(no subject)
Сижу.
Надо писать.
Сегодня почему-то накатило. Почему -- не знаю. С утра началось. Вчера вечером, помню, ехал с работы под Пинк Флойд, "Any colours you like". Никогда эту песню особо не любил, не понимал что ли, а тут прочувствовал её всем сердцем, переливы эти. Настроение от-лич-ное, небо такое, фантастическое, розовое, в тему, тёплый ветер в лицо, сказка. Жить, хотелось, летать. Чувствовать всё, быть везде, всё видеть, быть всем.
Спал плохо. Взрослый я, что ли, становлюсь. Не ясно, как же жить вечно-то, если взрослый. В четыре ночи встал и заснуть не мог. Блядская машина стирала назло как раз в это время. Провалялся до половины седьмого, отслушав все вариации её нудного воя до самого отжима. Заснул кое-как. Через полчаса будильник.
С утра небо тоже ого-го, Бог постарался. Изысканными кудрями самых разных оттенков серого, с длинной рваной раной поперёк, из которой яркий оранжевый льётся. Магнитом эта яркая рана на сером так и тянет глаз, трогает сетчатку, и некую область в мозге, заставляющую остановиться и смотреть, смотреть, пожирая картинку глазами.
Минуты три, вряд ли больше, и оранжевое ушло, оставив серое в его бесконечном одиночестве.
Дальше весь день настроение ни к чёрту.
Что делать -- не знаю. Смотрел фотографии.
Сбой, сбой, иголка сорвалась с дорожки и ушла куда-то, в лес, грибы, ягоды. На днях разбилась кружка, которую я в 2007-ом привёз из Лондона. Там выставка была, переворота в искусстве начала XX-го. "Breaking the rules" большим красным от ручки до ручки и мелким чёрным на фоне вся в авангардной пляске букв: "Маяковский", "Дада", "Кубизм" и прочая революция. 7 лет пил из неё.
Не ясно, что делать. Не понимаю.
Одиноко, жутко. Люди кругом, и хорошие, много хороших. Дела интересные. Новые. Небо, опять же. Ветер в лицо. Музыка.
Найду ли я когда-нибудь её вновь, здесь, в этом мире? Или это вот, навсегда?
Надо писать.
Сегодня почему-то накатило. Почему -- не знаю. С утра началось. Вчера вечером, помню, ехал с работы под Пинк Флойд, "Any colours you like". Никогда эту песню особо не любил, не понимал что ли, а тут прочувствовал её всем сердцем, переливы эти. Настроение от-лич-ное, небо такое, фантастическое, розовое, в тему, тёплый ветер в лицо, сказка. Жить, хотелось, летать. Чувствовать всё, быть везде, всё видеть, быть всем.
Спал плохо. Взрослый я, что ли, становлюсь. Не ясно, как же жить вечно-то, если взрослый. В четыре ночи встал и заснуть не мог. Блядская машина стирала назло как раз в это время. Провалялся до половины седьмого, отслушав все вариации её нудного воя до самого отжима. Заснул кое-как. Через полчаса будильник.
С утра небо тоже ого-го, Бог постарался. Изысканными кудрями самых разных оттенков серого, с длинной рваной раной поперёк, из которой яркий оранжевый льётся. Магнитом эта яркая рана на сером так и тянет глаз, трогает сетчатку, и некую область в мозге, заставляющую остановиться и смотреть, смотреть, пожирая картинку глазами.
Минуты три, вряд ли больше, и оранжевое ушло, оставив серое в его бесконечном одиночестве.
Дальше весь день настроение ни к чёрту.
Что делать -- не знаю. Смотрел фотографии.
Сбой, сбой, иголка сорвалась с дорожки и ушла куда-то, в лес, грибы, ягоды. На днях разбилась кружка, которую я в 2007-ом привёз из Лондона. Там выставка была, переворота в искусстве начала XX-го. "Breaking the rules" большим красным от ручки до ручки и мелким чёрным на фоне вся в авангардной пляске букв: "Маяковский", "Дада", "Кубизм" и прочая революция. 7 лет пил из неё.
Не ясно, что делать. Не понимаю.
Одиноко, жутко. Люди кругом, и хорошие, много хороших. Дела интересные. Новые. Небо, опять же. Ветер в лицо. Музыка.
Найду ли я когда-нибудь её вновь, здесь, в этом мире? Или это вот, навсегда?