Данный материал является чуть сокращённым переводом статьи Володимира Потульницького
"Вічні" проблеми російської історіографії".∗ ∗ ∗Адекватность изображения образа Украины в российской историографии всегда зависела от ряда концептуальных отправных пунктов, которые со времён Н. Карамзина и до сегодняшнего дня остаются в российской историографии за пределами практического решения, хотя и были предметом многочисленных дискуссий. Попробуем реконструировать эти отправные пункты!
1. Проблема формирования идентичности самих русских. Здесь прежде всего не решена проблема разграничения терминов "руський" и "русский", "руськие" и "русские". Целесообразность проведения такой дифференциации и её дефинитивного закрепления уже давно назрела. Проблема разграничения руськой и русской литературы в ХІХ--ХХ вв. особенно широко разрабатывалась в трудах украинского мыслителя Михаила Драгоманова и русского учёного князя Николая Трубецкого. Формирование национального сознания, идентичности, в частности русской, требует, как представляется, применения трёхмерного грамматического процесса выражений "сформировалось", "сформировали" и "сформировано". Очень редко национальное сознание возникает спонтанно. Довольно часто наблюдаются случаи, когда определённые лица создают его, или же оно формируется общественными лидерами или идеологами. Русская национальная идентичность ни "сформировалась", ни "сформирована". Это вопрос будущего.
2. Проблема русского национализма. Доказано, что русский национализм выкристаллизовывался из славянофильства или даже происходил от новиковского масонства ХVIII в. Это свидетельствует о том факте, что русский национализм имел двойную природу, будучи стимулированным, с одной стороны, западно- и южно-славянскими мыслителями, а с другой - импортированным с Запада. Например, мы наблюдаем чрезвычайно интересную двусмысленность чувств к русскому национализму в манере, в которой Шатов полемизирует в "Бесах" Достоевского. "Вы по убеждению славянофил?" - "Я… За невозможностию быть русским, стал славянофилом" - "А вы не русский?" - "Нет, не русский". Очень интересным представляется тот факт, что нерусский Шатов увлечён тем, что, по его мнению, только русская нация является единственным носителем и опорой Бога. Где находятся его русские национальные чувства? Кем он вообще является? Русским или славянофилом?
3. Проблема мессианизма и общественной функции русской культуры. 1) Мессианизм характеризовал всю русскую культуру ещё от идеи Третьего Рима. В Германии и во Франции мессианизм появлялся время от времени, в России же был всегда и существует до сих пор. 2) Общественная функция. В России писатель, публицист всегда выполнял общественную функцию, был пророком. Если во Франции и Германии публицисты просто писали за себя, не указывая дорогу другим и влияя на узкий круг элиты, то в России писатель или историк всегда указывал путь. Это было и 100, и 200 лет назад. Даже когда не было журналов, то этот мессианизм и общественная функция проникали в поэзию, прозу. Другое дело, что у русской интеллигенции почти отсутствовал либеральный подход, который в центр внимания ставил человека.
4. Проблема написания русской истории. Факт тот, что до сих пор не написана русская история, в которой были бы решены три очерченные выше проблемы: русской идентичности, русского национализма и постоянной индоктринации этой истории мессианизмом и общественной функцией. Если посмотреть на все истории России от Н. Карамзина до Л. Гумилёва, увидим, что в них не была решена ни одна из трех очерченных проблем. Так, Н. Карамзин, писавший русскую историю, вообще не очень был озабочен проблемами "руський-русский" или проблемами идентичности. Его прежде всего и в первую очередь интересовали мессианизм и общественная функция. Как пишет российский учёный Ю. Лотман, "Замысел "Истории" должен был показать, как Россия, пройдя через века раздробленности и бедствий, единством и силой вознеслась к славе и могуществу. Именно в этот период и возникло заглавие "История государства". То есть Н. Карамзин прежде всего стоял на стороне защитника централизованной государственности, который, решив, как он думал, проблемы языка, задумал решить одним махом и проблемы истории. "Но в 1803 г., в то самое время, когда закипели отчаянные споры вокруг языковой реформы Карамзина, сам он думал уже шире. Реформа языка призвана была сделать русского читателя "общежительным", цивилизованным и гуманным. Теперь перед Карамзиным вставала другая задача - сделать его гражданином. А для этого, считал Карамзин, надо, чтобы он имел историю своей страны. Надо сделать его человеком истории. Именно поэтому Карамзин "постригся в историки". Хотя на Н. Карамзина имели большое влияние идеи
И.Гердера и именно последний, как отмечают исследователи, способствовал возникновению "карамзинского видения истории", однако Н. Карамзин не разделял гердеровского оптимизма относительно будущего всего человечества. В отличие от гердеровских оптимистических выводов о будущем Украины, которая станет когда-то "новой Грецией", других славянских народов и вообще о "будущем общем рае для всех народов", история Н. Карамзина полнится оптимистическими сюжетами только тогда, когда в ней говорится о мессианской роли России, о приноравливании всех других историй к истории России.
Н. Карамзин стремился дать русскому народу только и прежде всего такую историю государства, чтобы этот народ получил в результате восприятия такой истории сознание исторического человека, несущего ответственность за прошлое и будущее. Известный русский общественный деятель, писатель и историк Александр Тургенев так писал об этом своему брату Сергею: "Вчера Карамзин читал нам покорение Новгорода и ещё раз своё предисловие. Право, нет равного ему историка между живыми. Его историю ни с какой сравнить нельзя, потому что он приноровил её к России, то есть она излилась из материалов и источников, совершенно свой особенный национальный характер имеющих. Не только это будет истинное начало нашей литературы, но и история его послужит нам краеугольным камнем для православия, народного воспитания, монархического чувствования, и, Бог даст, русской возможной Конституции. Она объединит нам понятия о России или лучше даст нам оные, Мы узнаем, что мы были, как переходили до настоящего status quo й чем мы можем быть, не прибегая к насильственным преобразованиям".
Таким образом, "История государства российского" Н, Карамзина выполняла общественную функцию - заложить основательный и неистребимый фундамент для православия, народного воспитания и русского монархизма дома Романовых. Н. Карамзин, как и все его последователи - творцы русской истории, прежде всего воспитывал гражданское сознание русского народа, и именно на этой основе и с этой заданной наперёд и априорной целью писал свою историю, Уже в связи с этим она и не могла решать трех других проблем: идентичности русских, создания русской или руськой национальной истории и освобождения всё от той же заданности общественной функцией и мессианизмом. Эти три проблемы не решали и даже не пытались решить и последующие поколения русских историков - ни Н. Погодин, ни С. Соловьёв, ни В. Ключевский, ни Л. Гумилёв, ни кто-либо другой. Как и Николай Карамзин, Лев Гумилёв в конце ХХ в. снова стоял перед задачей создания обобщающей теории, в которой бы объединялись понятия о России как едином евразийском целом, а не решались бы проблемы "русский - руський", проблемы русского национализма и проблемы индоктринации русской истории мессианизмом и мистицизмом. Л. Гумилёв утверждал: 1) этнос есть нечто врождённое; 2) этносы существуют в географических регионах и человек, даже переехав, несёт в генах свой этнос, национальный дух родины; 3) когда этносы переживают упадок, приходит на помощь теория пассионарности. Автор отрицает общественные факторы, почти не использует источников и создаёт обобщающую теорию; в результате, по Л. Гумилёву, человек бессилен - он не в состоянии изменить свою национальную принадлежность. Здесь отрицается роль общества - на замену ему приходит мистика и ноосфера. Украинцы и беларусы, по Л. Гумилёву, лишь субъекты русского этноса.
Таким образом, русская история, которая была бы приемлема одновременно и для всего мира, и для России, ещё не создана вообще. Ее создание - проблема будущего. Только с созданием такой истории, в которой были бы решены все очерченные в этой статье проблемы, можно говорить об адекватности или хоть какой-нибудь объективности в изображении образа Киевской Руси и Украины в российской историографии.