В четверг умер дедушка по отцовской линии. Отмучился, как говорят в народе, - долго и тяжело болел, испытывая адские физические мучения при полностью сохранном сознании. Никому бы не пожелал такой участи.
Я смалодушничал. Я прекрасно умею пользоваться г**й и достаточно хорошо понимаю, какие препараты могли бы ему помочь: как в контексте ускорения процесса, так и в плане его облегчения.
Но я не сделал ничего. Испугался последствий. Испугался срока.
Большая часть родни - врачи и правоохранители / чиновники. Они, имея все возможности, не помогли старому больному человеку, но, уверен, сожрали бы меня, если бы это сделал я. И я не решился, предпочёл свой комфорт и безопасность. Считаю этот выбор правильным, но что-то внутри неприятно грызёт.
Он был шизоидом и атеистом. Никогда не ходил на чужие похороны, считая, что память - она не в бессмысленных ритуалах, а в разуме людей, в их поступках, в тех, кто остался жив, и как-то продолжает дело покойного или учитывает его волю.
Пафосные помнискорбители не трансцендируют нас, это делают только и исключительно те, кто как-то продолжает наши интенции после нашей смерти.
Он это знал.
Старый идейный коммунист, он всегда сторонился религии, по крайней мере, в её мещанском и вульгарном понимании.
Его отпевали. Поп, закашливаясь, ходил кругами вокруг тела, нимало не смущаясь тому факту, что трое из присутствующих не крестились в положенных местах.
Похоронная бригада - откровенные психопаты. Не мог не отметить одного из них, настолько уж яркий был персонаж, настолько сочился жаждой наживы сквозь маску принятых правил приличия. Интересно, у них там какой-нибудь профотбор есть? Или есть, и это его результат?
Подумалось, что я мог бы работать в таком месте. Понятная структурированная процедура, возможность отыгрывать и шизоидные, и антисоциальные тенденции. Наверное, неплохая психотерапия - при правильном подходе.
В храме я вернулся в детство. Ощущение неуместности, ненужности, вины, несуществования и кошмара галлюцинаторного мира. Пиздец, как будто снова 8 лет. Не думал, что когда-нибудь снова придётся это пережить. Такова реакция на семью. Хуёво было без нейролептика. Накачался нормотой, но не особо помогло.
Не пить НЛ были свои причины.
Лицемерие. Не успели закопать гроб - народ разделился по кучкам, "скорбящие" стали решать какие-то деловые вопросы.
Или это просто психологические защиты? Хотелось бы верить, но не получается.
Лицемерен и я сам. Я не был близок с покойным. Я радовался его смерти. Радовался за него. Просто из соображения о том, что достойный человек перестал испытывать страдания. Я не хотел идти туда.
Но пошёл. Почему? Не знаю. До сих пор не могу найти для себя честный ответ на этот вопрос.
Хотел ли я таким образом увеличить свои шансы на получение наследства? Однозначно нет. Я знаю, что даже если я и захочу этого, там есть гораздо более матёрые манипуляторы, которые, как стервятники, слетятся, не успеет умереть его супруга.
Хотел ли я попрощаться с дедушкой? Тоже нет. Опять же, не вижу смысла во всех этих ритуалах. Более того, считаю кощунством устраивать последовательному атеисту похороны по православному обряду.
Поддержать родственников? Не знаю, возможно, из "уважения к старости". Но, какое, к чёрту, уважение?! Нет его во мне.
Страх... Я трус, и, вероятнее всего, мной двигал страх. Чего я боялся?
Отвержения со стороны семьи? Меня и так "вычеркнули из генеалогического древа". Может быть, это остатки моей паранойи насчёт физической расправы? Тоже, вроде, нет - паранойя моя говорила, что расправятся со мной, скорее, за присутствие там, чем за то, что я не приду.
Салютная группа МВД. Представители полиции и армии. Слова о честности, нотки осуждения. "Был патологически честным".
Честность и порядочность как патология. Рассуждения из уст врача. Многое говорит, на самом деле. Не только о них, но и обо мне: я часть этого всего, как бы мне ни хотелось отмежеваться.
Из всей родни только один мужчина реально скорбил. Я забыл о том, что этот прекрасный человек как-то связан со мной родственными узами. Мог бы гордиться генетикой - гордился бы.
Погружение в детство. Беспросветный пиздец. Страшные, жестокие, с улыбкой предающие люди - и среди них дедушка: отстраненный, не участвующий во всём этом блядстве, погружённый в себя. Честный. Возвышающийся над всей этой мышиной вознёй. Живым - он был таким же.
Холодный, отстранённый, сильный, равнодушный. Наверное, он в какой-то степени сформировал мой идеал, мой образец мужской фигуры, которому я никак не могу соответствовать.
Я не был, не мог быть близок ему. Ни ему, ни мне это не было нужно. Я не мог с ним говорить.
Но я мог с ним молчать, и это - гораздо большее. На семейных сходках, на которые я попадал, практически всегда был момент, когда мы куда-то уединялись, и после нескольких дежурных вопросоответов "Как жизнь? - Нормально" сидели и молчали. Прятались в этом молчании от странных и неприятных коммуникаций.
Любил ли я его? Нет. Но я его уважал. И до сих пор уважаю. И если действительно нас трансцендируют те, кто продолжают наши интенции, я бы хотел сделать это для него. Я хотел бы пронести его "патологическую честность" в будущее. Не знаю, смогу ли, но намерение есть.
Это единственная форма почтения его памяти, которая будет понятна. Понятна и мне, и ему.