многобукв
счастье и удивление. и горе. и восхищение. и больно - коротко, навылет. но если хорошо, - то с долгим, как хвост кометы в замедленной съёмке, следом. где-то прямо сейчас, сию же секунду, я для кого-то прекращаю своё существование. но в этот же момент, - я верю, - чьё-нибудь мимолётное воспоминание подхватывает меня из неосознаваемого мною чужого забвения. и помимо меня, бесчисленное количество раз. умирать и рождаться. умирать и рождаться. а над всем этим я - живая. хожу по земле. удивляюсь облакам. упиваюсь солнцем. живу, дышу, целую своего ребёнка, жую первые, холодные и странные на вкус, только-только проклюнувшиеся листочки зелени... мне нужны и весна, и день, и сын, и родители, и друг - на вкус, наощупь, будто настоящесть меня самой заключена в этой животной способности ощущать. и звуки - падают потом в эту палитру, мешаются во мне с тем,что уже было, или обнаруживают пустоту того,что уже ушло... и перехватывает дыхание. музыка всегда казалась мне большим волшебством, и я бы никогда не хотела понять про неё больше, чем понимаю сейчас. музыка как люди. гармония и хаос одновременно.
каждый день так много новых вопросов. я ищу ответы, и часто их не нахожу. вчера девочки говорили о цветах. о домашних цветах, - тех, что живут на полках, подоконниках и этажерках. а я помню один цветок, и помню его всегда одинаково - в пустой комнате на журнальном столике. это было утром. таким осенним и таким ранним, что его невозможно было любить, до того оно было громким и опустошающим. такое утро,когда незадолго до его наступления в человека пришли чужаки и навели в нём порядок. всё лишнее выкинули. всё более-менее уцелевшее оставили. смахнули пыль,вымели осколки. а человек проснулся и больше себя не нашёл. такое это было утро. я проснулась в каком-то оцепенении. как если бы рядом вдруг оказался незнакомый человек, который сказал бы мне,что мы провели вместе последние двадцать пять лет жизни. кое-как нащупав себя в собственном теле умылась, не разрешила себе пить чай,чтобы не тратить время на мытьё посуды, вытряхивание воды из начищенного медного чайника с неуклюжей погнутой крышкой... чтобы не распускать нюни и не втравливать себя в торжественную церемонию стирания следов своего прибывания на этом краешке мира. цветку досталась странная судьба. я вырастила его из бледного чахлого листочка, и он с такой счастливой благодарностью пил влагу в новеньком синем глиняном корытце,что я узнала тогда тайную радость тайно верить и любить тихонечко, никому не рассказывая. это странное чувство. что-то похожее получилось бы, если бы детство,которое помнит себя, смешать со зрелостью, которая хотела бы себя не знать. странное и сложно поддаётся описанию. я любила этот цветок особенно. за то, как он рос, как умел дождаться меня, подолгу терпя мою рассеянность в сухой земле, и не погибал в моё отсутствие. он был красивым, я звала его ЛимА. потому, что так никого не звали ни в одной из прочитанных мною книг и ни в одном из запомнившихся мне фильмов. в поездках я иногда ловила себя на том, что думаю о нём. без тени беспокойства, - с какой-то безотчётной радостью. уезжая, я трусливо обманула всех,чтобы задержаться в комнате ненадолго. в комнате уже успел застыть пустой запах покинутого жилья и пугающее тонко слышное эхо шагов. цветок нельзя было забрать. для простоты существования люди придумали много общих законов и запретов, одинаковых для всех цветов на земле. никому нельзя объяснить,кто был для меня ЛимА и почему я хотела бы,чтобы он вместе со мной пересёк границу государств - чужого и моего. ЛимА стоял в своём синем корытце, которое уже было тесно ему в корнях, и они смешно выглядывали по краям и прятались в неглубокую землю,чтобы бесконечно сплетаться и расти. я трогала каждый из его листочков по очереди, от макушки к негибкому уже, основательному стволу. я чувствовала себя предателем,которому даже не дали возможности оправдаться. горничная, странно глядя на то как я, кривя губы в отчаянной попытке не плакать, взяла у меня ключи и часто кивая, будто понимая смысл моей просьбы, обещала пристроить ЛимА к хорошим людям. когда все ушли и раздражённо окликали меня с улицы, безжалостно выгребая из меня последние капли моего хладнокровия и человеколюбия, я спрятала в синее корытце свою серебряную серьгу. на самое донышко, в хитросплетение хрупких корней.
мне бы никогда больше не хотелось оставлять ничто живое, ожившее, любимое, тайно и тихо любимое мною в угоду никаким правилам, приметам, законам и необходимостям. я думала тогда, уже сколько-то лет назад, что ЛимА - это просто моя невзрослость и непонимание. что я дорасту, пойму. нет. сегодня я думаю так же.
вечером я сидела в Византии, в попытках выискать живых деталей, бродила от книги к книге, от имени к имени. дата рождения-годы правления - дата смерти. а в промежутках жизнь, записанная кем-то. я не могу написать ни единой сцены, когда не знаю, что там было вокруг: как пахнет там ветер. пугают ли густые тени тесных улиц торопливых горожан, или в весёлом рыночном гомоне в определённый час невозможно дождаться рыбака,который неохотно отсчитывает монеты на сдачу... если не нырнуть, - буквы стоят частоколом и хочется мыть посуду, изучать механизм губной гармошки и готовить ужин, - всё, что угодно, только бы не попасть на крючок собственной беспомощности. иногда удаётся нырнуть, и это мой большой внутренний праздник, моя тихая радость и моё наслаждение, которое трудно и объяснить, и разделить с кем-то. это всё такой один большой и одновременно незаметный миру внутренний мой ЛимА).
ночью, полежав рядом с засыпающим сыном, вернулась к своим буквам. буквы нехотя ползли по электронной странице, ползли, сколько хватало моего терпения не возвращать себя к мыслям разным, путанным-перепутанным. нашла Таривердиева, почитала, послушала. я о многих помню и думаю. мне некого и не за что прощать, и в этом я часто нахожу что-то похожее на покой. я благодарна тем, для кого исчезла и тем, для кого всё ещё есть. и тем, кто "подхватывает" моё существование воспоминанием коротким из чьего-нибудь забвения. да что там... мир только тем и занят, что моей персоной).
как я провела эту ночь... любя. это моё настоящее счастье и как мне повезло, что у меня есть время подумать об этом.