Что произошло с Руской землёй? - 4
Четвёртая часть конспекта второго раздела ("Что произошло с Руской землёй?") книги Сергея Плохий "Походження слов’янських націй. Домодерні ідентичності в Україні, Росії та Білорусі". Предыдущую часть см. здесь.
Конспект первого раздела ("Происхождение Руси") см. тут.
Местные идентичности
Что происходило с идентичностью подданных московских князей, особенно тех, которые жили за пределами бывшей Суздальской земли, когда московские элиты и книжники переняли концепцию Руской земли как основополагающий элемент своей идентичности? На этот вопрос трудно получить удовлетворительный ответ, ведь местные хроники, слились впоследствии в московских списках, постоянно переписывавшихся и редактировавшихся. Однако существуют летописные статьи, избежавшие суровой руки московских редакторов, а также агиографические и другие тексты XV века, написанные не в Москве, и московские тексты, где отражены взгляды людей из новых, только приобретённых территорий. Эти тексты подтверждают предположение, что приобретение совместной идентичности было процессом сложным, а лояльности к конкретной волости или земле составляли немалую помеху на пути утверждения общей московской идентичности.
Одной из наибольших твердынь местной, а не суздальско-московской, идентичности был, конечно, Новгород. Поэтому неудивительно, что новгородские летописцы, несмотря на будущую цензуру со стороны московских редакторов, - лучшие выразители немосковских региональных идентичностей того периода. Согласно новгородской летописи, местные элиты изменили своё мнение об отношении своей территории к Руской земле. В записях о домонгольской истории Новгород стоял вне Руской земли, сердцевиной которой выступал Киев, но в записях о событиях второй половины XIII века фигурирует уже в другой ипостаси. Впервые автор новгородского летописи применяет название Руская земля к территории, которую ранее он и его предшественники называли Новгородской областью, в статье за 1263 год. В этой статье прославляется покойный князь Александр Невский за оборону Новгорода и всей Руской земли. Картина ещё раз изменилась в записях XIV века. Запись за 1327 год, где речь идёт о нападении татар на северо-восточную Русь, ясно различает Рускую землю (куда входили Тверь, Кашин и Торжок) и Новгород.
Как правило новгородцы ХIV-XV века не считали свою землю частью Руской земли, которую они часто называли "Низ" или "Низовская земля". Низовская земля охватывала владения московских князей (когда-то это называлось Суздальской землёй), Рязанскую землю и Тверское княжество, если ограничиваться только важнейшими регионами. Новгород и родственный им Псков, который находился в его сфере влияния, в Рускую землю не входили. Примечательно, что Новгород мыслили вне Руской земли не только "свои", то есть новгородские летописцы, но и "чужие", например константинопольский патриарх Дионисий, который 1467 писал, что отправил посланцев в "Рускую землю и Великий Новгород".
Судя по всему, новгородцы так и не развили идею отдельной Новгородской земли: для такой политической концепции им не хватало краеугольного камня, а именно местной династии. Однако хорошо известно, что даже после перехода под власть Московского государства новгородцы сохранили особую идентичность. Судя по сложной истории московско-новгородских отношений, новгородцам была присуща не только особая идентичность, но и выразительные антимосковские чувства. В этом они были не одиноки: представители местных элит на территориях, которые никогда не имели автономии, подобной новгородской, или потеряли её задолго до XV века, тоже сетовали на Москву.
Отчётливые признаки сильной местной идентичности и недовольства Москвой можно увидеть в уже упоминавшихся "Житиях" св. Сергия Радонежского и св. Стефана Пермского. Как уже было сказано, автор "Жития св. Стефана" не считал Москву, Ростов и Пермь частью Руской земли, центром которой, по его мнению, и дальше оставался Киев. Он также был страстным поклонником Пермской земли и критиком Москвы и москвичей, завладевших мощами св. Стефана и не желавших, чтобы они хранились в Пермской земле. Автор или редактор "Жития Сергия Радонежского", в отличие от автора "Жития Стефана Пермского", считал, что Ростов относится к Руской земле. При этом он не скрывал недовольства, описывая, как Москва при великом князе Иване Калите захватила Ростовскую землю, где жили родители св. Сергия.
Общеруское единство
Важной предпосылкой формирования московского государства стало то, что великим князьям московским удалось создать "национальную московскую" идентичность и навязать эту новую идентичность завоёванному населению остальных руских земель. Те, кто попал под московское превосходство, стали не просто подданными, имевшими обязанности перед московскими правителями. Они постепенно ассимилировались в новое имперское московское общество и должны были принять новую идентичность. Жители Новгорода, Твери и Рязани медленно, но неуклонно превращались в московитов.
За территориальным расширением Московии стояли две практики, вызвавшие масштабную миграцию населения. Во-первых, Москва приглашала и привлекала на службу великому князю элиты из завоёванных или приобретённых другим способом территорий - процесс долгий, длился он десятилетиями. Другая стратегия предусматривала принудительное переселение элит из проблемных регионов, например Новгорода. Миграция в государстве московских князей с одной стороны не могла не вызвать большого напряжения, но с другой стороны высокий уровень мобильности и разного рода ротации элит очевидно работали на создание широкой идентичности. Составление общемосковское пантеона, который объединил Петра Московского, Сергея Радонежского, Стефана Пермского, Леонтия Ростовского, Кирилла Белоозёрского и других местных святых, можно датировать XV веком. К концу XV века отказ новгородцев чествовать московских святых уже считали (или могли считать) признаком ереси. Канонизация тридцати девяти святых митрополитом Макарием в 1547 - 1549 годах ещё больше продвигала дело "национального" духовного объединения".
Важной идеей, символизировавшей и укреплявшей объединительный проект, стала старая киевская концепция "всея Руси", которая появляется в памятниках Куликовского цикла под названием "земля всея Руси". Эта концепция была заимствована из церковного дискурса и стала важной для князей, боровшихся за великокняжеский титул. Насколько нам известно, этот термин впервые появляется в титуле великих князей после того, как в 1299 году митрополит Максим переехал на северо-восток. Этот титул должен был подчеркнуть власть великих князей Владимирских над другими рускими князьями, подчинявшимся монгольским ханам. Первым его использовал Михаил, великий князь тверской. Иван Калита также время от времени употреблял термин "вся Русь" в своём титуле - в конце концов в Москве теперь сидел митрополит Руси. Эту практику продолжили его наследники, в частности Семён Иванович и Дмитрий Донской. Василий I (1389-1425) стал первым московским князем, начавшим чеканить на своих монетах "правитель всей Руси". По иронии мы узнаем об этом из монет, отчеканенных в Москве в 1389-1399 годах, на реверсе которых помещена здравица Тохтамышу. Кроме того, что великий князь всей Руси не был независимым правителем, эта его "вся Русь" ограничивалась территорией под контролем Золотой Орды.
Важным фактором формирования единой идентичности была историческая и литературная традиция, представленная сначала локальным, а затем и централизованным летописанием, а также общая религиозная традиция, воплощённая в церковной структуре, литургии и повседневных практиках. Политической структурой, которая поддерживала и утверждала единство Руси, стало монгольское государство. Оно рассматривало свои руские территории как единое целое, а реализацию своих интересов в этом регионе обычно возлагало на великого князя, что символизировало принцип единства монгольской Руси. И когда даже руские князья соперничали друг с другом за верховную власть, они невольно создавали общее политическое пространство, утверждая ощущение единства.
Важно заметить в этой связи, что до конца XV века (и при монголах, и при московских князьях, перебравших у ханов реальную власть в регионе) границы монгольской, а позже московской Руси как политического образования обычно обозначали географический ареал руской идентичности, сложившейся в северо-восточных окраинах бывшей Киевской державы. С одной стороны, Москва и Новгород осознавали, что большую часть Великого княжества Литовского населяют "руские" люди. С другой, московские и новгородские авторы обычно называли этих руских родственников литвинами, а их земли Литовской землёй. Гипотетический автор "Задонщины" упоминает об участии в Куликовской битве двух братьев, Андрея и Дмитрия, которые вместе с волынским воеводой Дмитрием сражались на стороне Дмитрия Донского. Хотя он и говорит, что они боролись за Рускую землю и христианскую веру, а также мстили за обиды, нанесённые Дмитрию, "Задонщина" чётко ассоциирует их с Литвой и Литовской землёй и не считает рускими князьями или сыновьями Руси. Политические разломы явно влияли на определение границ руской идентичности, которая формировалась на московских землях в течение XV века.
Множество лиц Руси
Что это означает для историографической дискуссии об этногенезе восточных славян? Следует ли говорить об одной руской народности, сохранившей единство до конца XVI века? Или рациональнее будет считать, что в XIV-XV веках существовало три восточнославянских народности? А может быть следует считать, что в то время существовало только две (литовская и северо-восточная) руские народности? Так сложилось, что попытки реконструировать этнонациональную историю Восточной Европы позднесредневековых и раннемодерных времен в основном или полностью игнорировали данные, указывающие на формирование локальных идентичностей, или использовали их выборочно с целью показать валидность определенной теории того или иного автора. Если использовать источники выборочно, то можно подтвердить любую из упомянутых выше теорий. Лакуны в источниках затрудняют дело ещё больше и делают возможными очень смелые историографические гипотезы. Неудивительно, что дебаты не утихают: полупустой стакан или полуполный?
Однако суть вопроса заключается не в том, действительно ли существовали эти лояльности и идентичности, а в том, как они сосуществовали друг с другом и какой статус имели в более широком наборе идентичностей руских элит в конкретном регионе в конкретный момент времени. Любой ответ на этот вопрос должен учитывать первостепенное значение местных идентичностей в домодерном мире восточного славянства. Когда речь идёт о периоде между XIII и XV веками, местные идентичности следует считать центральными среди многих широких идентичностей, для которых они служили частями.
Концепция руской политической идентичности, представленная в понятии Руская земля, имела гибридный характер, её нельзя рассматривать отдельно от местных (племя или земля) или династических и культурных лояльностей. Как в текстах XII-XIII веков отличить руские политические идентичности от этнокультурных? Очевидно, что завоевание и политическое добавление определенной территории к государству Рюриковичей (то есть, подчинение руским князьям) давало ей новые государственное название и идентичность. Со временем политические, религиозные и культурные идентичности перемешивались между собой. Например, смоленские купцы назывались русью, потому что они считали себя (и другие считали их) частью руского этноса, или потому, что, не обязательно имея славянское происхождение, были подданными руских князей и разделяли рускую "политическую" идентичность? То, что одну группу восточных славян называли московитами, а другую литвинами, было проявлением какой идентичности - политической, этнической или культурной?
Относительно руской, как любой другой, идентичности, можно сказать, что она всегда была изменчивой и очень фрагментарной. Выглядит, однако, что как учёные, так и национальные будители всегда чувствовали непреодолимое искушение считать, что подобное название означает похожую идентичность независимо от места и времени. Именно такой подход позволял, скажем, Александру Солженицыну находить русскую идентичность во Львове середины XIX века на том простом основании, что орган местного управления во время революции 1848 года назывался Руська Рада. На самом деле для разных людей в разные времена слово "Русь" означало вещи очень разные. Всё зависит от рассматриваемого периода и конкретного контекста.
После разрушения Киева монголами в 1240 году не только бывшая столица и титул киевского князя, но и само название Русь стали объектом конкурентных присвоений. Монголы никогда не сомневались в существовании "воображаемого сообщества" Русь и даже наделяли князей титулом Великий князь руский. Если кто-то из князей добивался такого титула, то он должен был объявить свою землю, Суздаль это был, Владимир или Москва, не частью какой-то "внешней Руси", а собственно Руской землёй. Различные князья и местные элиты применяли различные стратегии, выдвигая претензии на руское наследство.
Хотя государство Рюриковичей и отдельные руские княжества местные и иностранные авторы именовали "Русью" задолго до монгольского нашествия, употребление названия "Руская земля" к определенным частям бывшей Киевской державы задокументировано лишь в источниках послекиевского периода. Несмотря на то, что концепция Руской земли основывалась на общем историческом, религиозном, правовом и культурном наследии, этот термин по-разному применяли в различных регионах бывшего государства Рюриковичей, а связанные с ним идентичности отличались друг от друга. Применение исторически, политически и юридически насыщенного термина "Руская земля" к определенному княжеству (за счёт исключения остальной Руси, которая таким образом становилась "другой") можно считать проявлением этой реальности.
Продолжение следует.
Конспект первого раздела ("Происхождение Руси") см. тут.
Местные идентичности
Что происходило с идентичностью подданных московских князей, особенно тех, которые жили за пределами бывшей Суздальской земли, когда московские элиты и книжники переняли концепцию Руской земли как основополагающий элемент своей идентичности? На этот вопрос трудно получить удовлетворительный ответ, ведь местные хроники, слились впоследствии в московских списках, постоянно переписывавшихся и редактировавшихся. Однако существуют летописные статьи, избежавшие суровой руки московских редакторов, а также агиографические и другие тексты XV века, написанные не в Москве, и московские тексты, где отражены взгляды людей из новых, только приобретённых территорий. Эти тексты подтверждают предположение, что приобретение совместной идентичности было процессом сложным, а лояльности к конкретной волости или земле составляли немалую помеху на пути утверждения общей московской идентичности.
Одной из наибольших твердынь местной, а не суздальско-московской, идентичности был, конечно, Новгород. Поэтому неудивительно, что новгородские летописцы, несмотря на будущую цензуру со стороны московских редакторов, - лучшие выразители немосковских региональных идентичностей того периода. Согласно новгородской летописи, местные элиты изменили своё мнение об отношении своей территории к Руской земле. В записях о домонгольской истории Новгород стоял вне Руской земли, сердцевиной которой выступал Киев, но в записях о событиях второй половины XIII века фигурирует уже в другой ипостаси. Впервые автор новгородского летописи применяет название Руская земля к территории, которую ранее он и его предшественники называли Новгородской областью, в статье за 1263 год. В этой статье прославляется покойный князь Александр Невский за оборону Новгорода и всей Руской земли. Картина ещё раз изменилась в записях XIV века. Запись за 1327 год, где речь идёт о нападении татар на северо-восточную Русь, ясно различает Рускую землю (куда входили Тверь, Кашин и Торжок) и Новгород.
Как правило новгородцы ХIV-XV века не считали свою землю частью Руской земли, которую они часто называли "Низ" или "Низовская земля". Низовская земля охватывала владения московских князей (когда-то это называлось Суздальской землёй), Рязанскую землю и Тверское княжество, если ограничиваться только важнейшими регионами. Новгород и родственный им Псков, который находился в его сфере влияния, в Рускую землю не входили. Примечательно, что Новгород мыслили вне Руской земли не только "свои", то есть новгородские летописцы, но и "чужие", например константинопольский патриарх Дионисий, который 1467 писал, что отправил посланцев в "Рускую землю и Великий Новгород".
Судя по всему, новгородцы так и не развили идею отдельной Новгородской земли: для такой политической концепции им не хватало краеугольного камня, а именно местной династии. Однако хорошо известно, что даже после перехода под власть Московского государства новгородцы сохранили особую идентичность. Судя по сложной истории московско-новгородских отношений, новгородцам была присуща не только особая идентичность, но и выразительные антимосковские чувства. В этом они были не одиноки: представители местных элит на территориях, которые никогда не имели автономии, подобной новгородской, или потеряли её задолго до XV века, тоже сетовали на Москву.
Отчётливые признаки сильной местной идентичности и недовольства Москвой можно увидеть в уже упоминавшихся "Житиях" св. Сергия Радонежского и св. Стефана Пермского. Как уже было сказано, автор "Жития св. Стефана" не считал Москву, Ростов и Пермь частью Руской земли, центром которой, по его мнению, и дальше оставался Киев. Он также был страстным поклонником Пермской земли и критиком Москвы и москвичей, завладевших мощами св. Стефана и не желавших, чтобы они хранились в Пермской земле. Автор или редактор "Жития Сергия Радонежского", в отличие от автора "Жития Стефана Пермского", считал, что Ростов относится к Руской земле. При этом он не скрывал недовольства, описывая, как Москва при великом князе Иване Калите захватила Ростовскую землю, где жили родители св. Сергия.
Общеруское единство
Важной предпосылкой формирования московского государства стало то, что великим князьям московским удалось создать "национальную московскую" идентичность и навязать эту новую идентичность завоёванному населению остальных руских земель. Те, кто попал под московское превосходство, стали не просто подданными, имевшими обязанности перед московскими правителями. Они постепенно ассимилировались в новое имперское московское общество и должны были принять новую идентичность. Жители Новгорода, Твери и Рязани медленно, но неуклонно превращались в московитов.
За территориальным расширением Московии стояли две практики, вызвавшие масштабную миграцию населения. Во-первых, Москва приглашала и привлекала на службу великому князю элиты из завоёванных или приобретённых другим способом территорий - процесс долгий, длился он десятилетиями. Другая стратегия предусматривала принудительное переселение элит из проблемных регионов, например Новгорода. Миграция в государстве московских князей с одной стороны не могла не вызвать большого напряжения, но с другой стороны высокий уровень мобильности и разного рода ротации элит очевидно работали на создание широкой идентичности. Составление общемосковское пантеона, который объединил Петра Московского, Сергея Радонежского, Стефана Пермского, Леонтия Ростовского, Кирилла Белоозёрского и других местных святых, можно датировать XV веком. К концу XV века отказ новгородцев чествовать московских святых уже считали (или могли считать) признаком ереси. Канонизация тридцати девяти святых митрополитом Макарием в 1547 - 1549 годах ещё больше продвигала дело "национального" духовного объединения".
Важной идеей, символизировавшей и укреплявшей объединительный проект, стала старая киевская концепция "всея Руси", которая появляется в памятниках Куликовского цикла под названием "земля всея Руси". Эта концепция была заимствована из церковного дискурса и стала важной для князей, боровшихся за великокняжеский титул. Насколько нам известно, этот термин впервые появляется в титуле великих князей после того, как в 1299 году митрополит Максим переехал на северо-восток. Этот титул должен был подчеркнуть власть великих князей Владимирских над другими рускими князьями, подчинявшимся монгольским ханам. Первым его использовал Михаил, великий князь тверской. Иван Калита также время от времени употреблял термин "вся Русь" в своём титуле - в конце концов в Москве теперь сидел митрополит Руси. Эту практику продолжили его наследники, в частности Семён Иванович и Дмитрий Донской. Василий I (1389-1425) стал первым московским князем, начавшим чеканить на своих монетах "правитель всей Руси". По иронии мы узнаем об этом из монет, отчеканенных в Москве в 1389-1399 годах, на реверсе которых помещена здравица Тохтамышу. Кроме того, что великий князь всей Руси не был независимым правителем, эта его "вся Русь" ограничивалась территорией под контролем Золотой Орды.
Важным фактором формирования единой идентичности была историческая и литературная традиция, представленная сначала локальным, а затем и централизованным летописанием, а также общая религиозная традиция, воплощённая в церковной структуре, литургии и повседневных практиках. Политической структурой, которая поддерживала и утверждала единство Руси, стало монгольское государство. Оно рассматривало свои руские территории как единое целое, а реализацию своих интересов в этом регионе обычно возлагало на великого князя, что символизировало принцип единства монгольской Руси. И когда даже руские князья соперничали друг с другом за верховную власть, они невольно создавали общее политическое пространство, утверждая ощущение единства.
Важно заметить в этой связи, что до конца XV века (и при монголах, и при московских князьях, перебравших у ханов реальную власть в регионе) границы монгольской, а позже московской Руси как политического образования обычно обозначали географический ареал руской идентичности, сложившейся в северо-восточных окраинах бывшей Киевской державы. С одной стороны, Москва и Новгород осознавали, что большую часть Великого княжества Литовского населяют "руские" люди. С другой, московские и новгородские авторы обычно называли этих руских родственников литвинами, а их земли Литовской землёй. Гипотетический автор "Задонщины" упоминает об участии в Куликовской битве двух братьев, Андрея и Дмитрия, которые вместе с волынским воеводой Дмитрием сражались на стороне Дмитрия Донского. Хотя он и говорит, что они боролись за Рускую землю и христианскую веру, а также мстили за обиды, нанесённые Дмитрию, "Задонщина" чётко ассоциирует их с Литвой и Литовской землёй и не считает рускими князьями или сыновьями Руси. Политические разломы явно влияли на определение границ руской идентичности, которая формировалась на московских землях в течение XV века.
Множество лиц Руси
Что это означает для историографической дискуссии об этногенезе восточных славян? Следует ли говорить об одной руской народности, сохранившей единство до конца XVI века? Или рациональнее будет считать, что в XIV-XV веках существовало три восточнославянских народности? А может быть следует считать, что в то время существовало только две (литовская и северо-восточная) руские народности? Так сложилось, что попытки реконструировать этнонациональную историю Восточной Европы позднесредневековых и раннемодерных времен в основном или полностью игнорировали данные, указывающие на формирование локальных идентичностей, или использовали их выборочно с целью показать валидность определенной теории того или иного автора. Если использовать источники выборочно, то можно подтвердить любую из упомянутых выше теорий. Лакуны в источниках затрудняют дело ещё больше и делают возможными очень смелые историографические гипотезы. Неудивительно, что дебаты не утихают: полупустой стакан или полуполный?
Однако суть вопроса заключается не в том, действительно ли существовали эти лояльности и идентичности, а в том, как они сосуществовали друг с другом и какой статус имели в более широком наборе идентичностей руских элит в конкретном регионе в конкретный момент времени. Любой ответ на этот вопрос должен учитывать первостепенное значение местных идентичностей в домодерном мире восточного славянства. Когда речь идёт о периоде между XIII и XV веками, местные идентичности следует считать центральными среди многих широких идентичностей, для которых они служили частями.
Концепция руской политической идентичности, представленная в понятии Руская земля, имела гибридный характер, её нельзя рассматривать отдельно от местных (племя или земля) или династических и культурных лояльностей. Как в текстах XII-XIII веков отличить руские политические идентичности от этнокультурных? Очевидно, что завоевание и политическое добавление определенной территории к государству Рюриковичей (то есть, подчинение руским князьям) давало ей новые государственное название и идентичность. Со временем политические, религиозные и культурные идентичности перемешивались между собой. Например, смоленские купцы назывались русью, потому что они считали себя (и другие считали их) частью руского этноса, или потому, что, не обязательно имея славянское происхождение, были подданными руских князей и разделяли рускую "политическую" идентичность? То, что одну группу восточных славян называли московитами, а другую литвинами, было проявлением какой идентичности - политической, этнической или культурной?
Относительно руской, как любой другой, идентичности, можно сказать, что она всегда была изменчивой и очень фрагментарной. Выглядит, однако, что как учёные, так и национальные будители всегда чувствовали непреодолимое искушение считать, что подобное название означает похожую идентичность независимо от места и времени. Именно такой подход позволял, скажем, Александру Солженицыну находить русскую идентичность во Львове середины XIX века на том простом основании, что орган местного управления во время революции 1848 года назывался Руська Рада. На самом деле для разных людей в разные времена слово "Русь" означало вещи очень разные. Всё зависит от рассматриваемого периода и конкретного контекста.
После разрушения Киева монголами в 1240 году не только бывшая столица и титул киевского князя, но и само название Русь стали объектом конкурентных присвоений. Монголы никогда не сомневались в существовании "воображаемого сообщества" Русь и даже наделяли князей титулом Великий князь руский. Если кто-то из князей добивался такого титула, то он должен был объявить свою землю, Суздаль это был, Владимир или Москва, не частью какой-то "внешней Руси", а собственно Руской землёй. Различные князья и местные элиты применяли различные стратегии, выдвигая претензии на руское наследство.
Хотя государство Рюриковичей и отдельные руские княжества местные и иностранные авторы именовали "Русью" задолго до монгольского нашествия, употребление названия "Руская земля" к определенным частям бывшей Киевской державы задокументировано лишь в источниках послекиевского периода. Несмотря на то, что концепция Руской земли основывалась на общем историческом, религиозном, правовом и культурном наследии, этот термин по-разному применяли в различных регионах бывшего государства Рюриковичей, а связанные с ним идентичности отличались друг от друга. Применение исторически, политически и юридически насыщенного термина "Руская земля" к определенному княжеству (за счёт исключения остальной Руси, которая таким образом становилась "другой") можно считать проявлением этой реальности.
Продолжение следует.