Карусель
I judged my hair.
Я полагала, что могу избавиться от навязчивости, мне еще ведь так мало лет… И лучшее, что я смогла сделать - наказать себя за эту навязчивость. Я наказала свои волосы. Как обещала.
Просыпаешься однажды и понимаешь, что возможно ты - последний настоящий человек. А вокруг только люди со встроенными чипами, запрограммированными на действия при полнейшем отсутствии в них смысла. А есть такие, у которых даже и программы-то никакой нет. Посещая города с такими людьми, целыми днями я прилежно занимаюсь экзистенциализмом: растворялась бля в бытие! Однако такая колонетика (то есть тягомотина, я хотела сказать) моим мозгам только вредит.
Эти бесчестные люди устраивают сарафан по всему городу, перемалывая то, что их не касается, плетут свои сеточки, а когда я примеряю все это безобразное одеяние на себя, понимаю - ни крупицы правды в этом нет! И вовсе я не несчастная покинутая вдова, и напротив - я вовсе не выхожу замуж. Неужели я не достаточно далеко уехала, чтобы эти сплетни Гадюкина не доходили до моих девственных ушей?
Самое паршивое, что этот сарафан, один раз примерив, снять уже не можешь. Так и скитается девочка-брошка по большому одинокому миру, сама уже веря во все свои несчастья и злоключения. Мысли, зародившиеся однажды, не остановишь. Они копятся, захлестывая друг друга, становятся чем-то очень тяжелым и уже ненужным, но неотъемлемым. И вот я надеваю этот огромный талмуд на шею и иду-иду-иду… Девочка-брошка с годами обратилась в даму печального образа, у которой теперь есть два терапевта и еще один странный друг в образе мальчика-шута, который собственно ничего нового в ее жизнь не принесет, но от которого почему-то веет слабым теплом детства. Вот они отправляются рука об руку навестить свое родное детство, как будто потешить свое тщеславие, но на самом деле горько и безудержно страдать по ушедшей невинности и широте души. без заноз. Так они и ехали: дама печального образа и мальчик-шут. Семь часов в пути. Грязные вокзалы. Темные вагоны поездов, еще более темные салоны автобусов. Но к концу путешествия шуту стало очень грустно, а дама зашлась истерическим хохотом.
Но не все мертвые исчезают и не все живые существуют.
И я убеждаюсь в этом каждый Божий день, осуществляя переписку с малознакомым человеком, но таким близким мне по духу. Почему-то общее несчастье всегда объединяет лучше, чем общая радость. И хотя он уже простил всех. Я никогда не смогу простить нашего общего «врага» за то, что он после смерти нашего общего «друга» заменил его. И если тот наш «друг» никогда не торопился, то этот наш «враг» торопится по тернистым дорогам, по пыли тысяч городов, ничего не сея и ничего не взращивая, рвет, проходя мимо, рябину за нашими окнами.
Я сотни раз пыталась вызвать себя на честный поединок один на один сама с собой. Но жалкая моя, забитая душонка сидела под замком, который сама же на себя повесила где-то в самой глубине моей натуры и всегда стеснялась выходить наружу. Я говорила ей: давай! Покажи себя во всей красе! А она только молчаливо вздыхала и пряталась еще глубже… Почему теперь, когда тебя нет рядом я могу с легкостью вести с ней беседы на кухне. Посмотрел бы ты на это! И вместо того, чтобы сделать что-то колкое, едкое - есть только желание расплакаться и обнять тебя сильно-сильно. Так чтобы все внутренности наружу. Слишком личное? Да. Вы правы. Не стоит об этом писать. А о чем же тогда?.. Что написать? И что надо сделать в этой ситуации? Ах да! Напишу-ка я прошение в грамматическое управление, чтобы слова типа любить, верить, надеяться, ждать исключили из списка глаголов. навсегда.
Как уже сто раз выражали то, что я чувствую, другие, более умные, люди: я не настолько востребована и не настолько классик, чтобы писать сиюминутную прозу. Неужели мало Робски, Мариникых, Донцовых и иже с ними? Для чего люди склонны убивать все самое прекрасное, личное, таинственное и нежное в жизненные формулы. Стремление общества превратить мечту, сказку, желание в прибыльную профессию без пульсирующего сердца заставляет музыканта быть продюсером или продавцом, обменивающим что-то очень личное на деньги, художника превращает в рекламщика, дизайнера, актера - в телеведущего, а писателя - в проститутку. Литература должна быть априори. Вне политики, вне экономики, вне быта, вне жизни, вне искусства. И это капиталистическое отношение к ней сегодня приводит меня в бешенство.
Je ne joue pas
Получается, что я пытаюсь разложить по полочкам весь платоновский мир идей и превращаю свои тексты в нереальный импрессионизм, полный размытости и лишенный четкости, определенности, норм и правил, порою даже в сюр. Это что, протест? Попытка найти нетрадиционный способ мировосприятия и его отражение? Нет. Я просто хочу, чтобы те, кто это сейчас читает, остановились на секунду и оглянулись вокруг. Посмотрите на то, что вас окружает, представьте себя вне этой реальности, а как бы над ней - отрешенно от нее. «Система» заставляет нас придерживаться ее порядка, навязывает лживые правила. Нас просто дурачат. Жизнь, смена сезонов, дни-недели-месяцы… время течет не по прямой, а параллельно и одновременно во всех направлениях с разной скоростью. Причем той, которой ему вздумается. Нас заставляют поверить в то, что мы должны выбирать какой-то один путь. Глупое заблуждение… такое же глупое, как и то, что в том что вы только что прочитали есть какой-то смысл.
Я полагала, что могу избавиться от навязчивости, мне еще ведь так мало лет… И лучшее, что я смогла сделать - наказать себя за эту навязчивость. Я наказала свои волосы. Как обещала.
Просыпаешься однажды и понимаешь, что возможно ты - последний настоящий человек. А вокруг только люди со встроенными чипами, запрограммированными на действия при полнейшем отсутствии в них смысла. А есть такие, у которых даже и программы-то никакой нет. Посещая города с такими людьми, целыми днями я прилежно занимаюсь экзистенциализмом: растворялась бля в бытие! Однако такая колонетика (то есть тягомотина, я хотела сказать) моим мозгам только вредит.
Эти бесчестные люди устраивают сарафан по всему городу, перемалывая то, что их не касается, плетут свои сеточки, а когда я примеряю все это безобразное одеяние на себя, понимаю - ни крупицы правды в этом нет! И вовсе я не несчастная покинутая вдова, и напротив - я вовсе не выхожу замуж. Неужели я не достаточно далеко уехала, чтобы эти сплетни Гадюкина не доходили до моих девственных ушей?
Самое паршивое, что этот сарафан, один раз примерив, снять уже не можешь. Так и скитается девочка-брошка по большому одинокому миру, сама уже веря во все свои несчастья и злоключения. Мысли, зародившиеся однажды, не остановишь. Они копятся, захлестывая друг друга, становятся чем-то очень тяжелым и уже ненужным, но неотъемлемым. И вот я надеваю этот огромный талмуд на шею и иду-иду-иду… Девочка-брошка с годами обратилась в даму печального образа, у которой теперь есть два терапевта и еще один странный друг в образе мальчика-шута, который собственно ничего нового в ее жизнь не принесет, но от которого почему-то веет слабым теплом детства. Вот они отправляются рука об руку навестить свое родное детство, как будто потешить свое тщеславие, но на самом деле горько и безудержно страдать по ушедшей невинности и широте души. без заноз. Так они и ехали: дама печального образа и мальчик-шут. Семь часов в пути. Грязные вокзалы. Темные вагоны поездов, еще более темные салоны автобусов. Но к концу путешествия шуту стало очень грустно, а дама зашлась истерическим хохотом.
Но не все мертвые исчезают и не все живые существуют.
И я убеждаюсь в этом каждый Божий день, осуществляя переписку с малознакомым человеком, но таким близким мне по духу. Почему-то общее несчастье всегда объединяет лучше, чем общая радость. И хотя он уже простил всех. Я никогда не смогу простить нашего общего «врага» за то, что он после смерти нашего общего «друга» заменил его. И если тот наш «друг» никогда не торопился, то этот наш «враг» торопится по тернистым дорогам, по пыли тысяч городов, ничего не сея и ничего не взращивая, рвет, проходя мимо, рябину за нашими окнами.
Я сотни раз пыталась вызвать себя на честный поединок один на один сама с собой. Но жалкая моя, забитая душонка сидела под замком, который сама же на себя повесила где-то в самой глубине моей натуры и всегда стеснялась выходить наружу. Я говорила ей: давай! Покажи себя во всей красе! А она только молчаливо вздыхала и пряталась еще глубже… Почему теперь, когда тебя нет рядом я могу с легкостью вести с ней беседы на кухне. Посмотрел бы ты на это! И вместо того, чтобы сделать что-то колкое, едкое - есть только желание расплакаться и обнять тебя сильно-сильно. Так чтобы все внутренности наружу. Слишком личное? Да. Вы правы. Не стоит об этом писать. А о чем же тогда?.. Что написать? И что надо сделать в этой ситуации? Ах да! Напишу-ка я прошение в грамматическое управление, чтобы слова типа любить, верить, надеяться, ждать исключили из списка глаголов. навсегда.
Как уже сто раз выражали то, что я чувствую, другие, более умные, люди: я не настолько востребована и не настолько классик, чтобы писать сиюминутную прозу. Неужели мало Робски, Мариникых, Донцовых и иже с ними? Для чего люди склонны убивать все самое прекрасное, личное, таинственное и нежное в жизненные формулы. Стремление общества превратить мечту, сказку, желание в прибыльную профессию без пульсирующего сердца заставляет музыканта быть продюсером или продавцом, обменивающим что-то очень личное на деньги, художника превращает в рекламщика, дизайнера, актера - в телеведущего, а писателя - в проститутку. Литература должна быть априори. Вне политики, вне экономики, вне быта, вне жизни, вне искусства. И это капиталистическое отношение к ней сегодня приводит меня в бешенство.
Je ne joue pas
Получается, что я пытаюсь разложить по полочкам весь платоновский мир идей и превращаю свои тексты в нереальный импрессионизм, полный размытости и лишенный четкости, определенности, норм и правил, порою даже в сюр. Это что, протест? Попытка найти нетрадиционный способ мировосприятия и его отражение? Нет. Я просто хочу, чтобы те, кто это сейчас читает, остановились на секунду и оглянулись вокруг. Посмотрите на то, что вас окружает, представьте себя вне этой реальности, а как бы над ней - отрешенно от нее. «Система» заставляет нас придерживаться ее порядка, навязывает лживые правила. Нас просто дурачат. Жизнь, смена сезонов, дни-недели-месяцы… время течет не по прямой, а параллельно и одновременно во всех направлениях с разной скоростью. Причем той, которой ему вздумается. Нас заставляют поверить в то, что мы должны выбирать какой-то один путь. Глупое заблуждение… такое же глупое, как и то, что в том что вы только что прочитали есть какой-то смысл.