Не моя мама
Кларк попросил меня в связи с Пасхой отвезти цветы его маме.
Его мама живёт в доме для престарелых, ей 82 (?) года и уже около 30 а то и более лет её мучает фибромиалгия - редкое заболевание, из-за которого все суставы болят так, что хоть на стенку лезь.
При этом эта женщина, вышедшая замуж за чернокожего в 50-х годах, была посажена в психушку за такое своё решение (ибо только ебанутые, как считали в те времена в Америке, могут так поступать), а потом была поставлена перед выбором своей весьма обеспеченной семьёй - или достояние семьи и ты забываешь своего мужа (и дочь Табби, которая к тому времени уже родилась), или мы тебя не знаем. Свою новую семью она бросить не могла...
Это та женщина, которая после первой ассамблеи ООН по правам женщин ещё в 1960-х, на которой она была, решила создать фонд помощи женщин, который сейчас называется Match International Women's Fund, и благодаря которому я в прошлом году снимала с Кларком фильм о замечательных женщинах-феминистках и не только в Кении, Грузии, Канаде... Что существенно изменило мою жизнь в лучшую и новую сторону.
Всего лишь цветы отвезти, на Пасху. Я подумала, что от Кларка это был очень трогательный ход намёка на общение с его матерью. Ведь я её довольно редко вижу. Да и что уж тут таить - у меня, пожалуй, ушло лет 5 на то, чтобы его родня меня начала принимать за свою.... А ещё я думала, что, возможно, он ей рассказал про нас и хотел, чтобы я рассказала ей свою версию происходящего.
Кларк знает, что он всегда может на меня положиться. Как и я на него. И не смотря на все наши незаурядицы и трудности, я не собираюсь его разочаровывать в себе. И я поехала.
Купила цветы в тон её комнаты. Сюзанн Джонсон, бедная, пребывала в весьма плохом состоянии из-за болезни, когда я пришла, и мы вызвали подмогу, чтобы ей дали обезболивающее. Но цветам она искренне обрадовалась, как и мне. Стала спрашивать про своего сына - где он, что он? Ведь я лучше всех всё про него знаю. Я рассказала, что он нынче болеет в Нью-Йорке после работы в Марокко и Испании. И осторожно спросила - а он вам про нас не рассказывал? - Нет, говорит.
Я набралась смелости и, запинаясь и проглатывая слёзы, начала говорить... Про то, что мы расстаёмся. И почему, и как. И слёзы градом из меня покатились. Она никак этого не ожидала. Но она - как я до глубины души по-настоящему только сегодня это прочувствовала - охуеннейший человек. Она внимательно меня слушала и не перебивала. Лишь потянулась за салфетками, когда я уж слишком громко начала хлюпать носом.
Мы с ней два часа проговорили. Я ей высказала всю свою боль и объяснила, почему я так делаю. Она мне говорила, что когда ещё давно, почти 10 лет тому назад Кларк сказал, что хочет её представить кому-то (мне), она почти сразу увидела, на сколько я его делаю счастливее. Как настоящая мать, хорошо чувствующая своих детей и знающая любовь. Ещё она мне призналась, что ей сложно представить моё положение, ибо она забеременела первый раз в довольно раннем возрасте. Но ей с мужем пришлось очень тяжело - и пережить времена сегрегации, и отторжение семьёй, и принимаемые за данность измены и ещё много чего... Она мне столько всего рассказала из того, что, думаю, даже Кларку не рассказывала! Как девчонка девчонке. И плевать мы хотели на разницу в возрасте между нами. Её просто не было. Она с самого начала не заметила моего возраста вообще, призналась Сюзанн. Она просто видела, что её любимый сын со мной счастлив, и этого было достаточно. Мы открылись друг другу полностью. Первый раз за все эти годы. И она тоже признала, что лет 5 ушло на полное принятие меня семьёй, уж так сложилось... И она понятия не имела о той всей боли, что у меня в душе... И вновь потянулась мне за салфетками...
Она - очень мудрый человек. Она понимала, что никакого совета мне тут не дать, и спрашивала - могу ли я сама прожить? Как я себе вижу будущее? Хочу ли я, чтобы наш разговор оставался в тайне? Может ли она мне как-нибудь помочь? И если да, то как? Как?!!!
Мне всегда хотелось большой, шумной семьи. С предыдущими свекровями мне не везло. А у Кларка - такая буйная и большая семья! И все такие талантливые! Две джазовые певицы/сестры с кучей детей и родственниками, одна ещё и актриса, зато вторая получила - чай, по-нашему - заслуженного народного артиста (Order of Canada), за что её все стали называть с подачи Кларка "сэр Молли". Это большая и очень шумная семья, которая всегда вместе на праздники, всегда всё обсуждают и вечно между собой ссорится, чтобы помириться, и где у Кларка - особый статус любимчика всеми. Потому что он просто охуенный. И заботливый, внимательный, любящий.
Я очень рада, что поговорила с его мамой. Потому что я знаю, что Кларк редко делится своими трагедиями с другими. Разве что со мной. И это - потрясающая привилегия. Но мне теперь немного легче от того, что его мать всё знает. И как мать сможет быть для него рядом, любящая и понимающая всю суть проблемы. Как бы ей самой от этого и ни было бы больно. Она мне в этом несколько раз призналась.
Яблоко от яблони недалеко падает. Она - мудрый человек. И не смотря на свою физическую боль, она прониклась моей болью и отнеслась ко мне как женщина к женщине, с глубоким пониманием и печалью. Она так же призналась, что сама хотела мне позвонить несколько раз, да вот не помнит моего телефона... И заодно спросила - а кто ещё знает? Твои родители-то знают?
И тут слёзы вновь хлынули у меня из глаз... Потому что мои родители уже были у меня дома на новой квартире. И хотя это совершенно очевидно, почему я принимала их у себя на новом месте, они, мои родные мама и папа меня так и не спросили ни о чём. И я им ничего в ответ и не сказала...
Я знаю, что они чувствуют в глубине сопереживание. Но неужели так сложно просто и честно себе признаться, что их дочь сейчас переживает самый сложный этап в своей жизни - расставание с любовью всей её жизни!? С самой красивой любовью, о существовании которой она даже и представить не могла, пока не увидела Кларка. Шутка ли - 9,5 лет?! Неужели так сложно просто взять, и дать ребёнку выговориться? Понять, что же происходит на самом деле. И просто побыть рядом. Потому что мне сейчас как никогда не хватает любви...
И в то же время эта любовь _к нему_ во мне по-прежнему глубоко сидит. Ровно как и боль, исходящая от того, что я никогда не смогу дать ребёнка человеку, которого больше всего на свете люблю, и который тоже до этого никогда так не любил...
Неужели все великие и самые красивые истории любви - бездетные?
Чем больше я их вспоминаю, тем больше это кажется данностью.
И ещё заметила - когда много плачешь, потом очень хочется спать. Или устроить дебош, нажравшись водкой. Вот только беда - не у кого... Вот и приходится просто пить водку.
Его мама живёт в доме для престарелых, ей 82 (?) года и уже около 30 а то и более лет её мучает фибромиалгия - редкое заболевание, из-за которого все суставы болят так, что хоть на стенку лезь.
При этом эта женщина, вышедшая замуж за чернокожего в 50-х годах, была посажена в психушку за такое своё решение (ибо только ебанутые, как считали в те времена в Америке, могут так поступать), а потом была поставлена перед выбором своей весьма обеспеченной семьёй - или достояние семьи и ты забываешь своего мужа (и дочь Табби, которая к тому времени уже родилась), или мы тебя не знаем. Свою новую семью она бросить не могла...
Это та женщина, которая после первой ассамблеи ООН по правам женщин ещё в 1960-х, на которой она была, решила создать фонд помощи женщин, который сейчас называется Match International Women's Fund, и благодаря которому я в прошлом году снимала с Кларком фильм о замечательных женщинах-феминистках и не только в Кении, Грузии, Канаде... Что существенно изменило мою жизнь в лучшую и новую сторону.
Всего лишь цветы отвезти, на Пасху. Я подумала, что от Кларка это был очень трогательный ход намёка на общение с его матерью. Ведь я её довольно редко вижу. Да и что уж тут таить - у меня, пожалуй, ушло лет 5 на то, чтобы его родня меня начала принимать за свою.... А ещё я думала, что, возможно, он ей рассказал про нас и хотел, чтобы я рассказала ей свою версию происходящего.
Кларк знает, что он всегда может на меня положиться. Как и я на него. И не смотря на все наши незаурядицы и трудности, я не собираюсь его разочаровывать в себе. И я поехала.
Купила цветы в тон её комнаты. Сюзанн Джонсон, бедная, пребывала в весьма плохом состоянии из-за болезни, когда я пришла, и мы вызвали подмогу, чтобы ей дали обезболивающее. Но цветам она искренне обрадовалась, как и мне. Стала спрашивать про своего сына - где он, что он? Ведь я лучше всех всё про него знаю. Я рассказала, что он нынче болеет в Нью-Йорке после работы в Марокко и Испании. И осторожно спросила - а он вам про нас не рассказывал? - Нет, говорит.
Я набралась смелости и, запинаясь и проглатывая слёзы, начала говорить... Про то, что мы расстаёмся. И почему, и как. И слёзы градом из меня покатились. Она никак этого не ожидала. Но она - как я до глубины души по-настоящему только сегодня это прочувствовала - охуеннейший человек. Она внимательно меня слушала и не перебивала. Лишь потянулась за салфетками, когда я уж слишком громко начала хлюпать носом.
Мы с ней два часа проговорили. Я ей высказала всю свою боль и объяснила, почему я так делаю. Она мне говорила, что когда ещё давно, почти 10 лет тому назад Кларк сказал, что хочет её представить кому-то (мне), она почти сразу увидела, на сколько я его делаю счастливее. Как настоящая мать, хорошо чувствующая своих детей и знающая любовь. Ещё она мне призналась, что ей сложно представить моё положение, ибо она забеременела первый раз в довольно раннем возрасте. Но ей с мужем пришлось очень тяжело - и пережить времена сегрегации, и отторжение семьёй, и принимаемые за данность измены и ещё много чего... Она мне столько всего рассказала из того, что, думаю, даже Кларку не рассказывала! Как девчонка девчонке. И плевать мы хотели на разницу в возрасте между нами. Её просто не было. Она с самого начала не заметила моего возраста вообще, призналась Сюзанн. Она просто видела, что её любимый сын со мной счастлив, и этого было достаточно. Мы открылись друг другу полностью. Первый раз за все эти годы. И она тоже признала, что лет 5 ушло на полное принятие меня семьёй, уж так сложилось... И она понятия не имела о той всей боли, что у меня в душе... И вновь потянулась мне за салфетками...
Она - очень мудрый человек. Она понимала, что никакого совета мне тут не дать, и спрашивала - могу ли я сама прожить? Как я себе вижу будущее? Хочу ли я, чтобы наш разговор оставался в тайне? Может ли она мне как-нибудь помочь? И если да, то как? Как?!!!
Мне всегда хотелось большой, шумной семьи. С предыдущими свекровями мне не везло. А у Кларка - такая буйная и большая семья! И все такие талантливые! Две джазовые певицы/сестры с кучей детей и родственниками, одна ещё и актриса, зато вторая получила - чай, по-нашему - заслуженного народного артиста (Order of Canada), за что её все стали называть с подачи Кларка "сэр Молли". Это большая и очень шумная семья, которая всегда вместе на праздники, всегда всё обсуждают и вечно между собой ссорится, чтобы помириться, и где у Кларка - особый статус любимчика всеми. Потому что он просто охуенный. И заботливый, внимательный, любящий.
Я очень рада, что поговорила с его мамой. Потому что я знаю, что Кларк редко делится своими трагедиями с другими. Разве что со мной. И это - потрясающая привилегия. Но мне теперь немного легче от того, что его мать всё знает. И как мать сможет быть для него рядом, любящая и понимающая всю суть проблемы. Как бы ей самой от этого и ни было бы больно. Она мне в этом несколько раз призналась.
Яблоко от яблони недалеко падает. Она - мудрый человек. И не смотря на свою физическую боль, она прониклась моей болью и отнеслась ко мне как женщина к женщине, с глубоким пониманием и печалью. Она так же призналась, что сама хотела мне позвонить несколько раз, да вот не помнит моего телефона... И заодно спросила - а кто ещё знает? Твои родители-то знают?
И тут слёзы вновь хлынули у меня из глаз... Потому что мои родители уже были у меня дома на новой квартире. И хотя это совершенно очевидно, почему я принимала их у себя на новом месте, они, мои родные мама и папа меня так и не спросили ни о чём. И я им ничего в ответ и не сказала...
Я знаю, что они чувствуют в глубине сопереживание. Но неужели так сложно просто и честно себе признаться, что их дочь сейчас переживает самый сложный этап в своей жизни - расставание с любовью всей её жизни!? С самой красивой любовью, о существовании которой она даже и представить не могла, пока не увидела Кларка. Шутка ли - 9,5 лет?! Неужели так сложно просто взять, и дать ребёнку выговориться? Понять, что же происходит на самом деле. И просто побыть рядом. Потому что мне сейчас как никогда не хватает любви...
И в то же время эта любовь _к нему_ во мне по-прежнему глубоко сидит. Ровно как и боль, исходящая от того, что я никогда не смогу дать ребёнка человеку, которого больше всего на свете люблю, и который тоже до этого никогда так не любил...
Неужели все великие и самые красивые истории любви - бездетные?
Чем больше я их вспоминаю, тем больше это кажется данностью.
И ещё заметила - когда много плачешь, потом очень хочется спать. Или устроить дебош, нажравшись водкой. Вот только беда - не у кого... Вот и приходится просто пить водку.