Пора настроить расстроенные нервы
Что убивает, не делая меня сильнее?
Метро. Стабильность рабочей лошадки с 9 до 18.
Но есть в этом и хорошее: в плотном потоке пассажиров тебе не дадут упасть чьи-нибудь заранее подставленные плечи.
Каждый спуск под землю переживается мною как маленькая смерть с попаданием в ад. Когда я умираю, то прилипнув к темному стеклу, всматриваюсь в свое отражение и кажусь себе невероятно старой, старее всех на свете. В такие моменты внезапно вдруг переживаю какие-то далекие моменты своего прошлого: нервная память воскрешает эмоции, чувства, переживания. И всегда без предупреждения. Недавно я даже подумала, что скоро умру: ведь именно так это изображают в кино.
Прочитала у Толстого, что Бог есть суть мы сами. Ища Его, мы ищем себя, отрицая Его, мы отрицаем себя. Вся эта беготня со сменой прописок, работ и статусов, забеги по кругу есть не более чем желание уйти (или прийти?)
Стало душно, и я вышла на перрон. Мне хотелось уйти от чего-то, что так нагнетало. Но оно явно вышло за мной следом, потому что я четко ощущала его присутствие.
Лучше всего память хранят запахи. Порой встретишь один, какой-нибудь давно забытый, и мгновенно перед глазами встает череда событий с ним связанная. Интересно, бывает ли запах у слов?
Где-то услышала фразу: «Может быть, в моих историях редко бывает хэппи энд, зато я всегда играю в них главную роль». Каждый из нас мог бы записать ее на свой счет. Даже те, кто теперь спрягаются в прошедшем времени.
Моя жизнь сплошной палиндром. В общих и частных смыслах.
Выживание в холоде, когда, целуясь на минус двадцати, мы примерзаем друг к другу. Наркотическая тряска по дозе моря с судорожным перебиранием заблаговременно выгоревших на солнце платьев и футболок в шкафу. Доставание и убирание зимней одежды. Годами не проходит ощущение, что я разминулась с собой, с той, которая сошла с поезда не на той станции. А может, это другая я пропустила свою остановку?
Наконец-то рядом освобождается немного места, и я лезу рукой вперед и вверх, цепляюсь за спасительный поручень, закрываю глаза и остаюсь в таком положении вплоть до самой своей станции.
Метро. Стабильность рабочей лошадки с 9 до 18.
Но есть в этом и хорошее: в плотном потоке пассажиров тебе не дадут упасть чьи-нибудь заранее подставленные плечи.
Каждый спуск под землю переживается мною как маленькая смерть с попаданием в ад. Когда я умираю, то прилипнув к темному стеклу, всматриваюсь в свое отражение и кажусь себе невероятно старой, старее всех на свете. В такие моменты внезапно вдруг переживаю какие-то далекие моменты своего прошлого: нервная память воскрешает эмоции, чувства, переживания. И всегда без предупреждения. Недавно я даже подумала, что скоро умру: ведь именно так это изображают в кино.
Прочитала у Толстого, что Бог есть суть мы сами. Ища Его, мы ищем себя, отрицая Его, мы отрицаем себя. Вся эта беготня со сменой прописок, работ и статусов, забеги по кругу есть не более чем желание уйти (или прийти?)
Стало душно, и я вышла на перрон. Мне хотелось уйти от чего-то, что так нагнетало. Но оно явно вышло за мной следом, потому что я четко ощущала его присутствие.
Лучше всего память хранят запахи. Порой встретишь один, какой-нибудь давно забытый, и мгновенно перед глазами встает череда событий с ним связанная. Интересно, бывает ли запах у слов?
Где-то услышала фразу: «Может быть, в моих историях редко бывает хэппи энд, зато я всегда играю в них главную роль». Каждый из нас мог бы записать ее на свой счет. Даже те, кто теперь спрягаются в прошедшем времени.
Моя жизнь сплошной палиндром. В общих и частных смыслах.
Выживание в холоде, когда, целуясь на минус двадцати, мы примерзаем друг к другу. Наркотическая тряска по дозе моря с судорожным перебиранием заблаговременно выгоревших на солнце платьев и футболок в шкафу. Доставание и убирание зимней одежды. Годами не проходит ощущение, что я разминулась с собой, с той, которая сошла с поезда не на той станции. А может, это другая я пропустила свою остановку?
Наконец-то рядом освобождается немного места, и я лезу рукой вперед и вверх, цепляюсь за спасительный поручень, закрываю глаза и остаюсь в таком положении вплоть до самой своей станции.