Средневековое БДСМ
20 мая 1455 г. в Валансьене прошел судебный поединок, наделавший много шума и отмеченный хронистами Матье д’Эскуши, Жоржем Шателленом и Оливье де Ла Маршем, хотя бойцы принадлежали отнюдь не к благородному сословию.
Первый из них, портной по фамилии Магюо, был обвинен в преднамеренном убийстве. Обвинителем выступил родственник погибшего Жакотен Плувье. Суд «доброго города» Валансьен в лице мэра Николя дю Жардена и прево Жиля де Гаршье постановил подвергнуть истца и ответчика «Божьему суду оружием», дабы справедливость восторжествовала в честном поединке.
Прослышав о намеченном бое, в Валансьен, проездом из Брюгге в Лувен, прибыл Филипп Добрый в сопровождении Карла де Шароле и знатных придворных. Для поединка возвели специальную круглую арену, вокруг которой выстроилась стража городского прево. Многочисленным зрителям, разделенным на две партии (одни стояли за Магюо, другие - за Плувье) и окружившим судебное ристалище, под угрозой сурового наказания было запрещено хоть криком, хоть шепотом поддерживать своего протеже.
Наконец, герцог и его наследник заняли отведенные для них места, и Божий суд начался. Стражники ввели в ристалище, снабженное единственной калиткой, обоих поединщиков, которые вплоть до этого часа ожидали суда в городской тюрьме. Магюо и Плувье (последний был мертвенно бледен) опустились на колени перед герцогом, приветствуя его, за тем, разойдясь в противоположные углы ристалища, сели на скамьи, накрытые черной тканью.
Головы их были обриты, ногти на руках и ногах острижены, а тела затянуты в кожаные комбинезоны.
Священник с молитвенником в руках взял у поединщиков клятву в том, что каждый из них отстаивает правое дело. Однако было замечено, что Магюо, целуя Евангелие, побледнел. За тем на арену внесли корзины с салом и золой. Бойцы смазали салом свои обтягивающие одежды (у Плувье жир, как отметили очевидцы, впитался в кожаную одежду быстрее), после чего натерли золой руки и взяли в рот по кусочку сахара. Каждый вооружился деревянной дубинкой и красным треугольным щитом с крестом Святого Георгия, перевернытым в знак презренного происхождения бойцов. Когда все было готово к бою, мэр поднялся со своего места и громогласно объявил: «Так пусть же каждый исполнит свой долг!».
Поединок двух человек, бьющихся насмерть, ничем не напоминал благородное рыцарское ристание. Никаких геральдических одеяний и сверкающих на солнце лат! Никаких могучих выпадов и звона схлестнувшейся стали! Все было примитивно и жутко.
Сперва Магюо швырнул в лицо своему рослому противнику песок, после чего до крови рассек ему лоб ударом дубинки. Однако Плувье, превосходя врага в силе и выносливости, устоял на ногах и, в свою очередь, перешел в наступление.
После беспорядочного обмена ударами Магюо оказался повержен на землю, и Плувье, оседлав соперника, в ярости принялся натирать ему песком рот и глаза. Воя от боли, Магюо вцепился зубами в палец Плувье, но тот, полностью утратив контроль над своими действиями, тут же выдавил противнику глаз. За тем Плувье, оказавшись хозяином положения, принялся выкручивать орущему от боли Магюо руки и сделал несколько попыток сломать ему позвоночник.
Жуткая картина убийства усугублялась пронзительными воплями Магюо, обращенными к Филиппу Доброму: «О, монсеньор герцог Бургундский, я же служил Вам в Гентской войне! О, монсеньор, Бога ради, пощадите меня, спасите мне жизнь!».
Наконец, Жакотен Плувье перебросил тело полумертвого врага через перила площадки. Господь пометил преступника! Все было ясно, и палач тут же вздернул тело проигравшего на виселицу.
Зрелище оставило тягостное впечатление у многих присутствующих, в том числе и у Оливье де Ла Марша, который глубокомысленно заметил: «Бой, случившийся между Жакотеном Плувье и Магюо в присутствии принца, принес больше стыда, нежели чести»
(с.) Куркин А.В.
Первый из них, портной по фамилии Магюо, был обвинен в преднамеренном убийстве. Обвинителем выступил родственник погибшего Жакотен Плувье. Суд «доброго города» Валансьен в лице мэра Николя дю Жардена и прево Жиля де Гаршье постановил подвергнуть истца и ответчика «Божьему суду оружием», дабы справедливость восторжествовала в честном поединке.
Прослышав о намеченном бое, в Валансьен, проездом из Брюгге в Лувен, прибыл Филипп Добрый в сопровождении Карла де Шароле и знатных придворных. Для поединка возвели специальную круглую арену, вокруг которой выстроилась стража городского прево. Многочисленным зрителям, разделенным на две партии (одни стояли за Магюо, другие - за Плувье) и окружившим судебное ристалище, под угрозой сурового наказания было запрещено хоть криком, хоть шепотом поддерживать своего протеже.
Наконец, герцог и его наследник заняли отведенные для них места, и Божий суд начался. Стражники ввели в ристалище, снабженное единственной калиткой, обоих поединщиков, которые вплоть до этого часа ожидали суда в городской тюрьме. Магюо и Плувье (последний был мертвенно бледен) опустились на колени перед герцогом, приветствуя его, за тем, разойдясь в противоположные углы ристалища, сели на скамьи, накрытые черной тканью.
Головы их были обриты, ногти на руках и ногах острижены, а тела затянуты в кожаные комбинезоны.
Священник с молитвенником в руках взял у поединщиков клятву в том, что каждый из них отстаивает правое дело. Однако было замечено, что Магюо, целуя Евангелие, побледнел. За тем на арену внесли корзины с салом и золой. Бойцы смазали салом свои обтягивающие одежды (у Плувье жир, как отметили очевидцы, впитался в кожаную одежду быстрее), после чего натерли золой руки и взяли в рот по кусочку сахара. Каждый вооружился деревянной дубинкой и красным треугольным щитом с крестом Святого Георгия, перевернытым в знак презренного происхождения бойцов. Когда все было готово к бою, мэр поднялся со своего места и громогласно объявил: «Так пусть же каждый исполнит свой долг!».
Поединок двух человек, бьющихся насмерть, ничем не напоминал благородное рыцарское ристание. Никаких геральдических одеяний и сверкающих на солнце лат! Никаких могучих выпадов и звона схлестнувшейся стали! Все было примитивно и жутко.
Сперва Магюо швырнул в лицо своему рослому противнику песок, после чего до крови рассек ему лоб ударом дубинки. Однако Плувье, превосходя врага в силе и выносливости, устоял на ногах и, в свою очередь, перешел в наступление.
После беспорядочного обмена ударами Магюо оказался повержен на землю, и Плувье, оседлав соперника, в ярости принялся натирать ему песком рот и глаза. Воя от боли, Магюо вцепился зубами в палец Плувье, но тот, полностью утратив контроль над своими действиями, тут же выдавил противнику глаз. За тем Плувье, оказавшись хозяином положения, принялся выкручивать орущему от боли Магюо руки и сделал несколько попыток сломать ему позвоночник.
Жуткая картина убийства усугублялась пронзительными воплями Магюо, обращенными к Филиппу Доброму: «О, монсеньор герцог Бургундский, я же служил Вам в Гентской войне! О, монсеньор, Бога ради, пощадите меня, спасите мне жизнь!».
Наконец, Жакотен Плувье перебросил тело полумертвого врага через перила площадки. Господь пометил преступника! Все было ясно, и палач тут же вздернул тело проигравшего на виселицу.
Зрелище оставило тягостное впечатление у многих присутствующих, в том числе и у Оливье де Ла Марша, который глубокомысленно заметил: «Бой, случившийся между Жакотеном Плувье и Магюо в присутствии принца, принес больше стыда, нежели чести»
(с.) Куркин А.В.