От CH4 до C2H5OH
Вчерашний вечер я решил всецело уделить трамвайной рефлексии. В Питере есть достаточно мест, способных пробить на рефлексию трамвайщика, - например, Уральская и Железноводская улицы, с которых до сих пор не сняли трамвайные растяжки, или дорога на Турухтанные острова, где с трамваями были убиты последние проявления цивилизации. Но то, о чем я сейчас буду писать, - это совершенно особый случай. Таких трамвайных руин в городе больше нет нигде.
В 19:50 я вылез из Новочеркасской и, что символично, сел на трамвай. Я вылез на Красногвардейской площади. Пока то-что-неприятно-называть еще не начали строить, я могу там бывать; когда это построят, ноги моей больше не будет на Красногвардейской площади, поэтому в следующих постах вы не прочитаете ни слова об этом месте. Соответственно, последние слова я с удовольствием использовал бы по прямому назначению и ими обругал бы эту ублюдочную стройку, однако после лебедевского фуршета как-то не подобает. Оставлю всё это на дискуссии в реале, но учтите: все необходимые эпитеты уже у меня в голове со вчерашнего дня. Собственно, пока всё это там зрело, я и зашел на Большеохтинский мост.
На Большеохтинском мосту на месте и трамвайные пути, и провода, но сразу после моста они упираются в ограждение. А само путешествие по Большеохтинскому мосту обязательно для каждого - я так и не смог придумать, на что похож изнутри Большеохтинский мост, а из этого уже следует, что ощущения ни с чем не сравнимы. Причем совершенно не в том смысле, в каком я то же самое писал про Канонерский тоннель.
На спуске с Большеохтинского я повернул на улицу Красного Текстильщика. Если у дерьма, которое строят на противоположном берегу, название показательно для двухтысячных годов, то здесь мы видим образец маразматического советского топонимообразования. Красный Текстильщик - это, видимо, работник нитяного завода. Кроме означенного завода, на улице ничего нет, включая и движения. И, видимо, никогда не было. По этой замечательной улице (и еще немного по Моисеенко) я вышел на Синопскую набережную. На ней ранее находилась заброшенная служебная железнодорожная станция. Сейчас на саму линию забили, чуть южнее ее просто разобрали, и станция постепенно перестала быть доминантой. Зато внимание по-прежнему привлекает центральный питерский приют для бездомных - место до того заметное, что вокруг даже можно уловить характерный запах.
Оттуда я вышел на площадь Александра Невского, но свернул чуть ранее - на Херсонскую. Там трамваи всё еще ходят, хотя и очень редко. Впрочем, это неважно - основные трамваи в этом посте еще впереди. Зато весь тот район сам по себе уникален. В частности, невероятное пересечение Новгородской, Старорусской и 8-й Советской. В то время как 8-я Советская незаметно приходит откуда-то сбоку, приводит с собой троллейбусные провода и уводит их обратно (кольцо, кстати, аккуратно вписано в этот перекресток - покажите мне еще одно такое же место в Питере!), Старорусская улица издевается над Новгородской. Упираясь в тот же перекресток, она наносит Новгородской улице перелом со смещением, после чего проходит еще двадцать метров и бесславно заканчивается входом в столовую какого-то завода. Если бы на разломанной Новгородской не сняли трамваи, перекресток был бы просто невообразимым. Но увы. Более того, проход чуть далее по Новгородской улице приводит непосредственно к руинам трамвайного гнезда.
В свое время трамвайный парк имени Смирнова был самым большим в Питере. Он был таким гигантским, что там просто не успевали следить за всеми трамваями сразу. Не вешали маршрутные огни, не всегда меняли лампочки в фарах, отламывали пантографы у вторых вагонов... В этот парк можно было въехать пятью способами, и его полностью опоясывала трамвайная двухколейка. Когда всё это великолепие работало, я не бывал в тех местах. А теперь парк - это огромный пустырь, на котором скоро будут строить второе то-что-неприятно-называть. Пока же там остались характерные фонари и часть путей вокруг. Размах виден до сих пор. На одном из въездов видны трамвайные растяжки, с которых свисают обрывки проводов. Рельсы остались только на Дегтярном переулке, а от проводов не осталось вообще ничего, кроме этих растяжек на въезде. После уничтожения трамваев Дегтярный переулок стал совершенно пустым и никому не нужным. А еще у меня есть ощущение, что трамвайный парк имени Смирнова стал поводом для одной из серий Масяни, в которой рядом с домом находился трамвайный парк, из-за чего шикарную квартиру решили сбагрить по дешевке кому попало. Это ощущение возникло потому, что пустырь, где раньше был парк, с одной стороны ограничивают как раз стены жилых домов. Наверное, из этих окон до сих пор видно, что осталось от парка. Кажется, когда-то жильцы собирали подписи против того, что у них под окнами трамвайный парк; что ж, теперь рядом построят огромную газовую хрень, и эти дома вообще снесут. Довыпендривались. Пусть со всеми, кто собирает подписи против трамвая, будет то же самое.
Оставив трамвайные руины, я углубился в Советские улицы. По колоритному экс-трамвайному повороту с 9-й Советской на Греческий проспект я вышел на улицу Некрасова, где до сих пор лежат рельсы. Возле единственного в Питере глухого трамвайного пересечения, от которого, увы, тоже не осталось и следа, я повернул на улицу Восстания. На углу Кирочной и Восстания висят две трамвайные растяжки; впрочем, на проспекте Чернышевского висит растяжка троллейбусная, тогда как эти особи вымерли там еще до моего рождения. Идея оплакивать каждый транспортный след была дискредитирована. Посему я направился делать то, что не выходит из моды вне зависимости от топонимики и транспортной сети, - а именно, пошел в паб...
В 19:50 я вылез из Новочеркасской и, что символично, сел на трамвай. Я вылез на Красногвардейской площади. Пока то-что-неприятно-называть еще не начали строить, я могу там бывать; когда это построят, ноги моей больше не будет на Красногвардейской площади, поэтому в следующих постах вы не прочитаете ни слова об этом месте. Соответственно, последние слова я с удовольствием использовал бы по прямому назначению и ими обругал бы эту ублюдочную стройку, однако после лебедевского фуршета как-то не подобает. Оставлю всё это на дискуссии в реале, но учтите: все необходимые эпитеты уже у меня в голове со вчерашнего дня. Собственно, пока всё это там зрело, я и зашел на Большеохтинский мост.
На Большеохтинском мосту на месте и трамвайные пути, и провода, но сразу после моста они упираются в ограждение. А само путешествие по Большеохтинскому мосту обязательно для каждого - я так и не смог придумать, на что похож изнутри Большеохтинский мост, а из этого уже следует, что ощущения ни с чем не сравнимы. Причем совершенно не в том смысле, в каком я то же самое писал про Канонерский тоннель.
На спуске с Большеохтинского я повернул на улицу Красного Текстильщика. Если у дерьма, которое строят на противоположном берегу, название показательно для двухтысячных годов, то здесь мы видим образец маразматического советского топонимообразования. Красный Текстильщик - это, видимо, работник нитяного завода. Кроме означенного завода, на улице ничего нет, включая и движения. И, видимо, никогда не было. По этой замечательной улице (и еще немного по Моисеенко) я вышел на Синопскую набережную. На ней ранее находилась заброшенная служебная железнодорожная станция. Сейчас на саму линию забили, чуть южнее ее просто разобрали, и станция постепенно перестала быть доминантой. Зато внимание по-прежнему привлекает центральный питерский приют для бездомных - место до того заметное, что вокруг даже можно уловить характерный запах.
Оттуда я вышел на площадь Александра Невского, но свернул чуть ранее - на Херсонскую. Там трамваи всё еще ходят, хотя и очень редко. Впрочем, это неважно - основные трамваи в этом посте еще впереди. Зато весь тот район сам по себе уникален. В частности, невероятное пересечение Новгородской, Старорусской и 8-й Советской. В то время как 8-я Советская незаметно приходит откуда-то сбоку, приводит с собой троллейбусные провода и уводит их обратно (кольцо, кстати, аккуратно вписано в этот перекресток - покажите мне еще одно такое же место в Питере!), Старорусская улица издевается над Новгородской. Упираясь в тот же перекресток, она наносит Новгородской улице перелом со смещением, после чего проходит еще двадцать метров и бесславно заканчивается входом в столовую какого-то завода. Если бы на разломанной Новгородской не сняли трамваи, перекресток был бы просто невообразимым. Но увы. Более того, проход чуть далее по Новгородской улице приводит непосредственно к руинам трамвайного гнезда.
В свое время трамвайный парк имени Смирнова был самым большим в Питере. Он был таким гигантским, что там просто не успевали следить за всеми трамваями сразу. Не вешали маршрутные огни, не всегда меняли лампочки в фарах, отламывали пантографы у вторых вагонов... В этот парк можно было въехать пятью способами, и его полностью опоясывала трамвайная двухколейка. Когда всё это великолепие работало, я не бывал в тех местах. А теперь парк - это огромный пустырь, на котором скоро будут строить второе то-что-неприятно-называть. Пока же там остались характерные фонари и часть путей вокруг. Размах виден до сих пор. На одном из въездов видны трамвайные растяжки, с которых свисают обрывки проводов. Рельсы остались только на Дегтярном переулке, а от проводов не осталось вообще ничего, кроме этих растяжек на въезде. После уничтожения трамваев Дегтярный переулок стал совершенно пустым и никому не нужным. А еще у меня есть ощущение, что трамвайный парк имени Смирнова стал поводом для одной из серий Масяни, в которой рядом с домом находился трамвайный парк, из-за чего шикарную квартиру решили сбагрить по дешевке кому попало. Это ощущение возникло потому, что пустырь, где раньше был парк, с одной стороны ограничивают как раз стены жилых домов. Наверное, из этих окон до сих пор видно, что осталось от парка. Кажется, когда-то жильцы собирали подписи против того, что у них под окнами трамвайный парк; что ж, теперь рядом построят огромную газовую хрень, и эти дома вообще снесут. Довыпендривались. Пусть со всеми, кто собирает подписи против трамвая, будет то же самое.
Оставив трамвайные руины, я углубился в Советские улицы. По колоритному экс-трамвайному повороту с 9-й Советской на Греческий проспект я вышел на улицу Некрасова, где до сих пор лежат рельсы. Возле единственного в Питере глухого трамвайного пересечения, от которого, увы, тоже не осталось и следа, я повернул на улицу Восстания. На углу Кирочной и Восстания висят две трамвайные растяжки; впрочем, на проспекте Чернышевского висит растяжка троллейбусная, тогда как эти особи вымерли там еще до моего рождения. Идея оплакивать каждый транспортный след была дискредитирована. Посему я направился делать то, что не выходит из моды вне зависимости от топонимики и транспортной сети, - а именно, пошел в паб...