Чистые пруды
А вы бывали в этом доме? Ловили тараканов? Боролись с Ниагарой в стояке уборной? Кроме высоких лестниц, норовивших раскрошиться прямо у тебя под ногами, достоинств у этой коммуналки не было. Спасибо, что оставили фасад, я могу ещё коснуться рукой последней стены.
Я словно Мартин, попавший в будущее из времени, когда дворы ещё не были забетонированы стоянками авто, зелень внутри них была необузданна, неухоженна, а вместо детских площадок были старые лавки, обнесённые пустыми пивными бутылками.
Ностальгия. Пощипывающий глаза шлейф многострадальной юности, которой и Я была свидетелем. Вечной юности души.
Днём в переулках было тихо, ни души, а вечером творился разгуляй от пивнушки до коммуналки и обратно. Гроздьями рассыпанные группки выпивающих и затягивающихся за жизнь, спрятанные по малюсеньким садикам и крошечным дворовым скверам. Гульба.
Всех расселили. Каждый дом. Теперь здесь косметологические клиники, офисы, центры йоги, кофейни и пекарни, офисы с очень чистыми в цветах подоконниками и иногда сильно элитное жильё. Шикарный европейский вид. Кругом аккуратно одетые блузки и рубашки, белые кроссовки, небрежно выглаженные хипстеры. Не страшно пройти ни днём, ни ночью. Не стыдно показать иностранцу. Кругом свет и отмытые, отштукатуренные стены тех домов, что успели спасти или смогли перестроить.
Оказывается, у нас (сравнительно молодого поколения) тоже была своя Старая Москва, которая теперь совсем умерла. И мы - пришельцы из 90х, 00х, попадая сюда, поражаемся как малые дети, радуемся преображению, диву дивимся да слезами давимся.
Дом, где был тайный скит, сломали? Сломали. Панораму застроили железобетонной коробкой со стеклами? Так, это ещё до нас было.
Брошенные, разваливавшиеся, с обрушенными потолками дома в заколоченных окнах - последний привет, тихий вздох умирающей эпохи? Печальные прекрасные мертвецы, неловко прикрытые поскрипывающими лесами. Сменилось поколение.
Разноцветные пастельных оттенков дома, как коробочки с конфетами, похожи на декорации к лубочным сериалам про дореволюционную Россию. Скоро и про нас будут снимать и говорить неправду.
В нашей коммуналке было кажется 6 или 7 комнат. Две из них занимал хозяин. Остальные он сдавал неприкаянным студентам и приехавшей на заработки лимите. Куда девались настоящие жильцы, мы никогда не интересовались. Борис был высокий и крупный, с чёрной бородой и большими очками. Он любил выпить в компании соседей и, если начинал бухать, это длилось несколько дней. Он никогда не буянил, всегда был весел и словоохотлив, но жена его почему-то сильно ругала. Борис обожал джаз, и когда вечерами мы бывали дома, он звал нас в свою гостиную и ставил пластинки любимых музыкантов. Он называл их по именам, пританцовывал и обращал внимание на самые вкусные места в композиции. Особенно он любил контрабас и, кажется, играл на нем сам. Однажды Борис притащил нам старинный дневник, найденный им в подвале. Он принадлежал мальчику, который видимо жил здесь в самом начале 20 века. Он даже дал мне его на пару дней полистать. Записи датировались 1901 годом, размашистые в завитушках буквы, аккуратные строки без чернильных пятен. Обычное описание самых будничных дел мальчика. Ходили в церковь, смотрели парад, видели царя, одет был так-то и так-то. Что проходили в школе. Что маменька. Что на обед.
Тогда я думала совершенно те же банальные мысли, что думаю сейчас - время утекает сквозь пальцы. И ничего уже не вернуть. И каждая секунда настолько драгоценна, что нужно жить её всей душой.
С нами в комнате жил сумасшедший парень лет на 7-8 старше нас. Он работал где-то охранником, или учился в универе, много и каждый день бухал, иногда приводил девушку, которая очень громко стонала и всегда получала множественные оргазмы. Парня звали Быковский. Как-то раз он открыл нам тайну, что он инопланетянин с какой-то далекой звезды и ребёнком был заброшен на Землю случайно. Но как только он завершит свою миссию, за ним обязательно прилетят и заберут обратно. Он звал и нас с собой. Помню мы тогда даже поссорились. Я не хотела лететь.
Прямо напротив дома был и все ещё есть военкомат. Ребята боялась маячить в окнах днём, думали, что заберут...
Все это снесено с лица земли. Теперь здесь просторные студии и Французская пекарня в первом этаже. Невероятно странно сидеть здесь с капучино и павловой. Ни тени призрачных жильцов, ничто даже на секунду не напоминает о том, что они когда-то существовали.
Дрожащая красота момента, неприкрытого, естественного в своей исторической эпохальности, наивная, грубая, ребяческая среда существования
исчезла вместе с местными жителями, завсегдатаями тошниловок и дешевых продуктовых на углу. Где она теперь эта романтичная алкашня? Кого не выселили за пределы Садового и кто ещё не передох - тусят себе на бульварах, почему-то преимущественно у прудов.
Нескромные грязные обитатели бульварных лавочек, взрощенные и невоспитанные своим временем, уже вымирающий вид. Я видела: сейчас на бульварах по большей части бухает умытая и причесанная молодёжь без горечи внутри.
Дай Бог, не будет ни войн ни революций, и наши дети вырастут в этом совсем новом мире, где чистота и аккуратность не диковинка, а нечто привычное и естественное. Самособойразумеющееся. Послереволюционное, послевоенное и даже постсоветское будет уже совсем чем-то сказочным и ненастоящим, обрастёт легендами и увековечится подделками разных искусств.
Я словно Мартин, попавший в будущее из времени, когда дворы ещё не были забетонированы стоянками авто, зелень внутри них была необузданна, неухоженна, а вместо детских площадок были старые лавки, обнесённые пустыми пивными бутылками.
Ностальгия. Пощипывающий глаза шлейф многострадальной юности, которой и Я была свидетелем. Вечной юности души.
Днём в переулках было тихо, ни души, а вечером творился разгуляй от пивнушки до коммуналки и обратно. Гроздьями рассыпанные группки выпивающих и затягивающихся за жизнь, спрятанные по малюсеньким садикам и крошечным дворовым скверам. Гульба.
Всех расселили. Каждый дом. Теперь здесь косметологические клиники, офисы, центры йоги, кофейни и пекарни, офисы с очень чистыми в цветах подоконниками и иногда сильно элитное жильё. Шикарный европейский вид. Кругом аккуратно одетые блузки и рубашки, белые кроссовки, небрежно выглаженные хипстеры. Не страшно пройти ни днём, ни ночью. Не стыдно показать иностранцу. Кругом свет и отмытые, отштукатуренные стены тех домов, что успели спасти или смогли перестроить.
Оказывается, у нас (сравнительно молодого поколения) тоже была своя Старая Москва, которая теперь совсем умерла. И мы - пришельцы из 90х, 00х, попадая сюда, поражаемся как малые дети, радуемся преображению, диву дивимся да слезами давимся.
Дом, где был тайный скит, сломали? Сломали. Панораму застроили железобетонной коробкой со стеклами? Так, это ещё до нас было.
Брошенные, разваливавшиеся, с обрушенными потолками дома в заколоченных окнах - последний привет, тихий вздох умирающей эпохи? Печальные прекрасные мертвецы, неловко прикрытые поскрипывающими лесами. Сменилось поколение.
Разноцветные пастельных оттенков дома, как коробочки с конфетами, похожи на декорации к лубочным сериалам про дореволюционную Россию. Скоро и про нас будут снимать и говорить неправду.
В нашей коммуналке было кажется 6 или 7 комнат. Две из них занимал хозяин. Остальные он сдавал неприкаянным студентам и приехавшей на заработки лимите. Куда девались настоящие жильцы, мы никогда не интересовались. Борис был высокий и крупный, с чёрной бородой и большими очками. Он любил выпить в компании соседей и, если начинал бухать, это длилось несколько дней. Он никогда не буянил, всегда был весел и словоохотлив, но жена его почему-то сильно ругала. Борис обожал джаз, и когда вечерами мы бывали дома, он звал нас в свою гостиную и ставил пластинки любимых музыкантов. Он называл их по именам, пританцовывал и обращал внимание на самые вкусные места в композиции. Особенно он любил контрабас и, кажется, играл на нем сам. Однажды Борис притащил нам старинный дневник, найденный им в подвале. Он принадлежал мальчику, который видимо жил здесь в самом начале 20 века. Он даже дал мне его на пару дней полистать. Записи датировались 1901 годом, размашистые в завитушках буквы, аккуратные строки без чернильных пятен. Обычное описание самых будничных дел мальчика. Ходили в церковь, смотрели парад, видели царя, одет был так-то и так-то. Что проходили в школе. Что маменька. Что на обед.
Тогда я думала совершенно те же банальные мысли, что думаю сейчас - время утекает сквозь пальцы. И ничего уже не вернуть. И каждая секунда настолько драгоценна, что нужно жить её всей душой.
С нами в комнате жил сумасшедший парень лет на 7-8 старше нас. Он работал где-то охранником, или учился в универе, много и каждый день бухал, иногда приводил девушку, которая очень громко стонала и всегда получала множественные оргазмы. Парня звали Быковский. Как-то раз он открыл нам тайну, что он инопланетянин с какой-то далекой звезды и ребёнком был заброшен на Землю случайно. Но как только он завершит свою миссию, за ним обязательно прилетят и заберут обратно. Он звал и нас с собой. Помню мы тогда даже поссорились. Я не хотела лететь.
Прямо напротив дома был и все ещё есть военкомат. Ребята боялась маячить в окнах днём, думали, что заберут...
Все это снесено с лица земли. Теперь здесь просторные студии и Французская пекарня в первом этаже. Невероятно странно сидеть здесь с капучино и павловой. Ни тени призрачных жильцов, ничто даже на секунду не напоминает о том, что они когда-то существовали.
Дрожащая красота момента, неприкрытого, естественного в своей исторической эпохальности, наивная, грубая, ребяческая среда существования
исчезла вместе с местными жителями, завсегдатаями тошниловок и дешевых продуктовых на углу. Где она теперь эта романтичная алкашня? Кого не выселили за пределы Садового и кто ещё не передох - тусят себе на бульварах, почему-то преимущественно у прудов.
Нескромные грязные обитатели бульварных лавочек, взрощенные и невоспитанные своим временем, уже вымирающий вид. Я видела: сейчас на бульварах по большей части бухает умытая и причесанная молодёжь без горечи внутри.
Дай Бог, не будет ни войн ни революций, и наши дети вырастут в этом совсем новом мире, где чистота и аккуратность не диковинка, а нечто привычное и естественное. Самособойразумеющееся. Послереволюционное, послевоенное и даже постсоветское будет уже совсем чем-то сказочным и ненастоящим, обрастёт легендами и увековечится подделками разных искусств.