Часть 1.
Часть 2.
Часть 3.
Часть 4.
МеркАз клитА - центр абсорбции.
Мерказ клита! Что в этом звуке
Для сердца бедного сплелось?
Каким ругательством безумным
Оно в душе отозвалось…
Ох, уж эта «мерказ клита Гило»!
- О, времена, о, нравы, - воскликнет неискушенный читатель и будет прав. Ей богу, прав.
Во-первых, само здание. Этот безумный курятник располагал к атмосфере вороньей слободки. Его описать почти так же трудно, как и другое творение «сумасшедшего местного Гауди» с большой шизоидной шишкой вместо мозга.
Я все же попытаюсь это сделать. Сей курятник скворечник располагался на площади в 3/4 круга в 2 ряда. Чтобы в него попасть, надо было подняться ступенек на 20-30, да кто их считает, разве что бабушки, коих там было видимо - невидимо. Внутренний ряд представлял собой 3-х этажные насесты, каждый из которых - жилище (квартирой это трудно назвать даже с большой натяжкой), к которому вела железная наружная лестница. Представьте себе пожарную лестницу. Ну, эта чуть приличнее. Входом и одновременно окном являлись 2-х створчатые железные жалюзи, а-ля ворота. Ворота захлопываются, и солнечный свет, кажется, навсегда покидает эту юдоль печали. За мрачными зАмковыми воротами большая, в кавычках, комната с кухонным аппендиксом в конце, плавно переходящим в клозет, совмещенный с сидячей ванной, прозванной в Москве «га-ванной» еще во времена незабвенного Хруща. Рядом с га-ванной спаленка на одну кровать. Кровать, естественно, все, что туда вмещалось. В сортире, конечно же, окно, как всегда заменяющее вытяжку. К этой особенности израильских клозетов, я думаю, вы уже привыкли. Это двухкомнатный люкс, прошу любить и жаловать. Трехкомнатный чуть лучше, но не шибко. Рядом с этим, наш караван-сарай видится настоящим дворцом.
Вот уж действительно все относительно…
Внешний ряд - одноэтажные полуподвальные апартаменты с чахлым подобием садиков, выходящих собственно на улицу. И во всем этом еще помещались злополучные мотоцикл и пианино - джентльменский набор тогдашнего репатрианта из совка.
Сразу вспоминается,
- Приведи в дом козу. Что, все еще тесно? Тогда приведи в дом корову…
Что невыносимо? Тогда отправь корову в коровник!
Стало легче? Теперь выгони во двор козу.
Правда, у тебя очень просторно?
На всем лежит печать запустения и нищеты, запах грязи и склок.
И слухи, и сплетни, и зависть.
И словно мухи тут и там ходят слухи по домам,
А беззубые старухи их разносят по углам,
Их разносят по углам.
Слушай, слышал, под землею город строят?
Да, говорят, на случай ядерной войны.
Да, вы слыхали, скоро бани все закроют повсеместно?
Навсегда и эти сведенья верны!
(с) В. Высоцкий.
- А вы знаете, Шлема, оказывается, совсем не Шлема, а скрытый Вася. Он свинину кушает!
- Да что вы говорите, а как хорошо прикидывается чайником!
- Представляете, те, кто не взял машканту (ипотечная ссуда, кто не помнит) сегодня, опоздали навечно, завтра уже не дадут…
- А вы свой телевизор где брали? А почем? Ха, а я дешевле…
И жизнь коллективная вся у всех на глазах. Непрерывно чужие глаза и уши в твоей тарелке и под одеялом. Как в Лучших домах ЛондОна и Конотопа…
Все друг друга обсуждают и осуждают. Невозможно сказать апчхи, чтобы с другого конца муравейника бы не раздалось,
- Так тебе и надо!
Помню одно из первых потрясений. Чернокожий молодой человек, разговаривающий на чистейшем русском. Ну, представьте, негр в Израиле, говорящий по-русски. Да к тому же, оказавшийся внуком известнейшего советского композитора. Нонсенс!
А вот смешно вспомнить. По центру всегда ходили религиозные ортодоксальные евреи, пытавшиеся чем-то помочь, а заодно приобщить отбившихся и заблудших братьев меньших к вере предков.
И вот в одной семье, где уже просто не знали, как избавиться от них и их нравоучений, на вопрос, чем бы они могли помочь, было получено два охерительных ответа.
1. Не могли бы они подыскать главе семейства работу по субботам (еврею религиозный закон запрещает работать в субботу). Трудно придумать что-то оскорбительней и абсурдней в качестве просьбы, обращенной к ортодоксу.
2. Не могли бы они связать их дедушке кипу с завязками, потому что на его лысине без завязок не держится.
Больше там никто из доброхотов уже не появлялся.
Я только начала работать. Через месяц ко мне подходит кто-то и ехидно спрашивает, что я теперь собираюсь делать. Непонимающе смотрю,
- Но ведь мне сказали, что тебя уже выбросили с работы!
Под гнетом трудности и перманентной промывки мозгов люди начинают воспринимать религию, как единственную надежду на облегчение. Доходит до абсурда. Встречаю в автобусе одну знакомую из мерказ клиты, да там все почти друг друга знают. И даже нас, только учившихся в ульпане, знают все.
Она потеряла работу. Для меня это выглядит полной катастрофой.
- Ну, ты ищешь что-нибудь?
- Нет…
- ?????
- Полгода буду получать пособие, государство поможет.
- А потом?
- Само как-нибудь устроится. Бог поможет…
- А что ты будешь делать, если государство уже закончит помогать, а бог еще не начнет?
Сегодня, с высоты прошедших 17 лет, эти условия кажутся несовместимыми с жизнью. Но ведь жили, да и сейчас там живут люди. Правда, это уже не центр абсорбции. С уменьшением потока репатриантов его превратили в муниципальное жилье для тех, кто так и не сумел оттуда выбраться. По большей части это пенсионеры. В какой-то момент часть пустующих квартир силовым приемом просто захватили марокканские семьи, не имеющие жилья и работы.
И все же, именно там мы обзавелись друзьями на всю оставшуюся жизнь. Именно там нашлась нам и помощь и поддержка в трудную минуту. Именно там начались наши израильские университеты, заставившие все-таки несмотря ни на что и вопреки всевозможным обстоятельствам стать тем, кем мы стали сейчас. Именно там мы встретили тех, кто даже в таких условиях умудрились остаться людьми. Именно там разыгрывалась трагикомедия под названием абсорбция! Ее бы можно было назвать фарсом, но ведь все было совсем не понарошку.
Продолжение следует…