в сторону Адмиралтейства карета одного из посланников. Другая остановилась на углу, и из нее вышел японский посланник с японским чиновником. Они простояли некоторое время переговариваясь и внимательно следили за улицей. Уехали.

Подходила толпа с криком "хлеба"! Прошла торопливо публика. Некоторые свернули с Невского, другие забежали к "Доминику". Подошла толпа человек в сто. Казаки ее взяли в кольцо. То же равнодушие на лицах казаков; шашки в ножнах, винтовки за плечами, нагайки не в руках, а на шашках. Люди легко просачиваются сквозь их ряды и в сомкнувшемся кольце оказываюсь я один.

Казачий офицер подъехал ко мне. Поздоровались. - "Взяли бы их в нагайки", сказал ему я. - "Отказываются. Вчера пошли бы, а сегодня уже нет". - "Отчего?"
- "Ночь около Государственной Думы простояли. Из нее кто-то выходил и говорил с казаками. Сегодня утром на Знаменской скомандовал: "шашки вон", а они мне: - "брось, ваше благородие! Не замай. Нэхай их себе". - "Плохо".
- "Э-эх!" - и казачий офицер, безнадежно махнув рукой, отъехал. Казаки, хитро улыбаясь, тронулись за своим офицером.

По Невскому то и дело проходили различной величины группы рабочих, кричавших "хлеба"! Пройдя по Невскому, эти толпы сворачивали в боковые улицы, а на их место из этих улиц выходили другие, сначала пачками, а потом собирались в толпу и требовали хлеба.
Шли эти группы спокойно и никого не задевали. Была видна организованность в этих сменах пачек, и те из них, которые заходили в боковые улицы, возвращались через некоторое время на Невский уже возбужденными.

Прошел на Казанскую улицу. Из ворот некоторых домов выходили рабочие и работницы, вытирая руками свои рты. Остановился и стал наблюдать за одной подворотней. Очень скоро, по виду ломовой извозчик подкатил к воротам ручные санки с чем-то, покрытым рогожей.
Из ворот тотчас же вышли статский и обтрепанный студент, судя по фуражке. Они быстро сбросили рогожу и стали снимать с саней водочные четверти, унося их в подворотню. После разгрузки санок, ломовой торопливо укатывал их, очевидно, за новыми четвертями.
На Садовой, по обе стороны Невского, то же самое. Здесь меня поразило то, что из групп таких личностей до меня донеслись обрывки английской речи. Это было у фабрики Крафта.
То же самое на Екатерининской и особенно на Литейном и Владимирском. На улицах же, выходящих на Знаменскую площадь, я нашел в подворотнях целые трактиры.

Мне стало ясно, зачем эти группы рабочих заходили с Невского в улицы и почему их голоса становились крикливее и резче и нахальнее кричали - "хлеба"! На Старом Невском у одних ворот я видел полупьяный казачий патруль...

11 марта (26 февраля).

Полдень. Сегодня в командование батальоном вступил капитан П.Б.Вальден. В Петрограде, по слухам, восстание в полном разгаре и начались пожары. Говорят, что горит окружной суд на Литейном.

[Похоже, что часть записей 26 февраля относится к событиям 27 февраля.]

В Царском спокойно; в казармах полка тоже. Признак нехороший, так как слишком тихо.

Фельдфебель Павлов, старый запасный с седыми уже волосами и усами, держась в струнку, сказал мне после Шикуна:
- "Царь прикажет - пойдем и помрем. Дождаться надо Его генерала с самоличным приказом от Него самого, Государя Императора, значит. Тогда и исполнить его точно и беспрекословно, до последней капли крови.
А теперь, вестимо, надо с тем быть, кто порядка требует, кто установит его желает, а не с тем, кто Царю изменяет и беспорядок заводит. А генерал этот от Государя Императора беспременно прибудет. И приказ привезет настоящий, на пользу Престола и Отечества".

- "Значит, ты тоже, Павлов, клонишь к Государственной Думе?" - "Неукоснительно, ваше высокоблагородие. Потому что она, значит, в настоящий момент единственная на порядок старается. На то мы и солдаты, чтобы в государстве порядок держать. До собственного Его, Государя Императора, повеления, вестимо".

- "Ну а ты, Аникиев, что можешь сказать?" опросил я у взводного, тоже старого армейского фельдфебеля, тоже седого, назначенного к нам из второочередного запаса. Он утром был в Петрограде и вернулся вскоре после обеда.

- "Хорошего ничего не скажу, ваше высокоблагородие. За всю мою жизнь такого правительства не видел и от стариков не слыхал. Ежели что и происходило, так либо губернатор, либо генерал непременно порядок водворял. Нынешнее правительство все попряталось, а честных людей на убой пустило. Городовых, наших же наилучших унтер-офицеров бывших, по два, по три, а то и по одиночке на крышах с пулеметами расставило, а их бьют, как мух, все равно. Беспорядок полный, а власти никакой. На грузовиках студенты, да рабочие разъезжают. Они ж, поди, и командуют. Прапорщики еще запасные. Родзянко к порядку зовет и действует. Помочь надо, пока приказ Царский не пришел"...

Подпрапорщик Диречин доложил, что рота для усмирения совсем ненадежна и, если ее поведут, то будет худо. Ведут себя очень хорошо; дисциплина в казарме полная, которую, оставаясь в казарме, можно будет сохранить до конца. Другие это подтвердили.

Унтер-офицер Шикун, только что вернувшийся из Петрограда, куда он мною был послан на разведку, доложил, что там все воинские части уже на стороне Государственной Думы. В Адмиралтействе еще есть части, не примкнувшие к Государственной Думе, но их повидимому очень мало и они бездействуют.
- "Господа все за Думу", говорил он. "У генерала Хабалова войск уже нет. Если уж господа с Думой, то нам тоже надо идти с нею. Наше дело простое - мужику господ слушаться. Им виднее. Да и против рожна не пойдешь".

- "В данном случае ты и должен слушаться меня, твоего ротного командира".

- "Так точно, ваше высокоблагородие. Только сердце мне подсказывает, что я должен доложить, что нам оно виднее, что делается. Я так понимаю, ваше высокоблагородие, что мы все, значит начальствующие, обязаны доложить вам обо всем, что делается, а после делать то, что вы прикажите".

"Я ваш молодой, ваше высокоблагородие", начал говорить после него Диречин. "Вы меня обучать начали, вы меня в люди вывели и вот я, слава Богу, подпрапорщик сверхсрочный. Я должен теперь вам сказать и пособить. Время очень скверное, люди ненадежные и вам неизвестны они так, и как мне и вот им. Стрелки уже почувствовали, что старого начальства нет никакого. Они и знают это. Агитаторов этих в ротах хоть отбавляй и нет возможности уследить за ними. Они среди прапорщиков, среди вольных и среди самих стрелков. Они и рассказывают людям все, что делается в Петрограде. Стрелки знают лучше г.г. офицеров.
Дозвольте доложить истинную правду. Начальство все, высшее так сказать, нас покинуло. В Питере оно неизвестно где, да и здесь так же. Только что г.г. полуротные да ротные и показываются людям. Еще батальонные, а что выше - тех не видать и не слыхать. В Петрограде дело сделано. Там уже все пропало.
Бунт полный и г.г. офицеры уже не командуют. Слушают Думу, а больше Совет рабочих депутатов. Что это за штука такая Совет, ни мне, ни вот им доподлинно неизвестно. Это узнаем. Пока люди вас, ваше высокоблагородие, слушают, надо их и держать.
Вам, ротному командиру. одному, без поддержки старших начальников, одною строгостью их не сдержать. Не справиться ни вам, ни нам. Нынче выходит так, что надо добиться, чтобы люди и вам верили, а не только боялись бы вас и нас..."

12 марта (27 февраля).

Вечером. День совещаний. Но запишу с начала дня. День был теплый и солнечный. Оттепель, пахнет весной. В Царском спокойно. Магазины открыты. Базар и Гостиный двор торгуют по обычному. В частях гарнизона идут обычные занятия.

Был в роте. Часть стрелков была на занятиях, а остальные на работах в расположении батальона. Люди выглядели спокойными и отвечали бодро. Дежурный доложил, что в роте все благополучно. Фельдфебель, подпрапорщик Диречин, доложил то же и добавил, что из отпуска приехал стрелок.

Осматривал его вещи, согласно приказа. Диречин их разбирал и показывал мне. Наткнулся на Маркса и Каутскаго. О Марксе я знаю только то, что его сочинения надо отбирать и представлять по начальству; о Каутском ровно ничего не знаю.
Перелистав книгу, я спросил стрелка: - "Ну что же, ты все понял, что здесь написано?" - "Это не для нас, ваше высокоблагородие. Я неграмотный". - "Откуда они у тебя?" - "Цивильный в вагоне дал. Я не хотел брать и говорил ему, что неграмотный, а он говорит: возьми, в казарме есть кому почитать. Ну, я и взял". Стрелок был действительно неграмотный и как солдат - исправный.

В это время в ротную канцелярию пришел капитан А.В.Круглевский. Вызвав меня из канцелярии, он сообщил, что в Петрограде очень скверно. За минувшую ночь почти все части гарнизона примкнули к Государственной Думе и что его Вальден назначил командовать ротой, вызванной от нас спешно в Петроград. Он пришел, чтобы сообщить мне об этом и самому выбрать надежных стрелков для формирования роты из тех, которых он знал в лицо.

- "Читал газеты"? спросил я. - "Нет. Их нет сегодня. Почты тоже нет. Вальден только и получил одно приказание об отправке роты, а больше никаких распоряжений".

- "Странно, от кого приказание?" - "От нашего коменданта. Передал лично адъютант"...

Запала тревожная мысль, что власть в Петрограде справиться с беспорядками местными войсками не может, раз берут из Царского, где находится Царская Семья, лучших людей. Хотя здесь для охраны имеются Конвой и Собственный Его Величества пехотный полк, но здесь также находится запасный тяжелый артиллерийский дивизион, сплошь распропагандированный. К обеду стрелки стали собираться в казарме...

Жену сегодня утром вызвали по телефону родные ее двоюродного брата. Ее кузен арестован толпой в Шувалове, при возвращении из своего имения. В Петрограде волнения охватили весь город и власти оправиться не могут. Взялась за водворение порядка Государственная Дума, выделив из себя Исполнительный комитет с Родзянко во главе.

В правительстве полная растерянность. У военной власти тоже. Хабалов бездействует. Городовых стреляют как куропаток. В Петрограде ружейная и пулеметная стрельба. Солдаты бродят по улицам и вышли из подчинения своим офицерам.

Одна надежда на Исполнительный комитет Государственной Думы. Подробнее жена узнать не могла, да и те вести, что она принесла, достаточно обрисовывают положение в столице. Газет сегодня не было...

Итак, приказаний и распоряжений никаких, даже от Вальдена. Информации никакой. А между тем положение таково, что мое первое же появление в роте заставит меня отвечать, наверное, на вопросы начальствующих стрелков, при чем вопросы их могут и безусловно будут выходить из обычных служебных рамок. Оставлять их без ответа, конечно, нельзя и отвечать нужно ясно и определенно.

Но как и что отвечать, какие давать разъяснения и приказания, когда сам себе еще не дал ясного отчета в совершающихся событиях. Приходится разбираться в политике, а в этом мы все, кадровые офицеры, полные младенцы.
Но где же те, которых Государь поставил правителями, начальниками? Которым Он вверил судьбу России, судьбу Трона, судьбу своей Семьи?
Государственная Дума по указу Царя не разошлась. Неповиновение? Восстание тоже? Если бы она разошлась, то судьба Родины и Династии осталась бы в руках запрятавшегося безвластного министерства, бездеятельных властей, значит попала бы в руки разнузданной черни.
Так худо ли сделал Родзянко, возглавив Исполнительный комитет Думы? Не есть ли это с его стороны смелый шаг к спасению России и Династии? Не продиктовано ли ему это любовью и преданностью к Царю и Родине? И кто выполняет присягу: тот ли, кто постыдно сбежал с поста или бездействует, или тот, кто имел мужество пойти против указа и призвать к порядку и законности?

Пока не пришло приказание Царя через лицо, им уполномоченное, надо во имя присяги, во имя любви к Царю и Родине идти с тем, кто требует порядка, законности, дисциплины, а не с тем, кто неизвестно где, невидим, неслышим властно в роковой час Родины и Династии.

Первое, что надо теперь делать, это сохранить порядок в Царском, памятуя, что здесь больная Семья Государя. Как это сделать при полном отсутствии местной власти? Подчиниться распоряжениям Исполнительного комитета Государственной Думы до царского указа...

13 марта (28 февраля).

Ночь прошла спокойно. Все утро тоже. Волнений в роте нет. Шли обычные занятия и работы. Волнения в других ротах не заметил. Был на обеде стрелков. Пища скверная, как уже давно. Щи ненаваристые жидкие. Мясо жесткое. Порции неполные. Сегодня варят вместо каши чечевицу, очень неважную и нечистую. По моему это плохо.

Скверная пища может дать повод к недовольству. Недостаток котлов заставляет стрелков торопиться с обедом, дабы дать очередь другим. Они не любят, когда их торопят с едой. Хлеб очень хороший. Хорошо выпечен и вкусный; вес полный.

В помещениях рот стрелки набиты далеко свыше нормы. Нары в два ряда. Одеты отвратительно. У некоторых нет даже тельной рубахи, а вши едят их напропалую. Об этом уже много раз докладывалось, много писалось, но дело не улучшилось, а ухудшилось. Еще лишний повод к беспорядку.

Скверно на душе от предчувствия чего-то рокового. Зовут обедать. До вечера, если все будет спокойно...

14 марта (1 марта).

Поздняя ночь. За вчерашний день, вечер, ночь и сегодняшний день много событий. Едет из Ставки с Георгиевскими кавалерами генерал-адъютант Иванов. Одни ждут его с нетерпением, другие - с беспокойством и опаской.

1-й Гвардейский Стрелковый запасный батальон выступил против генерала Иванова. Наш батальон, по политической революционной неблагонадежности, оставлен на месте.
В руках генерала Иванова - судьба. Вся надежда на него. Ведь это едет тот самый царский генерал с царским приказом, которого так ждут здесь многие. В случае его приезда усмирим немедленно Запасный артиллерийский тяжелый дивизион и те части запасных батальонов, где уже люди заметно бродят.
Нужно твердое слово, энергичные приказы и действия и многие подымут голову. Появится твердая власть, верная ей воинская сила и порядок быстро восстановится.

Мои стрелки дежурят на Царскосельском вокзале и у Александровского дворца. Это дежурство - неофициальное и тайное. На вокзале для того, чтобы сообщить мне немедленно о приезде генерала Иванова, а у дворца, чтобы во время предупредить в случае эксцесса против Царской Семьи.

Сводный полк посты непосредственной охраны дворца уже сдал 1-му Гвардейскому Стрелковому запасному батальону, а конвойцы уже на подъезде Таврического дворца.

Прав оказался Диречин, говоря, что они раньше других оставят Семью. Причина их сдачи постов революционному батальону мне неизвестна и я воздержусь записывать более подробно свои мечты об этом очень прискорбном факте, очень скверно подействовавшем на моих стрелков...

https://prozhito.org/notes?diaries=%5B5587%5D

[Н.А.Артабалевский (Артоболевский, 1886-1967) - полковник с 1917 года. О его службе в белых армиях не сообщают. После революции жил в Марокко и во Франции.]
виа vlad17-gradov

История России, 1917

Previous post Next post
Up