Мандельштут (брат О.Мандельштама) тут, конечно, ни при чем. Просто вспомнилось. Поток сознания.
К Мандельштаму у меня странное отношение. С одной стороны, в русской литературе 20 века его собрание стихов стоит где-то на третьей полке. Но собрание отдельных строчек лежит на письменном столе.
Ранние, довоенные, стихи Мандельштама не оставляют в памяти практически ничего. Есть несколько строчек, например, "Из омута злого и вязкого Я вырос тростинкой, шурша (1910)" или - лучше - "Я печаль, как птицу сeрую, В сердце медленно несу (1911)".
Первые стихи, еще на слабую четверочку, с некоторыми смазанными строфами, все еще с "греко-римским" антуражем, но уже с несколькими другими практически совершенными строфами появились в 1915.
"Бессонница. Гомер. Тугие паруса", и более сильное - "Я не увижу знаменитой Федры". Тут первая строфа - шедевр.
Но в целом, его стихи в это время - еле-еле дотягивают до третьей полки. (В начале 2000-х годов на Мошковском Самиздате, на прозе.ру и т.д. появилось много стихоплетов. Среди ни были настоящие поэты. В целом картина не сильно отличалась от т.н. "серебряного века". Я думаю, что эти всплески поэзии, в первую очередь, определяются возможностями доносить эту поэзию до слушателей/читателей - сценические подмостки кафе, интернет. Впрочем, это - a propos).
Огромное количество стихов Мандельштама отражают его поток сознания. И если литературным критикам нравится копаться в этих деталях и выяснять смысл отдельных строчек и слов, то для меня - это, как песня акына - что слышу, то пою. Наверное, потому что в молодости мы все увлекались таким свободным полетом мысли, когда несешь всякую пургу просто связывая предложения по ассоциации с предыдущими. Уважаемый мною С.С.Аверинцев даже придумал термин для поэзии Мандельштама - "техника наложения". А по мне (поскольку я знаю, как такое получается) - это просто небрежность. Смешивать разнородные понятия, пришедшие, например, от римлян, католической истории и православия - просто. А вот добиться цельности - намного сложнее.
С миром державным я был лишь ребячески связан,
Устриц боялся и на гвардейцев смотрел исподлобья
...
Я повторяю еще про себя под сурдинку:
Лэди Годива, прощай… Я не помню, Годива…
Январь 1931.
Ну вот при чем тут леди Годива? Многие, знаю - ломают голову. А мне совершенно понятно, откуда она взялась... вот только очень не к месту... хотя звучит красиво.
Кстати, я думаю, из-за неумения избавиться от такого потока сознания Мандельштаму не удавались длинные стихотворения.
Но короткие - удавались. Вот, мне кажется, первое действительно сильное стихотворение: "Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы." 1920
Стихов такого уровня у Мандельштама немного - три-четыре. Самое сильное, на мой взгляд, - "Я буду метаться по табору улицы темной (1925)". Любопытно, хотя и очень закономерно (кто писал стихи, то знает :)) - написано оно под воздействием романтического эпизода, когда (уже будучи женатым на Н.Я.) Мандельштам влюбился в Ольгу Ваксель.
В 1930-х годах заметно усложнение формы - Мандельштам стал относиться к поэзии более серьезно. Несмотря на это, "поток сознания" все еще мешает создать цельные стихи. Практически безупречны только "Я вернулся в свой город (1930)", "Холодная весна. Голодный старый Крым (1933)", "Еще не умер ты, еще ты не один" (1937), "Рим" (1937). В них есть баланс неподдельных, не искуственных, эмоций; строгой, выверенной формы; и символа, уплотняющего мысль. Пожалуй, они попадают на мою первую полку русской поэзии.
Но вот что оказывается на письменном столе, появляется во время обеда, утреннего кофе или вечерней прогулки - это отдельные строчки. Строчки гениальные, до которых, сами стихи (откуда эти строчки взяты), увы - не дотягивают.
- В Европе холодно. В Италии темно. Власть отвратительна, как руки брадобрея
- Мы живем, под собою не чуя страны, наши речи за десять шагов не слышны
- Полуукраинское лето давай с тобою вспоминать
- ...
dixi et animam levavi