Мое последнее украденное одиночество.
Как только столбик пробьёт отметку +27, я уплыву по улицам города.
Наслаждаясь античными особняками, разрушенными или восстановленными, буду всматриваться в лица атлантов и перунов, задирать голову в поисках звёзд и свастики.
Мне нравится блеск раскалённых монет на нагретых площадях, слушать обрывки диалогов случайных встречных, нравится идти с ними до угла или сидеть на террасах, утопающих в зелени кофеен и ресторанчиков, принимать контрастные воздушные ванны, заходя в магазины с кондиционерами, и летний душ из под кондиционеров на улице; заглядывать в откопанные арочные подвалы, где с непривычки глаза становятся слепыми, попадать в плен несквозных дворов и гадать, кто построил вот этот флигель и эту несуразную стенку.
Дома призраки. Каждый раз на свидании с городом я проживаю историю цивилизации, ушедшей на дно вместе с приямками. Безразлично взираю на то, как даже в самых дальних переулках поднимают уровень тротуаров, укладывая новые слои гранитного пирога. Советского асфальта на подушке скоро почти сосем не останется, и полуподвальные, ещё выглядывающие кое-где окна цокольных этажей навсегда будут погребены, и о них никто не узнает. Мое поколение последнее. Под гранит положат всю дошедшую до нас историю, закопают все раскопанные неизвестные стенки, заштукатурят и закрасят. Аминь.
Солнце мелькает сквозь высокие кроны, шелестят листья . А ветерок выдувает лёгкие занавески из раскрытого окна. Там сижу я в другой жизни и играю на фортепьяно.
В детстве у меня была компьютерная игра-бродила. Карта местности открывалась по мере моего продвижения по территории. Теперь карта известна, но я все ещё стараюсь пройти все улицы и переулки, по которым никогда еще не ходила.
Идти и смотреть невидящими глазами: а дальше? Куда идти дальше?.. Так и буду бродить туда-сюда по Садовой, как дура. А потом на крытую колоннаду между двумя крыльями дворца выйдет кто-то шаркающей походкой. Скоро Пасха. Но нам не разрешат выйти на улицу. Мы будем продолжать сидеть в заточении своих 9-этажных башен и взирать, как в окнах блестящее солнце своим горячим желтком заливает весь этот зомби-апокалипсис.