Похоронили Валеру Прокошина
Похоронили Валеру ПРОКОШИНА.
***
Я родился в фабричном бараке и жил в нем, как свечка сгорая,
Освещая собою подвалы, углы, чердаки, пустыри.
И кого-то любил, не боясь, ничего еще не понимая,
Только чувствуя, как теплый пепел любви оседает внутри.
Я крещен на дому у священника, возле церковных развалин,
В городке, где единственной Меккою водочный был магазин.
Не латыш, не узбек, не цыган, не мордвин, не еврей, не татарин,
А обычный советский пацан - алкаша и уборщицы сын.
Этот выживший край никогда-никогда-никогда не казался мне раем,
Потому одногодкам своим подражая почти что всерьез,
Я глотал самогон, воровал и дрочил иногда за сараем,
Словно мстил этой жизни убогой и той, недоступной до слез.
Повзрослев, я все так же грешу, издеваясь над злою судьбою,
Заключив с ней однажды неравный-кровавый-смертельный союз.
И когда ежедневно встречаюсь в назначенном месте с Тобою,
Улыбаюсь как будто беспечно... и только молиться боюсь.
Этой странной стране не обязан ничем, кроме собственной смерти.
Посмотри, я не умер пока, я еще не оглох, не ослеп,
Но на паперти русской, наверное, самой богатой на свете,
Я на ощупь живу даже днем - и мне горек мой нищенский хлеб.
***
Рождество.
Ночь промыта до дна.
Пахнет ладаном, елкой, кагором.
И чуть свесился над косогором
Полумесяц прошедшего дня.
Рождество.
Стайка ангелов вдруг
Пронеслась, будто птичье семейство.
И душа возвращается в детство,
В этот час позабыв про испуг.
Рождество.
Дети спят у Христа.
Им сегодня - в святой Понедельник
Перед сном добрый, сказочный мельник
Чем-то сладким помазал уста.
Рождество.
Я наплакался здесь,
Жизнь мою отпустили морозы.
Миром правят молитва и слезы
Под божественным оком небес.
Рождество.
Свет в церковном окне
Все не меркнет, не меркнет покуда.
И земное предчувствие чуда,
Словно снег, оседает во мне.