Пристань живых, футуристическая баллада (к 100-летию Русской революции)
Нигде и никогда в истории не рождалось столько проектов "городов Солнца" для преображённого человечества, как в России после великого и страшного 1917 года. Грандиознейшая из утопий не должна была сгинуть бесследно, вместе с крахом идеи всемирной справедливости.Один из тех прекрасных городов мечты мог воплотиться в скрытой от посторонних области, куда переселяются души, неинтересные для преисподней, но также и не успевшие за свою короткую жизнь заслужить однозначного пропуска в светлый рай. Где нет прежних вождей, однако живы труд, отвага и надежда.
Иллюстрация: Москва Новейшая
Иллюстрация: советский стратегический бомбардировщик конструкции мясищева с термоядерной бомбой РДС-37 на борту совершает полёт над территорией США
Аннотация: В скрытой от посторонних области параллельно мира, где поселились души подвижников советской эпохи, начинаются разрушительные процессы, заставляющие её обитателей искать пути возврата в реальность. Внезапное появление у загробной пристани гостя из современной Москвы ускоряет ход событий и приближает трагическую развязку, касающуюся не только мертвых, но и живых. И только воскрешённая из забытья панорама Грядущего, символически разворачивающаяся в финале, становится альтернативой зловещим планам международной секты мизантропов, замысливших поработить Землю.
Содержание:
Из Москвы - в Москву
Град мечты
А вы могли бы?
Villa Dignidat
Нечеловеческий форсайт
Небесные мстители
За новым солнцем
Эпилог
Героям и жертвам Великой русской революции 1917 года посвящается
Из Москвы - в Москву
Летний московский вечер вступал в права, оттеняя гудение моторов на Садовом кольце аккордами побирающейся у перекрёстка компании уличных музыкантов и разнообразя городской шум праздной болтовнёй. С пятачка возле недавно открывшейся рюмочной доносился голос зазывалы: “Наша водка целебная, спокойно пейте каждый день!”
Однако дела у зазывалы шли не ахти, охотников исцелиться набиралось немного. К тому же, несмотря на холодный июнь, было душно.
Разумеется, в расположенном по соседству судейском особняке к подобным радостям жизни симпатий не питали.
Федеральный судья - располневший от малоподвижной работы великан в возрасте едва ли более сорока, однако с лицом обрюзгшим и неизменно печальным,- картинно поморщившись, затворил окно. В кабинете властелина права воцарилась тишина.
Хозяин кабинета бесшумно опустился в удобное кресло, жестом приглашая замершего у порога посетителя последовать его примеру и присесть на гостевой диван.
Посетитель - господин куда более пожилой, но аккуратный, подтянутый, с ухожённой эффектной бородкой, утопающей в седине,- быстро кивнул и потянулся было расстёгивать портфель, чтобы извлечь какие-то записи. Однако судья неуловимым жестом дал понять, что предпочитает разговор без бумаг.
- Не позавидуешь вам, с ненормируемым-то графиком!- почти скороговоркой произнёс эффектный старичок, откладывая бумаги в сторону.- Скоро девять - а вы всё на посту!
- Равно как и вы,- равнодушно ответил судья и зевнул, символически пронеся ладонь мимо рта.- Разве кто мешал дознавателю оформить задержание сегодняшним вечером?
- Согласен, тогда бы с утра завтрашнего и рассмотрели... Задержанный, правда, сутяга ещё тот - трижды протокол перечитывал, слова лишнего не ввернёшь!
- В таком случае - расскажите о нём поподробней. Что вам удалось узнать?
- Если честно - в том, что я узнал, нет ничего особенного. Работает в математическом институте, в графическом отделе...
- Что же это за отдел такой?
- Насколько я смог разобраться - отвечает за графики да прогнозы...
- Простите, что перебил, продолжайте.
- Да, да... По происхождению задержанный - коренной москвич, разведен, бывшая жена с детьми - за границей. Не состоял и не привлекался - так, по крайней мере, следует с его слов, но я не думаю, что он темнит. Вот и всё, пожалуй.
- Фамилию не напомните?
- Шахматов.
- Шахматов, Шахматов... Интеллигенция... Ботаник, поди,- ведь так?
- Именно так. Я, разумеется, попытался выяснить, с какого перепугу он нанёс телесные повреждения сотруднику органов,- но не преуспел, увы.
- А что же он говорит?
- Задержанный утверждает, что сотрудник, не разойдясь с ним на тротуаре, сам зацепил его плечом. После этого он якобы сделал шаг в сторону - но сотрудник вернулся и схватил за локоть. Шахматов, не желая конфликта, снова отступил - но сотрудник, очевидно решив, что тот готовится к удару, ударил сам. И понеслось...
- Складно сложено.
- Он божится, что было именно так. Даже настоял, чтобы его версию также записали в протокол. Утверждает, что не имел возможности распознать под гражданской одеждой сотрудника, действовавшего под прикрытием. А когда узнал, что ему в качестве меры пресечения грозит заключение под стражу - побелел буквально. Просил сделать всё, чтобы ограничились домашним арестом, готов выехать не место происшествия и всё показать, как было - по его версии, разумеется... Так-то вот. А у вас, простите, есть какая-то другая информация?
- У нас, как вы знаете, нет оснований не доверять сотрудникам органов, так что оставим всю эту лирику... Лучше поведайте: вы не заметили при общении с задержанным чего-либо странного, неожиданного?
- Нет... право, ничего. Обычный представитель поколения, которое росло с планами на прекрасную жизнь, а оказалось, в большинстве своём, в... заднице, простите.
- “В заднице”, если рассуждать по-вашему, оказался не он один, но это не означает, что надо в отместку нападать на работников правопорядка и творить произвол. Впрочем, что же это за поколение такое особое?
- А вы не замечали? Почти всех, родившихся в 1967-м, то есть в год, когда отмечали пятидесятилетие революции, тогдашнее общество растило в убеждённости, что им первыми предстоит зажить при коммунизме. Ну или, по крайней мере, суждено увидеть, как зацветут яблони за полярным кругом или люди начнут летать в космос, словно на вахту в Тюмень. А вместо этого - облом аккурат, когда после института надо в жизнь вступать! Кто был постарше и в жизни уже успел освоиться - выдержали, те, что младше,- приспособились. А эти несчастные - они словно зависли между двумя мирами. Я много таких встречал, и изложенная закономерность для меня вполне очевидна.
- Хм, а вы, я вижу, ещё и философ, интересно рассуждаете... Но я не о том хотел спросить: вы не почувствовали, что за задержанным могут стоять какие-либо покровители, большие родственники, влиятельные друзья? Понимаете, к чему я клоню? Статистики ведь неспроста утверждают, что в столице едва ли не каждый бомж через пару рукопожатий знаком с самим Президентом!
- Что вы, я же профессионал! Нет за ним никого, и это совершенно определённо! Простите за специфический жаргон, но этот Шахматов по жизни даже не фраер - просто баран, лох тупорный, чистый лузер! Даром что в уважаемом институте стол занимает... Так что жену, за бугор от него сбежавшую, отлично понимаю!
- Спасибо, теперь мне более-менее понятно. Будем действовать!
- Я вам ещё не всё рассказал... хотя, согласен, это ничего не меняет.
- Бросьте, уже десятый час, закругляться давайте. Когда вниз спуститесь - скажите секретарю, чтобы открывала заседание, уложимся, думаю, за полчаса. Я через пять минут подойду.
Визитёр быстро встал, поклонился и вышел из кабинета, сильно расчихавшись на лестнице, где ночная смена таджикских рабочих, уверенных, что рабочий день в присутственном месте завершён, начинала штукатурить. Судья же с помощью модной машины сварил себе чашку крепкого кофе, плеснул туда несколько граммов коньяка, выпил не торопясь, после чего, глубоко и печально выдохнув, полез за мантией в амарантовый шкаф.
В эти самые минуты человек с невыигрышной фамилией Шахматов сползал по стене в соседней комнате с железной дверью, где хранились мешки со шпатлёвкой и куда некоторое время назад он был водворён молчаливым приставом. Его дыхание то и дело сбивалось, а на лице застыла гримаса изумления и боли. Поскольку вентиляционная вытяжка из кабинета судьи, вскрытая в результате затянувшегося ремонта, доносила все звуки, несчастный Шахматов против собственной воли был вынужден прослушать состоявшийся разговор с первого и до последнего слова.
Более всего его поразили не циничные рассуждения о своём несчастном поколении и даже не оскорбительные определения в собственный адрес - нет, он был повержен и раздавлен свершившимся на его глазах беспримерным, чудовищным предательством. Ибо аккуратный господин, только что беззаботно и цинично беседовавший с судьей, был никто иной как его адвокат, государственный защитник, тот, кому он безоглядно поверил и перед кем, нисколько не опасаясь, был готов распахивать душу!
И было бы ради чего: кто-то на тротуаре зацепил его плечом, он отошёл, его снова зацепили, он вежливо поинтересовался: “Что, простите, не так?”- однако вместо ответа поймал удар в грудь, а сразу же после - ещё и в шею; тогда он попытался защититься, неловко шлёпнул хулигана и громко позвал на помощь - наряд полиции оказался тут как тут, но и бесчинник вышел вовсе не хулиганом, а “сотрудником при исполнении”,- и теперь из-за этого дурацкого происшествия ему, за всю жизнь не обидевшему мухи, шьют настоящее уголовное дело! И если исповедальная беседа с адвокатом вселяла надежду, что это сфабрикованное от начала и до конца дело будет прекращено, то невольно подслушанный разговор всё превращал в фарс!
Сокрушённый горячим приливом обиды, Шахматов не заметил, как в железной двери провернулся ключ замка, как пристав провёл его в пустой судейский зал, как в этом зале следователь-дознаватель что-то зачитывал с листа, адвокат пожимал плечами и несколько раз без энтузиазма начинал говорить, но судья недобрым взглядом исподлобья прервал его, после чего, грустно покачиваясь, со стола судьи спланировала на пол какая-то бумажка, а её никто не стал поднимать. Сознание вернулось, лишь когда судья отрешённым голосом начал зачитывать постановление:
“На основании представленных фактов... учитывая возможность для задержанного скрыться... принимая во внимание отмеченное экспертизой наличие алкоголя в крови... удовлетворить ходатайство об избрании в качестве меры пресечения - заключение под стражу!”
Нетрудно было заметить, как переглянулись пристав с секретарём - приговор оказывался неожиданно, чрезмерно суровым!
- Что, что, простите?- переспросил изумлённый Шахматов.
- Обжалование осуществляется в установленном порядке,- равнодушно оборвал его судья, сгребая со стола бумаги.
- В какой изолятор везти?- тихим голосом поинтересовалась секретарь.- Мы же наряда не заказывали!
- В СИЗО-2,- равнодушно буркнул судья и, обращаясь к приставу, произнёс повелительно:- Вот вы отвезёте!
- Бутырки нынче не принимают,- усталым голосом ответил немолодой пристав.- В Лефортово придётся...
- Везите в Лефортово. Оригинал постановления только не посейте!
И с этими словами судья, ни с кем не попрощавшись, покинул зал. Секретарь запечатала и протянула приставу конверт с постановлением.
Пристав, вздохнув, подошёл к Шахматову и ласково тронул того за плечо:
- Что, друг горемычный, поедем? Не сбежишь от меня без конвоя?
Шахматов не проронил в ответ ни слова, однако и без этого было ясно, что, поверженный и раздавленный приговором, он в лучшем случае сумеет без посторонней помощи доковылять до автомобиля.
- Чёрт, а ехать-то нам в край неблизкий,- пробубнил пристав, помогая Шахматову покинуть судебный зал.- Надо бы “на дорожку”! Пошли, вместе посетим, как по уставу полагается...
В конце бокового коридора плотники натягивали на петли дверь, за которой находился туалет. Попросив одного из них “подежурить снаружи”, пристав заперся в кабинке, оставив узника на пару минут в совершеннейшем одиночестве.
В этот момент к потухшему Шахматову вернулось самообладание.
“Что же это происходит? Произвол! Кто дал им право арестовывать меня, за что? Нет, это не недоразумение, это беззаконие и самоуправство! Ведь я не совершил ровным счетом ничего плохого, надо найти на них управу, только как? Ведь сейчас меня бросят в камеру с уголовниками, с этого момента я навсегда сделаюсь одним из них, и тогда все мои оправдания будут выглядеть как рассуждения психбольного о полном здоровье! Нет же, нет, туда мне нельзя, надо во что бы то ни стало бежать, но только как бежать отсюда?”
Взгляд упал на свежеоштукатуренный оконный проём: рама из-за ремонта была удалена, и проём прикрывала лишь испачканная побелкой плёнка, закреплённая на штапиках.
Решение созрело мгновенно. Забыв даже выяснить, на каком он находится этаже, Шахматов с неожиданной силой рванул прочь задубевшую плёнку.
В лицо ударил пьянящий воздух свободы, напитанный вечерней свежестью вперемешку с ароматами ресторанного гриля. Спустя мгновение он находился уже на влажной от росы траве газона, а ещё через несколько секунд - низко пригибаясь и не совершенно разбирая дороги, удирал прочь от судейского особняка, пуще прочего боясь различить позади себя звуки погони.
Забыв о подземном переходе, уклоняясь от злобно гудящих автомашин, он бегом пересёк Садовое кольцо, промчался по Спиридоновке, нырнул в приоткрытую калитку роскошного домовладения, откуда задворками выбрался к Гранатному переулку, перебежал к Вспольному и далее устремился куда-то ещё, не разбирая дороги и сторонясь ярко освещённых мест.
Когда бежать с непривычки сделалось невмоготу, Шахматов юркнул под проездную арку, встретившуюся на пути. Внутри арки находился глухой двор, в центральной части плотно заставленный ночующими машинами, а по периметру густо заросший высокими тополями и почти неосвещённый; Шахматов подыскал под деревьями наиболее тёмное место, и там притаился.
Положение его было безнадёжным и фантастически несправедливым. В довершении к надуманному инциденту и последовавшему жестокому решению судьи, которое можно было списать на случайность, теперь он совершил настоящее преступление - побег. Побег настоящий, засвидетельствованный людьми и задокументированный видеокамерами,- так что отныне, разумеется, не будет к нему ни снисхождения, ни пощады... Придётся прятаться и как можно скорее из Москвы бежать - к престарелой ли тётке в Хвалынск, к другу ли в Сыктывкар - не всё ли равно, поскольку хорониться придётся и там, ибо поздно или рано его всё равно схватят... Так что же, что же он натворил, как неразумно и глупо, поддавшись эмоциональному порыву, погубил собственную жизнь!
Едва эти мысли сложились и пронеслись в голове, Шахматов ужаснулся даже не безнадёжности своего положения - ужаснулся предчувствию, что весь этот поток отчаянья и боли внутри, раскручиваясь и усиливаясь, прикончит его значительно раньше, чем в его судьбе сумеет состояться любой другой поворот. Лоб сразу же сделался мокрым от пота, и следующая мысль была о том, что именно так, должно быть, неожиданно и скоро к человеку приходит смерть...
Поэтому когда на улице послышалась полицейская сирена, а мертвецки-жёлтый свет фонарей взорвался красно-синими проблесками полицейских мигалок, беглец испытал облегчение - его скорая поимка приближающимся патрулём обещала не допустить непоправимого.
Шахматов постарался восстановить сбившееся дыхание и даже неожиданно для себя улыбнулся - однако в этот самый момент откуда ни возьмись раздался оглушающий рёв мотора вперемешку с хрустом сминаемых кустов. Спустя секунду в арку со стороны улицы ворвался огромный трёхосный грузовик с фарами под светомаскировкой, с тёмной кабиной и высоким брезентовым тентом, отчаянно раскачивающимся поверх кузова.
Шахматов непроизвольно привстал из своего укрытия и зажмурился - страшная махина, задевая и тараня припаркованные легковушки, неслась прямо на кирпичную стену! Однако в момент, когда уже должен был произойти смертельный удар, в стене непостижимым образом образовался проём, и грузовик, не понеся ни малейшего ущерба, с грохотом исчез в отворившемся тоннеле.
Не веря своим глазам, потрясённый Шахматов несколько секунд глядел ему вслед, удерживая взор на быстро удаляющемся красном огоньке катафота под переливы и свист десятка проснувшихся сигнализаций. В этот момент возле арки заскрипели тормоза, прозвучала вперемешку с отборной бранью команда - и подоспевший полицейский наряд, стуча каблуками, устремился во двор.
Шахматов немедленно осознал, что всё случившееся только что на его глазах тянет на разбирательство в сотню раз более строгое, нежели ему довелось пережить за утренний случай, когда он всего лишь кого-то неосторожно толкнул в одном из близлежащих переулков... Вновь отчаянье застило рассудок и сорвало с места, заставляя безотчётно бежать в направлении странного тоннеля, который отныне становился его единственным спасением.
До последнего наш герой не был уверен, что открывшийся в кирпичной стене тоннель - не результат оптического обмана. Однако как только он в него углубился, звуки преследования немедленно прекратились, а впереди обозначилось далёкое свечение, позволяющее различать дорогу.
Не смея обернуться, Шахматов продолжал бежать километр или значительно более, и лишь когда понял, что его изнеженный сидячей работой и городским образом жизни организм изнемогает, то, тяжело дыша и неуклюже загребая руками воздух, начал переходить на шаг.
Сердце продолжало бешено колотиться, однако сделалось возможным оглядеться по сторонам.
Непостижимым образом после самого что ни на есть столичного центра он обнаружил себя в местности совершенно негородской - до самого горизонта простиралось огромное поле, отчего-то не по-июньски соломенно-жёлтое; туда же, в направлении к горизонту, его пронзала стрелой шоссейная дорога, по которой он столь долго и бессознательно бежал. А чуть впереди, от небольшого перекрёсточка, сворачивал в сторону петлявый просёлок, ведущий к зеленеющей невдалеке одинокой роще.
То ли по велению внутреннего голоса, то ли просто выбрав путь наиболее короткий, Шахматов, едва отдышавшись, двинулся в сторону рощи.
Приблизившись, он обнаружил за её пышной ветвистой стеной берег водоёма - такого же необъятного, уходящего за горизонт, при этом странно-спокойного, с неподвижной чёрной водой. Подойдя к самой кромке, он умылся этой водой и даже против обычной предосторожности сделал несколько глотков, чтобы утолить жажду.
Вполне успокоившись, он решил вновь осмотреться - и тут же разглядел невдалеке отдалении одноэтажную деревянную хижину, расположенную столь близко у воды, что любое волнение должно было способно проникнуть вовнутрь, растечься по полу, оставляя после себя следы беспорядка,- однако аккуратный вид и спокойная ухоженность свидетельствовали о том, что волнения и бури хижине не грозят.
Действительно, не чувствовалось ни ветра, ни малейшего дуновения воздуха, а на небе не было заметно ни единого облачка.
Ещё раз оглядевшись, он направился к хижине. Не решаясь сразу зайти в открытую настежь дверь, он с осторожностью постучал по деревянному косяку, прислушался, затем снова постучал - и лишь заслышав изнутри чей-то негромкий кашель и шаркающие шаги, улыбнулся от радости, что встретил посреди этого безмолвия первую живую душу.
- Кто там?- раздался предсказуемый вопрос....
Текст далее - по ссылке: http://lit.lib.ru/s/shushkevich/text_0120.shtml
Иллюстрация: Москва Новейшая
Иллюстрация: советский стратегический бомбардировщик конструкции мясищева с термоядерной бомбой РДС-37 на борту совершает полёт над территорией США
Аннотация: В скрытой от посторонних области параллельно мира, где поселились души подвижников советской эпохи, начинаются разрушительные процессы, заставляющие её обитателей искать пути возврата в реальность. Внезапное появление у загробной пристани гостя из современной Москвы ускоряет ход событий и приближает трагическую развязку, касающуюся не только мертвых, но и живых. И только воскрешённая из забытья панорама Грядущего, символически разворачивающаяся в финале, становится альтернативой зловещим планам международной секты мизантропов, замысливших поработить Землю.
Содержание:
Из Москвы - в Москву
Град мечты
А вы могли бы?
Villa Dignidat
Нечеловеческий форсайт
Небесные мстители
За новым солнцем
Эпилог
Героям и жертвам Великой русской революции 1917 года посвящается
Из Москвы - в Москву
Летний московский вечер вступал в права, оттеняя гудение моторов на Садовом кольце аккордами побирающейся у перекрёстка компании уличных музыкантов и разнообразя городской шум праздной болтовнёй. С пятачка возле недавно открывшейся рюмочной доносился голос зазывалы: “Наша водка целебная, спокойно пейте каждый день!”
Однако дела у зазывалы шли не ахти, охотников исцелиться набиралось немного. К тому же, несмотря на холодный июнь, было душно.
Разумеется, в расположенном по соседству судейском особняке к подобным радостям жизни симпатий не питали.
Федеральный судья - располневший от малоподвижной работы великан в возрасте едва ли более сорока, однако с лицом обрюзгшим и неизменно печальным,- картинно поморщившись, затворил окно. В кабинете властелина права воцарилась тишина.
Хозяин кабинета бесшумно опустился в удобное кресло, жестом приглашая замершего у порога посетителя последовать его примеру и присесть на гостевой диван.
Посетитель - господин куда более пожилой, но аккуратный, подтянутый, с ухожённой эффектной бородкой, утопающей в седине,- быстро кивнул и потянулся было расстёгивать портфель, чтобы извлечь какие-то записи. Однако судья неуловимым жестом дал понять, что предпочитает разговор без бумаг.
- Не позавидуешь вам, с ненормируемым-то графиком!- почти скороговоркой произнёс эффектный старичок, откладывая бумаги в сторону.- Скоро девять - а вы всё на посту!
- Равно как и вы,- равнодушно ответил судья и зевнул, символически пронеся ладонь мимо рта.- Разве кто мешал дознавателю оформить задержание сегодняшним вечером?
- Согласен, тогда бы с утра завтрашнего и рассмотрели... Задержанный, правда, сутяга ещё тот - трижды протокол перечитывал, слова лишнего не ввернёшь!
- В таком случае - расскажите о нём поподробней. Что вам удалось узнать?
- Если честно - в том, что я узнал, нет ничего особенного. Работает в математическом институте, в графическом отделе...
- Что же это за отдел такой?
- Насколько я смог разобраться - отвечает за графики да прогнозы...
- Простите, что перебил, продолжайте.
- Да, да... По происхождению задержанный - коренной москвич, разведен, бывшая жена с детьми - за границей. Не состоял и не привлекался - так, по крайней мере, следует с его слов, но я не думаю, что он темнит. Вот и всё, пожалуй.
- Фамилию не напомните?
- Шахматов.
- Шахматов, Шахматов... Интеллигенция... Ботаник, поди,- ведь так?
- Именно так. Я, разумеется, попытался выяснить, с какого перепугу он нанёс телесные повреждения сотруднику органов,- но не преуспел, увы.
- А что же он говорит?
- Задержанный утверждает, что сотрудник, не разойдясь с ним на тротуаре, сам зацепил его плечом. После этого он якобы сделал шаг в сторону - но сотрудник вернулся и схватил за локоть. Шахматов, не желая конфликта, снова отступил - но сотрудник, очевидно решив, что тот готовится к удару, ударил сам. И понеслось...
- Складно сложено.
- Он божится, что было именно так. Даже настоял, чтобы его версию также записали в протокол. Утверждает, что не имел возможности распознать под гражданской одеждой сотрудника, действовавшего под прикрытием. А когда узнал, что ему в качестве меры пресечения грозит заключение под стражу - побелел буквально. Просил сделать всё, чтобы ограничились домашним арестом, готов выехать не место происшествия и всё показать, как было - по его версии, разумеется... Так-то вот. А у вас, простите, есть какая-то другая информация?
- У нас, как вы знаете, нет оснований не доверять сотрудникам органов, так что оставим всю эту лирику... Лучше поведайте: вы не заметили при общении с задержанным чего-либо странного, неожиданного?
- Нет... право, ничего. Обычный представитель поколения, которое росло с планами на прекрасную жизнь, а оказалось, в большинстве своём, в... заднице, простите.
- “В заднице”, если рассуждать по-вашему, оказался не он один, но это не означает, что надо в отместку нападать на работников правопорядка и творить произвол. Впрочем, что же это за поколение такое особое?
- А вы не замечали? Почти всех, родившихся в 1967-м, то есть в год, когда отмечали пятидесятилетие революции, тогдашнее общество растило в убеждённости, что им первыми предстоит зажить при коммунизме. Ну или, по крайней мере, суждено увидеть, как зацветут яблони за полярным кругом или люди начнут летать в космос, словно на вахту в Тюмень. А вместо этого - облом аккурат, когда после института надо в жизнь вступать! Кто был постарше и в жизни уже успел освоиться - выдержали, те, что младше,- приспособились. А эти несчастные - они словно зависли между двумя мирами. Я много таких встречал, и изложенная закономерность для меня вполне очевидна.
- Хм, а вы, я вижу, ещё и философ, интересно рассуждаете... Но я не о том хотел спросить: вы не почувствовали, что за задержанным могут стоять какие-либо покровители, большие родственники, влиятельные друзья? Понимаете, к чему я клоню? Статистики ведь неспроста утверждают, что в столице едва ли не каждый бомж через пару рукопожатий знаком с самим Президентом!
- Что вы, я же профессионал! Нет за ним никого, и это совершенно определённо! Простите за специфический жаргон, но этот Шахматов по жизни даже не фраер - просто баран, лох тупорный, чистый лузер! Даром что в уважаемом институте стол занимает... Так что жену, за бугор от него сбежавшую, отлично понимаю!
- Спасибо, теперь мне более-менее понятно. Будем действовать!
- Я вам ещё не всё рассказал... хотя, согласен, это ничего не меняет.
- Бросьте, уже десятый час, закругляться давайте. Когда вниз спуститесь - скажите секретарю, чтобы открывала заседание, уложимся, думаю, за полчаса. Я через пять минут подойду.
Визитёр быстро встал, поклонился и вышел из кабинета, сильно расчихавшись на лестнице, где ночная смена таджикских рабочих, уверенных, что рабочий день в присутственном месте завершён, начинала штукатурить. Судья же с помощью модной машины сварил себе чашку крепкого кофе, плеснул туда несколько граммов коньяка, выпил не торопясь, после чего, глубоко и печально выдохнув, полез за мантией в амарантовый шкаф.
В эти самые минуты человек с невыигрышной фамилией Шахматов сползал по стене в соседней комнате с железной дверью, где хранились мешки со шпатлёвкой и куда некоторое время назад он был водворён молчаливым приставом. Его дыхание то и дело сбивалось, а на лице застыла гримаса изумления и боли. Поскольку вентиляционная вытяжка из кабинета судьи, вскрытая в результате затянувшегося ремонта, доносила все звуки, несчастный Шахматов против собственной воли был вынужден прослушать состоявшийся разговор с первого и до последнего слова.
Более всего его поразили не циничные рассуждения о своём несчастном поколении и даже не оскорбительные определения в собственный адрес - нет, он был повержен и раздавлен свершившимся на его глазах беспримерным, чудовищным предательством. Ибо аккуратный господин, только что беззаботно и цинично беседовавший с судьей, был никто иной как его адвокат, государственный защитник, тот, кому он безоглядно поверил и перед кем, нисколько не опасаясь, был готов распахивать душу!
И было бы ради чего: кто-то на тротуаре зацепил его плечом, он отошёл, его снова зацепили, он вежливо поинтересовался: “Что, простите, не так?”- однако вместо ответа поймал удар в грудь, а сразу же после - ещё и в шею; тогда он попытался защититься, неловко шлёпнул хулигана и громко позвал на помощь - наряд полиции оказался тут как тут, но и бесчинник вышел вовсе не хулиганом, а “сотрудником при исполнении”,- и теперь из-за этого дурацкого происшествия ему, за всю жизнь не обидевшему мухи, шьют настоящее уголовное дело! И если исповедальная беседа с адвокатом вселяла надежду, что это сфабрикованное от начала и до конца дело будет прекращено, то невольно подслушанный разговор всё превращал в фарс!
Сокрушённый горячим приливом обиды, Шахматов не заметил, как в железной двери провернулся ключ замка, как пристав провёл его в пустой судейский зал, как в этом зале следователь-дознаватель что-то зачитывал с листа, адвокат пожимал плечами и несколько раз без энтузиазма начинал говорить, но судья недобрым взглядом исподлобья прервал его, после чего, грустно покачиваясь, со стола судьи спланировала на пол какая-то бумажка, а её никто не стал поднимать. Сознание вернулось, лишь когда судья отрешённым голосом начал зачитывать постановление:
“На основании представленных фактов... учитывая возможность для задержанного скрыться... принимая во внимание отмеченное экспертизой наличие алкоголя в крови... удовлетворить ходатайство об избрании в качестве меры пресечения - заключение под стражу!”
Нетрудно было заметить, как переглянулись пристав с секретарём - приговор оказывался неожиданно, чрезмерно суровым!
- Что, что, простите?- переспросил изумлённый Шахматов.
- Обжалование осуществляется в установленном порядке,- равнодушно оборвал его судья, сгребая со стола бумаги.
- В какой изолятор везти?- тихим голосом поинтересовалась секретарь.- Мы же наряда не заказывали!
- В СИЗО-2,- равнодушно буркнул судья и, обращаясь к приставу, произнёс повелительно:- Вот вы отвезёте!
- Бутырки нынче не принимают,- усталым голосом ответил немолодой пристав.- В Лефортово придётся...
- Везите в Лефортово. Оригинал постановления только не посейте!
И с этими словами судья, ни с кем не попрощавшись, покинул зал. Секретарь запечатала и протянула приставу конверт с постановлением.
Пристав, вздохнув, подошёл к Шахматову и ласково тронул того за плечо:
- Что, друг горемычный, поедем? Не сбежишь от меня без конвоя?
Шахматов не проронил в ответ ни слова, однако и без этого было ясно, что, поверженный и раздавленный приговором, он в лучшем случае сумеет без посторонней помощи доковылять до автомобиля.
- Чёрт, а ехать-то нам в край неблизкий,- пробубнил пристав, помогая Шахматову покинуть судебный зал.- Надо бы “на дорожку”! Пошли, вместе посетим, как по уставу полагается...
В конце бокового коридора плотники натягивали на петли дверь, за которой находился туалет. Попросив одного из них “подежурить снаружи”, пристав заперся в кабинке, оставив узника на пару минут в совершеннейшем одиночестве.
В этот момент к потухшему Шахматову вернулось самообладание.
“Что же это происходит? Произвол! Кто дал им право арестовывать меня, за что? Нет, это не недоразумение, это беззаконие и самоуправство! Ведь я не совершил ровным счетом ничего плохого, надо найти на них управу, только как? Ведь сейчас меня бросят в камеру с уголовниками, с этого момента я навсегда сделаюсь одним из них, и тогда все мои оправдания будут выглядеть как рассуждения психбольного о полном здоровье! Нет же, нет, туда мне нельзя, надо во что бы то ни стало бежать, но только как бежать отсюда?”
Взгляд упал на свежеоштукатуренный оконный проём: рама из-за ремонта была удалена, и проём прикрывала лишь испачканная побелкой плёнка, закреплённая на штапиках.
Решение созрело мгновенно. Забыв даже выяснить, на каком он находится этаже, Шахматов с неожиданной силой рванул прочь задубевшую плёнку.
В лицо ударил пьянящий воздух свободы, напитанный вечерней свежестью вперемешку с ароматами ресторанного гриля. Спустя мгновение он находился уже на влажной от росы траве газона, а ещё через несколько секунд - низко пригибаясь и не совершенно разбирая дороги, удирал прочь от судейского особняка, пуще прочего боясь различить позади себя звуки погони.
Забыв о подземном переходе, уклоняясь от злобно гудящих автомашин, он бегом пересёк Садовое кольцо, промчался по Спиридоновке, нырнул в приоткрытую калитку роскошного домовладения, откуда задворками выбрался к Гранатному переулку, перебежал к Вспольному и далее устремился куда-то ещё, не разбирая дороги и сторонясь ярко освещённых мест.
Когда бежать с непривычки сделалось невмоготу, Шахматов юркнул под проездную арку, встретившуюся на пути. Внутри арки находился глухой двор, в центральной части плотно заставленный ночующими машинами, а по периметру густо заросший высокими тополями и почти неосвещённый; Шахматов подыскал под деревьями наиболее тёмное место, и там притаился.
Положение его было безнадёжным и фантастически несправедливым. В довершении к надуманному инциденту и последовавшему жестокому решению судьи, которое можно было списать на случайность, теперь он совершил настоящее преступление - побег. Побег настоящий, засвидетельствованный людьми и задокументированный видеокамерами,- так что отныне, разумеется, не будет к нему ни снисхождения, ни пощады... Придётся прятаться и как можно скорее из Москвы бежать - к престарелой ли тётке в Хвалынск, к другу ли в Сыктывкар - не всё ли равно, поскольку хорониться придётся и там, ибо поздно или рано его всё равно схватят... Так что же, что же он натворил, как неразумно и глупо, поддавшись эмоциональному порыву, погубил собственную жизнь!
Едва эти мысли сложились и пронеслись в голове, Шахматов ужаснулся даже не безнадёжности своего положения - ужаснулся предчувствию, что весь этот поток отчаянья и боли внутри, раскручиваясь и усиливаясь, прикончит его значительно раньше, чем в его судьбе сумеет состояться любой другой поворот. Лоб сразу же сделался мокрым от пота, и следующая мысль была о том, что именно так, должно быть, неожиданно и скоро к человеку приходит смерть...
Поэтому когда на улице послышалась полицейская сирена, а мертвецки-жёлтый свет фонарей взорвался красно-синими проблесками полицейских мигалок, беглец испытал облегчение - его скорая поимка приближающимся патрулём обещала не допустить непоправимого.
Шахматов постарался восстановить сбившееся дыхание и даже неожиданно для себя улыбнулся - однако в этот самый момент откуда ни возьмись раздался оглушающий рёв мотора вперемешку с хрустом сминаемых кустов. Спустя секунду в арку со стороны улицы ворвался огромный трёхосный грузовик с фарами под светомаскировкой, с тёмной кабиной и высоким брезентовым тентом, отчаянно раскачивающимся поверх кузова.
Шахматов непроизвольно привстал из своего укрытия и зажмурился - страшная махина, задевая и тараня припаркованные легковушки, неслась прямо на кирпичную стену! Однако в момент, когда уже должен был произойти смертельный удар, в стене непостижимым образом образовался проём, и грузовик, не понеся ни малейшего ущерба, с грохотом исчез в отворившемся тоннеле.
Не веря своим глазам, потрясённый Шахматов несколько секунд глядел ему вслед, удерживая взор на быстро удаляющемся красном огоньке катафота под переливы и свист десятка проснувшихся сигнализаций. В этот момент возле арки заскрипели тормоза, прозвучала вперемешку с отборной бранью команда - и подоспевший полицейский наряд, стуча каблуками, устремился во двор.
Шахматов немедленно осознал, что всё случившееся только что на его глазах тянет на разбирательство в сотню раз более строгое, нежели ему довелось пережить за утренний случай, когда он всего лишь кого-то неосторожно толкнул в одном из близлежащих переулков... Вновь отчаянье застило рассудок и сорвало с места, заставляя безотчётно бежать в направлении странного тоннеля, который отныне становился его единственным спасением.
До последнего наш герой не был уверен, что открывшийся в кирпичной стене тоннель - не результат оптического обмана. Однако как только он в него углубился, звуки преследования немедленно прекратились, а впереди обозначилось далёкое свечение, позволяющее различать дорогу.
Не смея обернуться, Шахматов продолжал бежать километр или значительно более, и лишь когда понял, что его изнеженный сидячей работой и городским образом жизни организм изнемогает, то, тяжело дыша и неуклюже загребая руками воздух, начал переходить на шаг.
Сердце продолжало бешено колотиться, однако сделалось возможным оглядеться по сторонам.
Непостижимым образом после самого что ни на есть столичного центра он обнаружил себя в местности совершенно негородской - до самого горизонта простиралось огромное поле, отчего-то не по-июньски соломенно-жёлтое; туда же, в направлении к горизонту, его пронзала стрелой шоссейная дорога, по которой он столь долго и бессознательно бежал. А чуть впереди, от небольшого перекрёсточка, сворачивал в сторону петлявый просёлок, ведущий к зеленеющей невдалеке одинокой роще.
То ли по велению внутреннего голоса, то ли просто выбрав путь наиболее короткий, Шахматов, едва отдышавшись, двинулся в сторону рощи.
Приблизившись, он обнаружил за её пышной ветвистой стеной берег водоёма - такого же необъятного, уходящего за горизонт, при этом странно-спокойного, с неподвижной чёрной водой. Подойдя к самой кромке, он умылся этой водой и даже против обычной предосторожности сделал несколько глотков, чтобы утолить жажду.
Вполне успокоившись, он решил вновь осмотреться - и тут же разглядел невдалеке отдалении одноэтажную деревянную хижину, расположенную столь близко у воды, что любое волнение должно было способно проникнуть вовнутрь, растечься по полу, оставляя после себя следы беспорядка,- однако аккуратный вид и спокойная ухоженность свидетельствовали о том, что волнения и бури хижине не грозят.
Действительно, не чувствовалось ни ветра, ни малейшего дуновения воздуха, а на небе не было заметно ни единого облачка.
Ещё раз оглядевшись, он направился к хижине. Не решаясь сразу зайти в открытую настежь дверь, он с осторожностью постучал по деревянному косяку, прислушался, затем снова постучал - и лишь заслышав изнутри чей-то негромкий кашель и шаркающие шаги, улыбнулся от радости, что встретил посреди этого безмолвия первую живую душу.
- Кто там?- раздался предсказуемый вопрос....
Текст далее - по ссылке: http://lit.lib.ru/s/shushkevich/text_0120.shtml