Художественный фильм «Мой муж - гений», еще не выйдя на экраны, получил наименование - скандальный. Он был снят по мемуарам жены академика Льва Ландау. Показ по первому каналу ТВ состоялся в ноябре 2008 года. Он вызвал бурю протестов со стороны российских академиков, которые пытались запретить его трансляцию. Но для многих этот фильм стал дверцей в еще один непознанный ранее мир - мир гения физики, Нобелевского лауреата Ландау.
У меня лично перед просмотром были опасения, что фильм будет эдакой «клубничкой» в духе времени. Но фильм оказался по-настоящему глубоким в лучших традициях российского кино. Главного героя сыграл артист Дмитрий Спиваковский, героиню - Ксения Громова и Людмила Чурсина.
Фильм многих шокировал. И, осмелюсь предположить, что не только потому, что все-таки каким-то образом этот «киношный» Ландау относится к реальному Ландау. И не потому, что на экране мы видим мужчину, без всяких нравственных ограничений гоняющегося за каждой красивой и молодой женщиной, буквально ведущего охоту на «баб». Разве мы из этого фильма узнали что-то новое о поврежденной человеческой природе? Разве мы не видели на экране «маньяков» и почище! В смысле, пострашнее! Видели. И все-таки фильм шокирует, оставляет сильное впечатление. Вот в этом впечатлении и хочется немного разобраться.
Перед нами раскрывается несколько непривычный для нас человеческий тип, в котором причудливым образом смешано то, чем можно беззаговорочно восхищаться, и то, что вызывает, мягко говоря, неприятие. Это тип гения и трудоголика, человека, не переносящего любые проявления неправды, и крайнего эгоиста, чуть ли не напрочь лишённого милосердия и сострадания, не понимающего тех, кто живет рядом. И, конечно же, безбожника.
Кстати, с выдающимися, гениальными учеными - любопытная штука: очень часто они либо становятся очень верующими людьми, либо крайними воинствующими атеистами. Как, к примеру, Пьер-Симон Лаплас, создавший весьма стройную «небесную механику». Когда его спросили, отчего в его науке о вселенной и движениях планет ни разу не упомянуто имя Создателя, он сухо ответил: «Эта гипотеза мне не понадобилась!» А жаль! Может, столкнись он с этой «гипотезой» не был бы он столь мелочным и сварливым, о чем с грустью упоминают его современники.
Гений и «правдоруб» Ландау получил при Сталине тюремный опыт (год он сидел, пока его не вытащил П. Капица). И тем не менее в годы хрущевской оттепели Лев Ландау на дружеском пикничке спокойно называет Ленина фашистом (значит, все-таки он умел мыслить нравственными категориями), не замечая как все буквально немеют от этой правды. А кто-то уже строчит в уме новое донесение в соответствующие органы. Красиво. Смело.
Смело, но совсем не красиво звучит другая правда, сказанная ученым своему ближайшему ученику и соратнику. Последний в разговоре с учителем кидает фразу: «Я очень люблю свою жену!» На что Лев Давыдович, ничтоже сумняшеся, отвечает: «Ошибаешься, дорогой! Ты только состоишь со своею женой в браке, а люблю её - я!» А далее отправляет коллегу, впавшего в предобморочное состояние, к своей супруге Коре Ландау, чтобы та изложила ему теорию Ландау о «свободной» любви и придуманный им «пакт о ненападении». То есть он не только сам жил по своим «нравственным» (точнее безнравственным) законам любви, но и всячески призывал к этому окружающих.
Но именно тут как раз и нет ничего гениального. Она, эта теория, кстати, придумана не самим Ландау, нет ничего нового под солнцем, она логическое продолжение мыслей Чернышевского с его романом «Что делать?» и не вызывающей симпатии Верой Павловной с ее снами. Она - отголосок теории «стакана воды», появившейся с началом октябрьской революции, теории обобществления жён. Она - следствие болезненных фантазий и «задвигов» такой большевички, как Коллонтай с ее лозунгом «Долой стыд!» Уже по этому одному можно судить, что в Ландау странным образом уживались нелепые просоветские идеалы с неприятием лжи и насилия над личностью.
Собственно, шокирует не поведение самого Ландау, а та изощренная многолетняя «садистская» пытка, которой волею или неволею он ежедневно подвергал свою жену, попавшую в такую страшную психологическую зависимость от мужа, не имеющую душевных сил разорвать этот замкнутый круг, и для того, чтобы соответствовать своему неординарному «правдивому» мужу, вынужденную лгать, лгать и лгать (что ей не больно от ревности, что у нее тоже есть любовник и так далее). Вот та болевая точка фильма, из которой вырастают вопросы, вопросы и вопросы. Что заставляло женщину терпеть, смиряться и продолжать любить мужа? И самое главное - можно ли называть все это такими словами, как терпение, смирение и любовь? Может быть, это совсем другие качества? Не терпение, а болезненная зависимость, не смирение, а нежелание ответственности, не любовь, а подлый страх познать истину и стать свободной? Где кончается одно и начинается другое? По-моему, вопросы - не праздные. Фильм, конечно, ответов на них не дал. Но ведь и в любой человеческой жизни нет готовых ответов и невозможно, заглянуть в конец задачника, чтобы узнать, как правильно. А вот думать над решением сложных задач - наше право и наша обязанность.
Но самое интересное оказалось впереди. Чем кстати, на мой взгляд хороши такие фильмы? Тем, что они возбуждают острое желание залезть в первоисточники. В данном случае их оказалось предостаточно. В первую очередь мемуары Коры Ландау-Дробанцевой «Академик Ландау. Как мы жили», книги Майи Бессараб «Так говорил Ландау», Моисея Каганова «Ландау. Каким я его знал», Геннадия Горелика «Советская жизнь Льва Ландау», многочисленные статьи о нем, в том числе его сына Игоря Ландау. Правда, ситуация со свидетельствами про Ландау напоминает известную притчу, когда несколько мудрецов с разных сторон изучали огромного слона и никак не могли придти к согласию. Один говорил, что слон - это гора с толстой извивающейся змеей, другой - что слон - гигантский столб и так далее… И весь секрет был в том, что ни один из них просто не мог охватить своим взглядом слона в целом. Также спорят и ругаются между собой свидетели жизни Ландау, но, к счастью, это дает нам возможность как раз и изучить «слона» в целом. А занятие это весьма увлекательное, потому что гениальный человек прежде всего и отличается от обычных своей нестандартностью. И нельзя не поразиться некоторым проявлениям этой нестандартности.
Например, когда Льва Давыдовича, вернувшегося из сталинского застенка спросили «пытали ли его», он задумался и ответил: «Я как-то не помню лишений в тюрьме. Сделал четыре работы за год… Правда, нас иногда набивали в комнату, как сельдей в бочку, но я занимался наукой и не замечал неудобств». Оказалось, что четыре научных работы он сделал без кусочка бумаги и без единой книжки, просто в голове. И за этим занятием как-то не заметил, что уже умирал от истощения: ведь там было пшённое меню, а он не любил пшёнку. Когда же жена сказала ему, но ведь лекарства ты тоже не любишь, однако принимаешь их, чтобы выздороветь, учёный удивился и заметил, что как-то об этом не подумал, а то бы, конечно, ел и пшёнку. Когда же его знакомый посоветовал Ландау теперь востребовать от государства положенную ему материальную компенсацию за год лишений и страданий, Лев Давыдович безапелляционно отрезал: «Государство я грабить не собираюсь!»
- Корочка, дорогая, - говорил он жене, - это все такие мелочи. Я cчастливчик! Я еще увижу небо в алмазах! А, главное, я снова с тобой! Представляешь, вдруг следователь показал мне твои фотографии, говоря: "Если подпишете, то за этими стенами есть вот какие девушки". "Она в жизни гораздо красивее, - ответил я. - А подписать подтверждение, будто я - немецкий шпион, я не могу! Подумайте сами: всю свою жизнь я влюблялся только в арийских девушек, а нацисты это преследуют".
- Даунька, (так она называла своего мужа - авт.) а потом подписал?
- Нет, Коруша, я не мог этого подписать (Как мы уже говорили, всякая ложь была для него противоестественной).
- Дау, скажи, там было очень страшно?
- Нет, что ты, совсем не страшно. Я даже имел некоторые преимущества. Например, я не боялся там, что меня могут арестовать!
Конечно, некая этическая проблема в создании этого фильма есть. Ведь многие «герои» фильма «Мой муж - гений» еще живы, либо живы их дети. (В интернете нашла негативные высказывания сына Ландау - Игоря Львовича от этом фильме. Но, самое интересное, что он сам участвует в фильме в документальной вставке! А в своих статьях горячо защищает именно точку зрения матери). Стоило ли брать реальные фамилии или нужно было решать художественные задачи в чистом художественном пространстве? В общем-то, такой подход достаточно общепринят: сколько существует фильмов про Ленина, Сталина, Гитлера, Бунина, Элвиса Пресли, Колчака и прочая и прочая…Фильмы с реальными фамилиями на реальных фактах. И они интересны нам вдвойне именно своей автобиографичностью. Что здесь дозволено, что не дозволено? Всё это тоже вопросы и вопросы…Провоцирует ли этот фильм зрителей к осуждению или к сочувствию? Для себя лично, я сразу разделила реального человека Ландау от его образа, созданного в кино. Так же, как мы отделяем реального исторического композитора Сальери от Сальери «пушкинского», художественного.
А реальный Ландау - гениальный ребёнок советской эпохи, наизусть цитировавший Маркса, Энгельса и Ленина, писавший антисоветские листовки, безошибочно вычисляющий в уме многостраничные формулы и не умевший сообразить является ли баранина мясом, утверждавший, что все религии обманывают народ и, как будто следуя божественным заповедям, абсолютно не привязанный к быту, «осваивающий» красивых девушек и на протяжении десятилетий нежно и сильно привязанный к своей жене - он был таким, каким был. Как писал поэт - жизнь такова, какова она есть и больше не какова! Мне кажется, думающий зритель и читатель из всего сумеет извлечь нравственный душеполезный урок и сделать свои выводы. Лично для меня один из выводов был таков: любой «человеческий материал» в этой жизни сильно подвержен деформации, порой эта деформация может приобретать очень причудливые формы, а вот выправить эту деформацию, как ни крути, способен только один Господь Бог, если, конечно, Он достучится в запертые двери.