Сны. 26.12.15 / 27.12.15
Итак, первый сон. Точнее, два сна за одну ночь - один про поездку в Канаду, второй - про психушку и бункер фашистов. Ну, и моя попытка дать им психоаналитическую интерпретацию.
Сон 1 - Поездка в Канаду
Содержание
Начинается всё с того, что я оказываюсь в поезде с некоей семьёй. Они, судя по поведению и внутренним ощущениям, мои родственники (но на реальных членов моей семьи они не похожи). Глава этой семьи говорит мне, что мы едем в Канаду (да, на поезде, лол, у кого-то была пятёрка по географии :)).
Мы туда едем. Едем очень долго, большую часть сна занимают потрясающие виды из окна. Я сижу отдельно от этой семьи и любуюсь видами величественной северной природой: бескрайними снежными полями, величественными горами, огромными хвойными деревьями. У меня возникает желание сделать фотографию и отправить её сестре, но меня удерживает тот факт, что интернет в роуминге слишком дорог.
Через довольно продолжительное время мы оказываемся на станции назначения. Она представляет собой территорию квадратов 400, огороженную высоким забором. На этой территории расположены несколько типичных торговых лотков с китайцами, продающими всякую ерунду (ножи, фонарики, брелоки, скотч, посуду, щётки и прочее подобное хозяйственное). Один из лотков - пищевой, там китаянка торгует разными мясными блюдами - шашлычками, салатами и т.п.
Чуть поодаль от рядов стоит киоск. Он - самое большое строение на этой территории. В этом киоске сидит некий служитель канадского закона, который принимает паспорта и выдаёт какие-то документы, которые дают право на пребывание на территории страны.
Возле киоска выстроилась очередь из пассажиров этого поезда. В этой очереди я нахожу своих родственников, подхожу к ним и ожидаю, когда меня обслужат. Через некоторое время я оказываюсь возле окошка, отдаю свой паспорт. Несколько минут служитель думает, после чего задаёт мне вопрос о цели визита. Я окидываю взглядом территорию, вижу унылые грязные торговые ряды, антисанитарию у торговки мясом, и понимаю, что я и сам не знаю, зачем я сюда приехал. На вопрос служителя отвечаю честно: "Не знаю". К моему удивлению, он принимает этот ответ и, покопавшись ещё немного в своём столе, выдаёт мне какую-то бумажку.
Я отхожу от ларька и иду к китаянке, торгующей мясом. Подойдя к ней, я пытаюсь жестами объяснить, что хочу приобрести некое блюдо, название которого я забыл. Она по-русски просит меня сказать словами, что мне нужно, я отвечаю, что толком не помню, и она высказывает догадку: "Собачатина в семечках". "О, точно, собачатина в семечках!" - восклицаю я, радуясь тому, что меня поняли. На это она говорит, что блюдо такое знает и готовить умеет, но прямо сейчас оно, к сожалению закончилось.
Я, расстроившись отхожу от лотка, смотрю на унылую картину этой "резервации", забор загораживает мне виды природы, ничего интересного не происходит, и я понимаю, что мне пора на обратный поезд, и вообще надо было ехать в Корею.
Интерпретация
Следуя за Яломом, я принимаю идею о том, что путешествие - это метафора психотерапии. Прекрасные виды из окна - это временные улучшения и интерес к самому процессу, он мне, определённо, нравится.
Отсутствие "собачатины в семечках" - это опасения того, что в результате курса терапии я не решу своих проблем с работой. Это та проблема, которая беспокоит меня сейчас сильнее всего.
Общее настроение - унылые торговые ряды (и зачем ради такого ехать аж в Канаду?!), забор, заграждающий перспективу, закончившаяся собачатина - это набор моих страхов неуспешности курса терапии.
Ну, а поездка в Корею, которая логично следует из неудачи в Канаде - это альтернативные подходы к лечению. У меня порой действительно возникают самые разные бредовые идеи на этот счёт (вплоть до ЭСТ, ибо очень устал уже).
Сон 2 - Немцы в бункере
Содержание
Я лежу в психиатрической больнице. Обстановка отличается от той, которая была у меня в реальной жизни в стационаре, но ощущения явно говорят, что это именно он. В отличие от настоящей больницы, это отделение находится в бункере глубоко под землёй. Из взрослых пациентов - только я, остальные - дети. Отеделение не имеет окон (под землёй же), довольно тесное, потолки низкие, а входы и выходы из него перекрыты мощными дверьми, как в фильмах про ограбления банков.
Этих детей довольно жестко закалывают нейролептиками, поэтому они лишены типичной детской подвижности и любознательности и больше похожи на скованных внутренним оцепенением взрослых. Они тихие, не играют, не бегают и не шумят. Однако мы находим с ними контакт и немного разговариваем, мне с ними достаточно комфортно.
Неожиданно я оказываюсь за пределами отделения, на несколько этажей выше (но всё так же глубоко под землёй). Вместе со мной там оказывается некий мужчина лет пятидесяти, но довольно бодрый и имеющий хорошую физическую форму. От него я узнаю о том, что нашу больницу захватили немцы, они перекрыли в отделение доступ кислорода, воды и еды, и пациенты там остались примерно на месяц. Скорее всего, все дети умерли, но мы решили проверить.
Я спустился вниз, открыл дверь (снаружи она легко открывалась) и начал осматривать помещение. К своему удивлению, я не обнаружил трупов. Более того, нигде не было экскрементов, следов попыток открыть двери, одежды. Ещё больше удивило то, что кое-где оставалась еда: 20-30 человек, даже маленьких, должны были съесть всё, включая друг друга, но, вопреки ожиданиям, под матрасами и в тумбочках я находил конфеты, печенье, мандарины. Это было очень странно.
Я вышел к своему спутнику, рассказал об увиденном, и мы решили, что дети умерли какой-то ещё более ужасной смертью, чем предполагали изначально. Видимо, их забрали немцы и уничтожили где-то в другом месте. У меня было ощущение, что одна девочка должна была выжить, но нигде не было её следов, о чём я и поведал своему товарищу.
Мы спустились в отделение и стали думать, что делать дальше. Неожиданно я услышал какие-то звуки на верхних (точнее, более высоких) этажах. Я поднялся туда и заметил странное движение. Вернувшись обратно, я рассказал об этом своему спутнику, и мы поняли, что немцы всё ещё здесь. И действительно, выйдя за пределы отделения, мы увидели девушку.
Она была похожа на классическую расово верную немку с плакатов 30-х годов: голубоглазая блондинка с пышными формами в одежде в стиле "милитари". Мы силой затащили её в бункер и произвели допрос. Она рассказала нам о планах своей "великой нации", об исследованиях, которые они проводили на людях, об успехах в экспериментах по повышению умственных и физических способностей человека. Она нарисовала карту Рейха, на которой отметила подобные лаборатории, где эти эксперименты проводились. Наш бункер тоже был отмечен на этой карте, находился он где-то в районе Анадыря, в зоне вечной мерзлоты. Помимо этого, она поделилась названиями и структурными формулами препаратов, которые немцы сочли пригодными для использования в своих экспериментах (я их благополучно забыл :( ).
Неожиданно в процессе допроса мой спутник потянулся к пленной девушке и вытащил у неё из-за шеи провод. Это был провод от наушников. Моих наушников, которые у меня стащили в психушке (это было не во сне, а в реальной жизни, у меня украли мои прекрасные наушники, и я очень расстроен этим фактом).
Увидев свои наушники, я побежал в другую комнату за пистолетом. Вернувшись, я подошел к пленнице, приставил пистолет к её голове и хотел выстрелить, но мой товарищ меня остановил: он сказал, что она и так полностью в нашей власти, и отдаст наушники сама, убивать её, в принципе, незачем. Девушка, услышав это, отдала мне устройство, но по её лицу было видно, что она очень недовольна. Немного отойдя от шока, она начала рассказывать о том, как плохо ей будет без музыки, и как ей нужны эти наушники. Я задал ей вопрос о том, откуда они у неё, на что она сказала, что получила их от Ганса, а тот, в свою очередь, от Шульца, который отобрал их у кого-то. Я сказал ей о том, что в этой географической локации такие наушники были только у меня, и я забираю их по праву первоначального законного владельца. Неожиданно мне пришла в голову мысль отдать ей те наушники, которыми я пользуюсь сейчас: они гораздо примитривнее и объективно хуже, но вполне слушабельны. Девушка отреагировала амбивалентно: с одной стороны, она была рада тому, что теперь ей есть, на чём слушать музыку, с другой, ей явно не нравилось такое ухудшение, но в целом она была, скорее, рада.
На этом я проснулся.
Интерпретация
Стандартная ассоциация к подземным помещениям - это бессознательное. Где-то в глубинах бессознательного находится мой внутренний ребенок. Он сильно травмирован (дети во сне накачаны нейролептиками и лишены, собственно, детскости). Он заперт и не может выйти, отсюда отсутствие креативности и творческого начала.
Мой спутник, это, видимо, конечный спаситель (по-Ялому), символизирующий мою надежду на профессионального мозгоправа, который поможет мне реабилитироваться. Скорее всего, его прототипом стала мой психолог. Он предлагает мне более адаптивные модели поведения (забрать то, что мне причитается, не совершая бессмысленного убийства), помогает мне путешествовать по лабиринтам моей психики и останавливает мою агрессию.
Немцы - это модель "верхних этажей" моей психики: психологические защиты, внутренний взрослый, базисный невротический конфликт и всё такое прочее, сформированное в процессе взросления и развития. Они нацелены на безостаточное уничтожение внутреннего ребенка (моя идеология полного уничтожения эмоциональной сферы в себе, о которой я расскажу позже), именно поэтому от детей не осталось даже трупов. Они дали мне возможность существования, и я даже смог использовать их для достижения весьма впечатляющих результатов в некоторых сферах жизни (ну, по крайней мере, мне они кажутся именно такими) - отсюда препараты, увеличивающие возможности человека.
Девушка-немка - это моё невротическое Я: оно, с одной стороны, помогает мне (идет на контакт, делится информацией), с другой, - забрало у меня что-то необычайно ценное (мои наушники), выдав (на символическом уровне) что-то гораздо более примитивное.
В целом сон - о том, что регресс к некоему предыдущему состоянию с проработкой проблем, возникших в этом состоянии - представляется мне весьма действенным направлением терапии. В отличие от предыдущего сна, в этом представлена более оптимистичная оценка терапии: я не смог оживить или хотя бы отыскать труп внутреннего ребенка, но спустившись туда, где он должен быть (т.е. проведя анализ глубинных пластов собственной психики), я обрёл (или обрету) нечто очень ценное: я научусь действовать более адаптивно (конфискация вместо убийства), укрощу свою агрессию (отказ от убийства) и заменю дефективные невротические механизмы более совершенными (передача плохих наушников и возвращение хороших).
Весьма оптимистичный взгляд на будущее (или прошлое, вот тут мне непонятно: ожидания это или реакция на уже проведенную терапию).
----
В целом, все сны повторяют мои сомнения, одолевающие меня в реальной жизни: поможет ли терапия (тут стоит вспомнить, что научные данные, подтверждающие эффективность терапии, довольно скудны, да по критерию Поппера большинство психотерапевтических методик, мягко говоря, ненаучны), сможет ли терапевт справиться с моим случаем, что я получу в итоге. А с другой стороны - страстная жажда продолжения процесса и получения результата.
Что ж, как говорит А.Р., продолжаем движение :)
Сон 1 - Поездка в Канаду
Содержание
Начинается всё с того, что я оказываюсь в поезде с некоей семьёй. Они, судя по поведению и внутренним ощущениям, мои родственники (но на реальных членов моей семьи они не похожи). Глава этой семьи говорит мне, что мы едем в Канаду (да, на поезде, лол, у кого-то была пятёрка по географии :)).
Мы туда едем. Едем очень долго, большую часть сна занимают потрясающие виды из окна. Я сижу отдельно от этой семьи и любуюсь видами величественной северной природой: бескрайними снежными полями, величественными горами, огромными хвойными деревьями. У меня возникает желание сделать фотографию и отправить её сестре, но меня удерживает тот факт, что интернет в роуминге слишком дорог.
Через довольно продолжительное время мы оказываемся на станции назначения. Она представляет собой территорию квадратов 400, огороженную высоким забором. На этой территории расположены несколько типичных торговых лотков с китайцами, продающими всякую ерунду (ножи, фонарики, брелоки, скотч, посуду, щётки и прочее подобное хозяйственное). Один из лотков - пищевой, там китаянка торгует разными мясными блюдами - шашлычками, салатами и т.п.
Чуть поодаль от рядов стоит киоск. Он - самое большое строение на этой территории. В этом киоске сидит некий служитель канадского закона, который принимает паспорта и выдаёт какие-то документы, которые дают право на пребывание на территории страны.
Возле киоска выстроилась очередь из пассажиров этого поезда. В этой очереди я нахожу своих родственников, подхожу к ним и ожидаю, когда меня обслужат. Через некоторое время я оказываюсь возле окошка, отдаю свой паспорт. Несколько минут служитель думает, после чего задаёт мне вопрос о цели визита. Я окидываю взглядом территорию, вижу унылые грязные торговые ряды, антисанитарию у торговки мясом, и понимаю, что я и сам не знаю, зачем я сюда приехал. На вопрос служителя отвечаю честно: "Не знаю". К моему удивлению, он принимает этот ответ и, покопавшись ещё немного в своём столе, выдаёт мне какую-то бумажку.
Я отхожу от ларька и иду к китаянке, торгующей мясом. Подойдя к ней, я пытаюсь жестами объяснить, что хочу приобрести некое блюдо, название которого я забыл. Она по-русски просит меня сказать словами, что мне нужно, я отвечаю, что толком не помню, и она высказывает догадку: "Собачатина в семечках". "О, точно, собачатина в семечках!" - восклицаю я, радуясь тому, что меня поняли. На это она говорит, что блюдо такое знает и готовить умеет, но прямо сейчас оно, к сожалению закончилось.
Я, расстроившись отхожу от лотка, смотрю на унылую картину этой "резервации", забор загораживает мне виды природы, ничего интересного не происходит, и я понимаю, что мне пора на обратный поезд, и вообще надо было ехать в Корею.
Интерпретация
Следуя за Яломом, я принимаю идею о том, что путешествие - это метафора психотерапии. Прекрасные виды из окна - это временные улучшения и интерес к самому процессу, он мне, определённо, нравится.
Отсутствие "собачатины в семечках" - это опасения того, что в результате курса терапии я не решу своих проблем с работой. Это та проблема, которая беспокоит меня сейчас сильнее всего.
Общее настроение - унылые торговые ряды (и зачем ради такого ехать аж в Канаду?!), забор, заграждающий перспективу, закончившаяся собачатина - это набор моих страхов неуспешности курса терапии.
Ну, а поездка в Корею, которая логично следует из неудачи в Канаде - это альтернативные подходы к лечению. У меня порой действительно возникают самые разные бредовые идеи на этот счёт (вплоть до ЭСТ, ибо очень устал уже).
Сон 2 - Немцы в бункере
Содержание
Я лежу в психиатрической больнице. Обстановка отличается от той, которая была у меня в реальной жизни в стационаре, но ощущения явно говорят, что это именно он. В отличие от настоящей больницы, это отделение находится в бункере глубоко под землёй. Из взрослых пациентов - только я, остальные - дети. Отеделение не имеет окон (под землёй же), довольно тесное, потолки низкие, а входы и выходы из него перекрыты мощными дверьми, как в фильмах про ограбления банков.
Этих детей довольно жестко закалывают нейролептиками, поэтому они лишены типичной детской подвижности и любознательности и больше похожи на скованных внутренним оцепенением взрослых. Они тихие, не играют, не бегают и не шумят. Однако мы находим с ними контакт и немного разговариваем, мне с ними достаточно комфортно.
Неожиданно я оказываюсь за пределами отделения, на несколько этажей выше (но всё так же глубоко под землёй). Вместе со мной там оказывается некий мужчина лет пятидесяти, но довольно бодрый и имеющий хорошую физическую форму. От него я узнаю о том, что нашу больницу захватили немцы, они перекрыли в отделение доступ кислорода, воды и еды, и пациенты там остались примерно на месяц. Скорее всего, все дети умерли, но мы решили проверить.
Я спустился вниз, открыл дверь (снаружи она легко открывалась) и начал осматривать помещение. К своему удивлению, я не обнаружил трупов. Более того, нигде не было экскрементов, следов попыток открыть двери, одежды. Ещё больше удивило то, что кое-где оставалась еда: 20-30 человек, даже маленьких, должны были съесть всё, включая друг друга, но, вопреки ожиданиям, под матрасами и в тумбочках я находил конфеты, печенье, мандарины. Это было очень странно.
Я вышел к своему спутнику, рассказал об увиденном, и мы решили, что дети умерли какой-то ещё более ужасной смертью, чем предполагали изначально. Видимо, их забрали немцы и уничтожили где-то в другом месте. У меня было ощущение, что одна девочка должна была выжить, но нигде не было её следов, о чём я и поведал своему товарищу.
Мы спустились в отделение и стали думать, что делать дальше. Неожиданно я услышал какие-то звуки на верхних (точнее, более высоких) этажах. Я поднялся туда и заметил странное движение. Вернувшись обратно, я рассказал об этом своему спутнику, и мы поняли, что немцы всё ещё здесь. И действительно, выйдя за пределы отделения, мы увидели девушку.
Она была похожа на классическую расово верную немку с плакатов 30-х годов: голубоглазая блондинка с пышными формами в одежде в стиле "милитари". Мы силой затащили её в бункер и произвели допрос. Она рассказала нам о планах своей "великой нации", об исследованиях, которые они проводили на людях, об успехах в экспериментах по повышению умственных и физических способностей человека. Она нарисовала карту Рейха, на которой отметила подобные лаборатории, где эти эксперименты проводились. Наш бункер тоже был отмечен на этой карте, находился он где-то в районе Анадыря, в зоне вечной мерзлоты. Помимо этого, она поделилась названиями и структурными формулами препаратов, которые немцы сочли пригодными для использования в своих экспериментах (я их благополучно забыл :( ).
Неожиданно в процессе допроса мой спутник потянулся к пленной девушке и вытащил у неё из-за шеи провод. Это был провод от наушников. Моих наушников, которые у меня стащили в психушке (это было не во сне, а в реальной жизни, у меня украли мои прекрасные наушники, и я очень расстроен этим фактом).
Увидев свои наушники, я побежал в другую комнату за пистолетом. Вернувшись, я подошел к пленнице, приставил пистолет к её голове и хотел выстрелить, но мой товарищ меня остановил: он сказал, что она и так полностью в нашей власти, и отдаст наушники сама, убивать её, в принципе, незачем. Девушка, услышав это, отдала мне устройство, но по её лицу было видно, что она очень недовольна. Немного отойдя от шока, она начала рассказывать о том, как плохо ей будет без музыки, и как ей нужны эти наушники. Я задал ей вопрос о том, откуда они у неё, на что она сказала, что получила их от Ганса, а тот, в свою очередь, от Шульца, который отобрал их у кого-то. Я сказал ей о том, что в этой географической локации такие наушники были только у меня, и я забираю их по праву первоначального законного владельца. Неожиданно мне пришла в голову мысль отдать ей те наушники, которыми я пользуюсь сейчас: они гораздо примитривнее и объективно хуже, но вполне слушабельны. Девушка отреагировала амбивалентно: с одной стороны, она была рада тому, что теперь ей есть, на чём слушать музыку, с другой, ей явно не нравилось такое ухудшение, но в целом она была, скорее, рада.
На этом я проснулся.
Интерпретация
Стандартная ассоциация к подземным помещениям - это бессознательное. Где-то в глубинах бессознательного находится мой внутренний ребенок. Он сильно травмирован (дети во сне накачаны нейролептиками и лишены, собственно, детскости). Он заперт и не может выйти, отсюда отсутствие креативности и творческого начала.
Мой спутник, это, видимо, конечный спаситель (по-Ялому), символизирующий мою надежду на профессионального мозгоправа, который поможет мне реабилитироваться. Скорее всего, его прототипом стала мой психолог. Он предлагает мне более адаптивные модели поведения (забрать то, что мне причитается, не совершая бессмысленного убийства), помогает мне путешествовать по лабиринтам моей психики и останавливает мою агрессию.
Немцы - это модель "верхних этажей" моей психики: психологические защиты, внутренний взрослый, базисный невротический конфликт и всё такое прочее, сформированное в процессе взросления и развития. Они нацелены на безостаточное уничтожение внутреннего ребенка (моя идеология полного уничтожения эмоциональной сферы в себе, о которой я расскажу позже), именно поэтому от детей не осталось даже трупов. Они дали мне возможность существования, и я даже смог использовать их для достижения весьма впечатляющих результатов в некоторых сферах жизни (ну, по крайней мере, мне они кажутся именно такими) - отсюда препараты, увеличивающие возможности человека.
Девушка-немка - это моё невротическое Я: оно, с одной стороны, помогает мне (идет на контакт, делится информацией), с другой, - забрало у меня что-то необычайно ценное (мои наушники), выдав (на символическом уровне) что-то гораздо более примитивное.
В целом сон - о том, что регресс к некоему предыдущему состоянию с проработкой проблем, возникших в этом состоянии - представляется мне весьма действенным направлением терапии. В отличие от предыдущего сна, в этом представлена более оптимистичная оценка терапии: я не смог оживить или хотя бы отыскать труп внутреннего ребенка, но спустившись туда, где он должен быть (т.е. проведя анализ глубинных пластов собственной психики), я обрёл (или обрету) нечто очень ценное: я научусь действовать более адаптивно (конфискация вместо убийства), укрощу свою агрессию (отказ от убийства) и заменю дефективные невротические механизмы более совершенными (передача плохих наушников и возвращение хороших).
Весьма оптимистичный взгляд на будущее (или прошлое, вот тут мне непонятно: ожидания это или реакция на уже проведенную терапию).
----
В целом, все сны повторяют мои сомнения, одолевающие меня в реальной жизни: поможет ли терапия (тут стоит вспомнить, что научные данные, подтверждающие эффективность терапии, довольно скудны, да по критерию Поппера большинство психотерапевтических методик, мягко говоря, ненаучны), сможет ли терапевт справиться с моим случаем, что я получу в итоге. А с другой стороны - страстная жажда продолжения процесса и получения результата.
Что ж, как говорит А.Р., продолжаем движение :)