В чём отличие "Нелюбови" Звягинцева и "Золотой рыбки" Пушкина
Люди, способные любить, люди любящие считают, что любовь -- неотъемлемая функция человека. Живой человек без этой функции немыслим, как без дыхания или сна. Раз вот это существо с двумя ногами без перьев -- человек, следовательно, он любит. Любит близких: своих детей, родителей, своего супруга. Любит свой дом, свой город. Любит то, что делает в жизни своими руками: своё хобби или же свою работу. Любит природу: недолговечный, но всегда удивительный рисунок облаков, дыхание прохладного ветра в лицо, красоту рассвета или изгиба реки. Любит волнующие произведения искусства: Летящих журавлей Калатозова, Девушку, певшую в церковном хоре Блока или Спаса Рублёва. И эта любовь внутри и есть та самая внутренняя вселенная, тот самый бесконечный внутренний мир человека, который бесконечно и ценен. И бесконечно ценен именно он, этот внутренний мир любви, а вовсе не физиологический каркас костей с натянутым на него пергаментом кожи: физическая погремушка, ценная лишь звуком, издаваемым ею и бесполезная, пыльная сама по себе. Внутренним опытом любви люди связаны между собой, через обмен этим опытом люди становятся больше и увеличивают других, люди остановятся лучше и делают лучше близких. Протяжённость всей этой внутренней человеческой любви среди всех и есть самоценность человечества, но никак не килотонны человеческих костей и мяса на них.
Эти вещи вроде бы очевидны, пока не столкнёшься с человеком, не любящим и патологически не способным любить. Ты поначалу автоматически наделяешь его этой функцией, считая её априорной для любого человека. За сюсюканьем такого индивида со своим ребёнком, за совместным его времяпрепровождением с супругом, за его работой, его чтением, или просмотром им сильного фильма, ты достраиваешь мысленно эту обязательную подводную глыбину любви, глыбину сопереживания, глыбину чувства, которая должна же быть там, под кожной поверхностью этого человека, ведь без неё же невозможно жить!
Но природа любви в том, что любовь -- чувство деятельное. Любовь означает безропотную готовность человека тратить себя, отдавать себя, делиться собой, ничего не требуя взамен. Человек любящий отдаёт всего себя своим детям, своей жене или мужу, своему дому, своему занятию: работе или хобби.
Человек, не способный любить, этого не может даже осознать. Да, он видит всюду вокруг внешние проявления любви. И, подчиняясь чувству толпы, живя в обществе, будучи существом социальным, дабы не отличаться от окружающих, машинально копирует это поведение, воспроизводит эти внешние всполохи, которые у окружающих его искренних людей вызывает напряжённость силовых линий их внутреннего магнитного поля любви. Такой человек, видя как любящая мать, в минуты нежности умилительно сюсюкает со своим ребёнком, повторяет эту последовательность действий и также сюсюкает уже с собственным чадом, выстраивая симулякр любовного карго-культа, иногда крайне искусный. И не понимая при этом, совершенно не догадываясь, что эта же самая любящая мать, любящая по-настоящему, и сейчас трогательно сюсюкающая со своим ребёнком, ради него жертвует работой, карьерой, личным счастьем, здоровьем, а если понадобится, пожертвует и жизнью, в самом прямом смысле. Эта модель поведения, естественная и очевидная для каждого любящего индивида, совершенно недоступна человеку с купированным чувством любви. Такой человек считает, что посюсюкать со своим ребёнком, это уже любить его, этого более чем достаточно. Более того, раз о любви все вокруг говорят как о жертвовании собой, то вот это вот сюсюканье со своим малышом уже и есть, значит, та самая жертва.
Для такого человека любое чисто внешнее проявление любви, внешний отблеск настоящей любви, тень настоящей любви уже становится актом самопожертвования. Позвонить своему отцу -- жертва собой. Накормить пришедшего с работы мужа -- жертва. Убраться в своём собственном доме -- жертва. Сходить на работу -- жертва. Уже все эти тени -- жертва, а всё что сверх того -- прямое насилие над личностью и недопустимо, немыслимо. Он же не раб на работе, не служанка для мужа, не сиська для ребёнка. Он человек!
Хотя мы считаем таких людей так же переполненными прекрасным, как нас самих, на деле в них, в этих людях -- лишь оглушающе звонко звенящая пустота. Вместо внутренней вселенной с галактиками, там у них -- абсолютный вакуум, совершенное безвоздушное пространство.
Они не видят красоты окружающего, замечая вокруг лишь недостатки. Их дети для них глупы, некрасивы. Их мужья ленивы и тупы. Собственный дом нелюбим, свой город презираем. Работа противна, природа примитивна и незаметна, а искусство для них пресное и плоское. Не неся настоящей, жертвенной любви внутри, эти люди привносят сор, запустение и горе в окружающий их мир. Их дети, родители и супруги, лишённые настоящей любви, несчастны. Дом их в запустении, беспорядке и хламе. Они не развиваются в своём увлечении, совершенно искусственном для них, выбранным ими для галочки, чтобы походить на других, имеющих увлечения. Они не развиваются и профессионально.
При этом, люди эти вряд ли осознают собственную неполноценность. Они уверены, что все другие вокруг них такие же, как они. Просто вот лично им не везёт. Они видят гармоничные семьи вокруг, чистые, убранные дома, людей, добившихся многого в собственном деле, призвании. Но они уверены, что дело тут исключительно в случае, в том, что тем, другим, гармоничным, успешным субъектам просто в нужное время попался под руку правильный, годный объект. У тех других удачный муж, удачные дети, удачная работа, удачный дом. Всё дело не во внутренней работе, не в героическом ежедневном самопожертвовании этих "удачливых", а в чисто внешней удаче, случае.
Поэтому, с одной стороны, они считают что достаточно поменять жену, мужа, дом, город, работу на более удачные, более выгодные для них -- и всё станет как у тех, гармоничных. С другой, даже если им действительно везёт, и у них действительно оказывается хорошая жена или муж, хороший дом или хорошая работа, они органически не способны этого понять, видя во всём, окружающем их, одни недостатки. Они, словно опустошённые кишечными паразитами, не способны никогда насытиться, а способны лишь безостановочно жрать, не чувствуя даже вкуса пищи.
Многие считают, что пушкинская сказка о Золотой рыбке это притча о жадности и безволии. На самом же деле, это сказка о человеке любящем и человеке, любить не способным. Старик это экстремум бесконечной любви. Голодный, безуспешно многократно закидывающий свой невод, он бескорыстно выпускает единственную свою добычу. Являясь вершителем судьбы старухи, он даже не мыслит воспользоваться своим положением, безропотно прощая ей все обиды и выполняя любую её волю. Он бесконечно свободен в своей любви. Старуха -- тот самый человек с купированной любовью. Она не любит и не ценит не только своего старика, не только случайных людей, которые оказываются у неё в услужении. Она не любит и каждое новое своё состояние, всё более и более совершенное для читателя. Не способная отдавать, любить, жертвовать собой и сопереживать, она не способна насытиться и стать счастливой. Она в вечной тюрьме своей духовной нищеты. Треснутое, никогда не способное быть наполненным корыто её внутренней пустоты всегда с нею и никогда её не покинет. "Золотая рыбка" это притча о человеке с купированной любовью.
"Нелюбовь" Звягинцева ровно о том же. Притча о пустоте нелюбви. Главная героиня не любит ни своего сына, ни мужа, ни свой дом. Звягинцев, впрочем, в отличие от Пушкина, выносящего своей старухе приговор беспощадный, оставляет главной героине "Нелюбви" зацепку, лазейку, тонкую щель, в которую та ещё может просочиться. Он наделяет её сопереживанием к погибшему сыну, чувством человеческим. Но в последней сцене с героиней читается также и прежняя её пустота между ней и новым мужем, пустота между ней и миром, пустота патологической нелюбви. Финал у Звягинцева, впрочем, остаётся открытым. В любой момент героиня может перестать бесконечно крутить педали велотренажёра на пустом балконе и вернуться в дом к своему мужу.
Эта протянутая своему протагонисту соломинка -- главное отличие двух притчей на одну и ту же тему.
Впрочем, возможно ли в принципе превращение человека, неспособного любить в человека любящего?
Выполнимо ли это?
Эти вещи вроде бы очевидны, пока не столкнёшься с человеком, не любящим и патологически не способным любить. Ты поначалу автоматически наделяешь его этой функцией, считая её априорной для любого человека. За сюсюканьем такого индивида со своим ребёнком, за совместным его времяпрепровождением с супругом, за его работой, его чтением, или просмотром им сильного фильма, ты достраиваешь мысленно эту обязательную подводную глыбину любви, глыбину сопереживания, глыбину чувства, которая должна же быть там, под кожной поверхностью этого человека, ведь без неё же невозможно жить!
Но природа любви в том, что любовь -- чувство деятельное. Любовь означает безропотную готовность человека тратить себя, отдавать себя, делиться собой, ничего не требуя взамен. Человек любящий отдаёт всего себя своим детям, своей жене или мужу, своему дому, своему занятию: работе или хобби.
Человек, не способный любить, этого не может даже осознать. Да, он видит всюду вокруг внешние проявления любви. И, подчиняясь чувству толпы, живя в обществе, будучи существом социальным, дабы не отличаться от окружающих, машинально копирует это поведение, воспроизводит эти внешние всполохи, которые у окружающих его искренних людей вызывает напряжённость силовых линий их внутреннего магнитного поля любви. Такой человек, видя как любящая мать, в минуты нежности умилительно сюсюкает со своим ребёнком, повторяет эту последовательность действий и также сюсюкает уже с собственным чадом, выстраивая симулякр любовного карго-культа, иногда крайне искусный. И не понимая при этом, совершенно не догадываясь, что эта же самая любящая мать, любящая по-настоящему, и сейчас трогательно сюсюкающая со своим ребёнком, ради него жертвует работой, карьерой, личным счастьем, здоровьем, а если понадобится, пожертвует и жизнью, в самом прямом смысле. Эта модель поведения, естественная и очевидная для каждого любящего индивида, совершенно недоступна человеку с купированным чувством любви. Такой человек считает, что посюсюкать со своим ребёнком, это уже любить его, этого более чем достаточно. Более того, раз о любви все вокруг говорят как о жертвовании собой, то вот это вот сюсюканье со своим малышом уже и есть, значит, та самая жертва.
Для такого человека любое чисто внешнее проявление любви, внешний отблеск настоящей любви, тень настоящей любви уже становится актом самопожертвования. Позвонить своему отцу -- жертва собой. Накормить пришедшего с работы мужа -- жертва. Убраться в своём собственном доме -- жертва. Сходить на работу -- жертва. Уже все эти тени -- жертва, а всё что сверх того -- прямое насилие над личностью и недопустимо, немыслимо. Он же не раб на работе, не служанка для мужа, не сиська для ребёнка. Он человек!
Хотя мы считаем таких людей так же переполненными прекрасным, как нас самих, на деле в них, в этих людях -- лишь оглушающе звонко звенящая пустота. Вместо внутренней вселенной с галактиками, там у них -- абсолютный вакуум, совершенное безвоздушное пространство.
Они не видят красоты окружающего, замечая вокруг лишь недостатки. Их дети для них глупы, некрасивы. Их мужья ленивы и тупы. Собственный дом нелюбим, свой город презираем. Работа противна, природа примитивна и незаметна, а искусство для них пресное и плоское. Не неся настоящей, жертвенной любви внутри, эти люди привносят сор, запустение и горе в окружающий их мир. Их дети, родители и супруги, лишённые настоящей любви, несчастны. Дом их в запустении, беспорядке и хламе. Они не развиваются в своём увлечении, совершенно искусственном для них, выбранным ими для галочки, чтобы походить на других, имеющих увлечения. Они не развиваются и профессионально.
При этом, люди эти вряд ли осознают собственную неполноценность. Они уверены, что все другие вокруг них такие же, как они. Просто вот лично им не везёт. Они видят гармоничные семьи вокруг, чистые, убранные дома, людей, добившихся многого в собственном деле, призвании. Но они уверены, что дело тут исключительно в случае, в том, что тем, другим, гармоничным, успешным субъектам просто в нужное время попался под руку правильный, годный объект. У тех других удачный муж, удачные дети, удачная работа, удачный дом. Всё дело не во внутренней работе, не в героическом ежедневном самопожертвовании этих "удачливых", а в чисто внешней удаче, случае.
Поэтому, с одной стороны, они считают что достаточно поменять жену, мужа, дом, город, работу на более удачные, более выгодные для них -- и всё станет как у тех, гармоничных. С другой, даже если им действительно везёт, и у них действительно оказывается хорошая жена или муж, хороший дом или хорошая работа, они органически не способны этого понять, видя во всём, окружающем их, одни недостатки. Они, словно опустошённые кишечными паразитами, не способны никогда насытиться, а способны лишь безостановочно жрать, не чувствуя даже вкуса пищи.
Многие считают, что пушкинская сказка о Золотой рыбке это притча о жадности и безволии. На самом же деле, это сказка о человеке любящем и человеке, любить не способным. Старик это экстремум бесконечной любви. Голодный, безуспешно многократно закидывающий свой невод, он бескорыстно выпускает единственную свою добычу. Являясь вершителем судьбы старухи, он даже не мыслит воспользоваться своим положением, безропотно прощая ей все обиды и выполняя любую её волю. Он бесконечно свободен в своей любви. Старуха -- тот самый человек с купированной любовью. Она не любит и не ценит не только своего старика, не только случайных людей, которые оказываются у неё в услужении. Она не любит и каждое новое своё состояние, всё более и более совершенное для читателя. Не способная отдавать, любить, жертвовать собой и сопереживать, она не способна насытиться и стать счастливой. Она в вечной тюрьме своей духовной нищеты. Треснутое, никогда не способное быть наполненным корыто её внутренней пустоты всегда с нею и никогда её не покинет. "Золотая рыбка" это притча о человеке с купированной любовью.
"Нелюбовь" Звягинцева ровно о том же. Притча о пустоте нелюбви. Главная героиня не любит ни своего сына, ни мужа, ни свой дом. Звягинцев, впрочем, в отличие от Пушкина, выносящего своей старухе приговор беспощадный, оставляет главной героине "Нелюбви" зацепку, лазейку, тонкую щель, в которую та ещё может просочиться. Он наделяет её сопереживанием к погибшему сыну, чувством человеческим. Но в последней сцене с героиней читается также и прежняя её пустота между ней и новым мужем, пустота между ней и миром, пустота патологической нелюбви. Финал у Звягинцева, впрочем, остаётся открытым. В любой момент героиня может перестать бесконечно крутить педали велотренажёра на пустом балконе и вернуться в дом к своему мужу.
Эта протянутая своему протагонисту соломинка -- главное отличие двух притчей на одну и ту же тему.
Впрочем, возможно ли в принципе превращение человека, неспособного любить в человека любящего?
Выполнимо ли это?