29.12.12 Калибо-Боракай
Самолёт неспешно снижался в голубом небе, солнце било в глаза через иллюминатор. На горизонте зелёные взгорья многочисленных островов посреди бескрайнего моря. Глаза закатываются, хочется спать. Я сижу в обнимку с плюшевой собакой, то и дело роняя на неё тяжелеющую голову. Прямо под бортом новенького А-320 проплывают бесчисленные рисовые поля, затопленные водой на которых копошатся крестьяне в замызганной старой одежде.
Мягкое касание. Третий полёт за путешествие закончен. Следующая задача - стыковка с другой группой знакомых путешественников на пару часов до их самолёта.
Небольшой аэропорт тихо млеет в декабрьской жаре - самолёты лишь изредка разрывают струящийся тёплый воздух рёвом двигателей. Снаружи выщербленный асфальт, старые машины, джипни и мотоциклы. Вокруг приаэропортовой площади кафешки, похожие на те, что можно встретить в сельской местности России - деревянные столы, холодильник с кока-колой, клеёнчатые скатерти, склянки с солью и перцем, пепельницы, старые обшарпанные туалеты, которые кто-то попытался подновить пластиковыми панелями, отчего их убогость только больше стала бросаться в глаза.
Мы заходим в одну из них и встречаем вторую группу, которая скоро отправляется куда-то прочь отсюда, в полной мере вкусив прелестей островной жизни. Все пьют «Сан-мигель» - местное пиво.
Кстати, если вы думаете, что пиво «Балтика» - плохо сварено и имеет дерьмовый вкус, советую съездить на Филиппины и вкусить местного. Вы точно не перепутаете - другого там просто не продают. Пива ровно три сорта - «Сан-мигель», «Сан-мигель лайт» и «Ред хорс». Первое и второе лезут в глотку с трудом. Третье заставляет вспомнить шутку про «Балтику 9» - мы смешали водку с пивом за вас. Через неделю пития их пива вы будете мечтать о глотке российских «Жигулей», которые покажутся вам райской амброзией. Говорят, что в других странах «Сан-мигель» другой и довольно сносный, однако вряд ли я смогу это оценить, потому что при виде знакомой эмблемы меня несколько передёргивает до сих пор.
Наши товарищи сидят в дальнем углу заведения, где через отсутствующую стену открывается шикарный вид на затопленные рисовые поля. В группе два моих одногруппника, с которыми я учился пять лет и которых не видел с момента выпускного.
Забавно это, встречать людей, которые когда-то в какой-то, пусть и слабой мере были частью твоей жизни годы спустя где-то, где совсем не ожидал их встретить. Часто ты живёшь со знакомыми людьми в одном городе годами буквально на соседних улицах и у тебя никогда нет времени их увидеть. И вот вы не встречаетесь, не видитесь и не переписываетесь, но стоит только уехать в другой город или другую страну и сразу всё меняется - встретиться случайно возле рисового поля в Калибо оказывается легче, чем перейти дорогу и позвонить в знакомую дверь. Парадокс? Вряд ли. Похоже, путешествуя, человек в большей мере осознаёт драгоценность отпущенного ему времени. Путешествие - как маленькая жизнь и ты пытаешься выжать из этого времени, зажатого между авиарейсами, максимум для себя. Когда ты дома, ощущение драгоценности времени притупляется. Всегда можно сказать: «Завтра» или «На следующей неделе» или «На твой день рождения-то точно увидимся» и если не получается, мы пожимаем плечами и перекладываем на потом. И только перед самым последним авиарейсом, для которого не нужен даже самолёт, перед тем как перестанет биться сердце и рассыплются связи между нейронами, составляющие наше «я» мы поймём, что обманули сами себя. Время одинаково драгоценно всегда, мы просто не использовали его эффективно.
А ещё нам нравится это чувство контраста между непривычным окружением и привычными людьми, что заставляет нас восторгаться немыслимыми траекториями наших судеб, непредсказуемо сталкивающих и разрывающих людей, подобных броуновскому движению, оставляющих на ткани пространства-времени замысловатые следы из причин и следствий. Ты думаешь про себя: «Кто бы мог подумать, здесь и сейчас!».
И мир становится меньше благодаря тому ощущению, что куда бы ты ни приехал - ты встретишь знакомых людей. Невиданная доселе в истории мобильность поместила нас в разные точки планеты, а телекоммуникационная инфраструктура эту планету сжала.
Мы радостно приветствовали друг друга, понимая, что не знаем когда встретимся вновь и встретимся ли. Разговоры о том, что происходит там, в России на залитом полуденным солнцем острове воспринимались как пересказ полузабытого сна. Мы спешно обменивались информацией, отыскивая или вспоминая старые точки соприкосновения, узлы, от которых можно оттолкнуться при сборе информации. Что делаешь? Кем работаешь? Как остальные? Возможно, практического смысла задавать эти вопросы и получать на них ответ и не было, но это давало нам ощущение, что куда бы мы ни поехали, всегда есть человек, с которым можно коммуницировать и всегда найдутся общие темы.
Мы обменялись информацией о тех местах где были и дальнейших маршрутах. По болоту ходили крестьяне и цапли, а мы заливали в себя ещё и ещё пива и радовались встрече. Через час самолёт унёс от нас вторую группу и мы снова остались всемером. Веселье немного стихло, Солнце начало склоняться.
***
Мы ждали трансфер до Боракая, сидя на бетонном поребрике возле аэропорта. Местные жители, кто поближе, кто издалека наблюдали за нами. Дети бегали вокруг и смотрели на непривычных взгляду чужаков не отводя глаз.
-Тата себя белой госпожой чувствует сейчас, наверное. - усмехнулся кто-то из нас.
Действительно, белокожая, высокая, светловолосая и светлоглазая Тата вполне могла бы сойти для местных за пришельца с небес, существо высшей расы или ангела. Она широко улыбалась бегающим вокруг детям. Несмотря на направленность на нас нескольких десятков пар глаз («Они все смотрят на нас, только на нас!»), мы не ощущали никакой агрессии, только сконцентрированный интерес и безобидное любопытство. Пьяный (снова или всё ещё?) Жывотное с бутылкой виски и шумогенератором, я с плюшевой собакой в руках, Лида с фотоаппаратом и объективами в руках, Бёрнс, Маша - все мы были для них объектами не от мира сего. Как и они для нас.
Нам пришлось прождать довольно долго на сонной площади в ожидании автобуса и Солнце начало окрашивать красноватую почву в золотистые цвета. Наблюдающие безмолвные азиаты начинали действовать мне на нервы, как будто я был насекомым под пристальным холодным взором энтомолога. Никакой агрессии, просто плавное переваривание нас Азией, её наполненным запахами горячим душным воздухом.
***
Микроавтобус плавно набрал ход. На этот раз это была настоящая машина, а не плод больной фантазии филиппинских мастеров. Бесшумный и даже кондиционируемый, с мягкими сидениями он плыл подобно летающей тарелке по убогим улицам, пестрящим вывесками, объезжая глубокие лужи и колдобины, лавируя в шумном транспортном потоке чересчур плотном для деревни.
Когда мы выехали на шоссе, то есть дорогу с относительно хорошим покрытием в две полосы, над джунглями начали спускаться сумерки. Мы с Татой, её величеством белой госпожой, сидели спереди - я сбежал от пьяного Жывотного, который снова начинал действовать мне на нервы. Я опять попытался подсчитать, сколько дней не спал нормально и сбился несколько раз. Жажда нового влекла меня вперёд, а тело умоляло остановиться, бросая меня в самые непредсказуемые эмоциональные состояния вроде воодушевлённой деятельной паранойи или дремотного уютного ощущения восторга.
Я говорил и говорил, пытаясь убежать от собственного сна, время от времени понимая, что уже сплю, встряхивался и возвращался к бесконечно петляющей дороге, домам вдоль неё, детям играющим в красноватой пыли прошедших машин, огромным летучим мышам, перелетающим в наступающих сумерках с дерева на дерево. Потом реальность вновь приобретала слишком уж фантастический оттенок и я просыпался, чтобы вновь заснуть, созерцая гонку сквозь сумеречные джунгли.
-Тебе нравится Сартр? - спросил я у Таты, вновь ненадолго придя в себя
-Нет, он какой-то непозитивный, надо больше радости в экзистенциальной философии, ответила та, впившись взглядом в очередного ребёнка, перебегающего дорогу прямо перед несущейся машиной.
Я вздрогнул. Был ли это сон?
***
Уже в темноте мы остановились. Я надеялся, что мы уже на месте, однако наша остановка была промежуточной. Перед нами неясными контурами в темноте стояло здание пассажирского терминала порта. Пошатываясь под грузом вещей, вымотанные и ничего не соображающие мы ввалились внутрь. С трудом помню, как мы купили билеты и пытались выйти к кораблю. Кто-то постоянно терялся, нервы достигли белого каления, пока я пытался сообразить, что вообще происходит.
Наконец, мы попали к пристани, где в темноте на волнах качался корабль своим внешним видом недвусмысленно намекавший на своё родство с уже виденными нами образцами филиппинского инженерного гения. По обе стороны от узкого основного корпуса на гнутых бамбуковых стволах при помощи сложной системы тросов были привязаны два деревянных поплавка. В основном корпусе находились пассажирские места под тентом, место капитана и двигательный отсек. Всё вместе это, по доброй местной традиции, смотрелось предельно трэшово и постапокалиптично, в духе фильма "Водный мир".
Мы отчалили по чёрной воде в неизвестном направлении. Лодка лихо неслась по волнам во тьме куда-то в направлении известном только капитану. Морской ветер обдавал нас свежестью и солёными брызгами. Через двадцать минут мы были на Боракае.
***
-Колонка, где колонка? - поднялся шум
Мы уже загрузились в очередной автомобиль, который должен был нас куда-то доставить. Будет ли это очередной пересадочный пункт или (наконец-то) место где можно выспаться - такой вопрос я уже себе не задавал. Если бы мне сказали, что теперь надо идти тридцать километров по джунглям, я бы молча встал и пошёл, потому что сил воспринимать реальность просто не было.
Мы где-то потеряли шумогенератор и до нас это дошло, когда возвращаться было уже поздно. Жывотное в кои-то веки забеспокоился. Впрочем, посмотрев на состояние своих спутников, ровным слоем расползшихся по салону джипни, я понял, что срастить что делать с пропавшей вещью предстоит всё же мне. Оказалось, что колонку мы оставили в предыдущем автомобиле на соседнем острове. Таким образом, у нас появился квест на завтрашний день - найти где-то на Боракае офис конторы, которая занималась нашей перевозкой сюда и забрать нашу вещь там. К сожалению, никто из нас так и не озаботился узнать название компании, однако забывчивость и некоторая медлительность мыслей обычно присуща людям в нашем состоянии.
***
Джипни остановился возле какого-то ларька, от которого куда-то вниз, во тьму тропического леса вела узкая бетонка.
-Приехали, теперь пешком в отель.
Мы зашагали по дороге вниз. Изредка справа и слева между деревьев, подсвеченные огнями, попадались двух- трёхэтажные дома, сдаваемые под апартаменты. В темноте мимо нас проходили люди и проезжали мотоциклы. Жизнь шла как-то своим чередом не очень замечая отсутствие Солнца. От дороги отделялись тропинки в лес, вверх по старым истёртым ступеням.
Бетонка кончилась. Мы вышли на песчаную тропу. Она шла параллельно пляжу, который слабо били ленивые морские волны в двадцати-тридцати метрах от нас. С другой стороны тропы светились апартаменты, бунгало, рестораны.
Мы побрели по песку. Ром настолько хорошо освоился в организме, что уже не требовал разбавления колой и пился большими глотками как чай. Душная ночь, пот, ром и бессонница - наш вариант «Ромового дневника» выглядел интереснее, чем то, что показывали в кино.
Двухэтажный отель со входами в апартаменты на веранде второго этажа. Вай-фай, кондиционер и хозяин - итальянец. Внезапный комфорт прохладных постелей и чекины в форсквере с другого конца Земли. Письма и сообщения издалека, оттуда где идёт снег и люди готовятся к встрече Нового Года.
-В Москве самолёт приземлился на Киевском шоссе, абсурд какой-то, они совсем там в России с ума сошли?
-В смысле на Киевской? Типа: «Эй, тормозни возле Киевского, дай в Европейский зайду за красными мокасинами»?
Новостные ленты отсюда казались сборником нелепиц и абсурдистского юмора почище скетчей «Монти Пайтона». Когда живёшь в иррациональном окружении и вживаешься в него, становишься его частью, новости воспринимаются серьёзно и кажутся логичными. Когда ты можешь посмотреть на жизнь в своей стране на расстоянии, абстрагировавшись от своего сиюминутного эмпирического переживания событий, ощущение абсурдности переживается как нечто внешнее тебе и не воспринимается как нечто происходящее вообще. Ты задумываешься над сутью информационных поводов - почему важны эти вещи и для кого они важны. Существует ли вообще что-либо важное, пока ты не воспринимаешь его как таковое?
Мысли подобно лавовой реке текли в голове. Мозг слишком устал, чтобы формулировать их полностью, оставляя только «А что если…?» и ощущение опустошённости и наполненности одновременно. В конце концов осталось только ощущение сытости от пиццы, вкус холодного пива и зуд паранойи и раздражения вместе с невысказанным одиночеством.
***
Тихо шумели волны. В небе, повёрнутая на 90 градусов светила Луна, выплыв багровым фонарём из-за горизонта. Ковш большой медведицы находился непривычно низко, зато созвездие Ориона блистало своим поясом прямо в зените высокого усыпанного звёздами неба.
Вода цвела - в нескольких метрах от берега под водой колыхалась муть водорослей, выглядевших чёрными волосами злобных привидений из японских фильмов ужасов.
Мы шли по охлаждающемуся песку пляжа к скале, знаменующей его конец. Спугнули несколько парочек, уединившихся за старой лодкой с поплавками, вытащенной на берег возле то ли заброшенного, то ли недостроенного отеля.
Мы упали на лежаки под фонарями недалеко от скалы, образованной, по-видимому, породами вулканического происхождения. Я смотрел вверх на звёзды, качающиеся чёрные ветки деревьев и огромных летучих мышей, хлопающих крыльями в высоте.
Я вспоминал, как смотрел на звёзды под шум моря два месяца назад ночью на Кипре. И много-много раз до того. И всегда одно и то же ощущение - холод, отчуждённость, одиночество. Неспособность доверять и неспособность быть открытым, боязнь быть непонятым. Говорят, что так у всех, но могу ли я быть уверенным, что мне говорят правду. И хочется ли мне это узнавать, ведь для этого нужно продираться сквозь дебри того, что составляет чужую личность. Ад - это другие, так говорят, кажется?
***
Я шёл назад один и отстранённо наблюдал, как тоска и холод внутри меня плавятся и превращаются в ненависть ко всему живому. Неужели я нигде не могу от этого избавиться? Даже когда морской ветер на далёких берегах окружает меня прохладными вихрями и плещет солёными волнами тёплой азиатской ночью, наполненной неизведанными ароматами и таинственными шорохами во тьме. Можно списать это на усталость и алкоголь, но это лишь факторы, провоцирующие тараканов в голове выползти наружу и раскрыть себя. Или эти переживания всё же индуцированы ими и не существуют на самом деле? Я запутался.
Сидя один за столом, я глотал ром глоток за глотком, надеясь потушить ненависть к людям. Похоже, это действительно как тушить огонь бензином. Разум отчаянно обострился и жужжал в голове как циркулярная пила. Я уставился на геккона на стене, отчаянно пытаясь испепелить его взглядом. Бесполезно. Надо идти спать, может будет лучше.
***
Мне снился кошмар про чудовище, которое высасывало и съедало души. Я открыл глаза и не смог понять, сплю ли я до сих пор. На моей кровати куском мрака сидел Жывотное. «Похоже, чудовище из сна всё же догнало меня», было первой моей мыслью. Он был мертвецки пьян. «Пойдём выпьем», сказал он, икнув. Я сказал, что больше не могу пить. «Мне нужен отдых». Тата с Серёжей, растерянно взиравшие на ночного гостя, также выпить отказались.
Серёжа поставил в качестве колыбельной аудиокнигу «Зов Ктулху» и я отключился, не дослушав даже первой части.
Мягкое касание. Третий полёт за путешествие закончен. Следующая задача - стыковка с другой группой знакомых путешественников на пару часов до их самолёта.
Небольшой аэропорт тихо млеет в декабрьской жаре - самолёты лишь изредка разрывают струящийся тёплый воздух рёвом двигателей. Снаружи выщербленный асфальт, старые машины, джипни и мотоциклы. Вокруг приаэропортовой площади кафешки, похожие на те, что можно встретить в сельской местности России - деревянные столы, холодильник с кока-колой, клеёнчатые скатерти, склянки с солью и перцем, пепельницы, старые обшарпанные туалеты, которые кто-то попытался подновить пластиковыми панелями, отчего их убогость только больше стала бросаться в глаза.
Мы заходим в одну из них и встречаем вторую группу, которая скоро отправляется куда-то прочь отсюда, в полной мере вкусив прелестей островной жизни. Все пьют «Сан-мигель» - местное пиво.
Кстати, если вы думаете, что пиво «Балтика» - плохо сварено и имеет дерьмовый вкус, советую съездить на Филиппины и вкусить местного. Вы точно не перепутаете - другого там просто не продают. Пива ровно три сорта - «Сан-мигель», «Сан-мигель лайт» и «Ред хорс». Первое и второе лезут в глотку с трудом. Третье заставляет вспомнить шутку про «Балтику 9» - мы смешали водку с пивом за вас. Через неделю пития их пива вы будете мечтать о глотке российских «Жигулей», которые покажутся вам райской амброзией. Говорят, что в других странах «Сан-мигель» другой и довольно сносный, однако вряд ли я смогу это оценить, потому что при виде знакомой эмблемы меня несколько передёргивает до сих пор.
Наши товарищи сидят в дальнем углу заведения, где через отсутствующую стену открывается шикарный вид на затопленные рисовые поля. В группе два моих одногруппника, с которыми я учился пять лет и которых не видел с момента выпускного.
Забавно это, встречать людей, которые когда-то в какой-то, пусть и слабой мере были частью твоей жизни годы спустя где-то, где совсем не ожидал их встретить. Часто ты живёшь со знакомыми людьми в одном городе годами буквально на соседних улицах и у тебя никогда нет времени их увидеть. И вот вы не встречаетесь, не видитесь и не переписываетесь, но стоит только уехать в другой город или другую страну и сразу всё меняется - встретиться случайно возле рисового поля в Калибо оказывается легче, чем перейти дорогу и позвонить в знакомую дверь. Парадокс? Вряд ли. Похоже, путешествуя, человек в большей мере осознаёт драгоценность отпущенного ему времени. Путешествие - как маленькая жизнь и ты пытаешься выжать из этого времени, зажатого между авиарейсами, максимум для себя. Когда ты дома, ощущение драгоценности времени притупляется. Всегда можно сказать: «Завтра» или «На следующей неделе» или «На твой день рождения-то точно увидимся» и если не получается, мы пожимаем плечами и перекладываем на потом. И только перед самым последним авиарейсом, для которого не нужен даже самолёт, перед тем как перестанет биться сердце и рассыплются связи между нейронами, составляющие наше «я» мы поймём, что обманули сами себя. Время одинаково драгоценно всегда, мы просто не использовали его эффективно.
А ещё нам нравится это чувство контраста между непривычным окружением и привычными людьми, что заставляет нас восторгаться немыслимыми траекториями наших судеб, непредсказуемо сталкивающих и разрывающих людей, подобных броуновскому движению, оставляющих на ткани пространства-времени замысловатые следы из причин и следствий. Ты думаешь про себя: «Кто бы мог подумать, здесь и сейчас!».
И мир становится меньше благодаря тому ощущению, что куда бы ты ни приехал - ты встретишь знакомых людей. Невиданная доселе в истории мобильность поместила нас в разные точки планеты, а телекоммуникационная инфраструктура эту планету сжала.
Мы радостно приветствовали друг друга, понимая, что не знаем когда встретимся вновь и встретимся ли. Разговоры о том, что происходит там, в России на залитом полуденным солнцем острове воспринимались как пересказ полузабытого сна. Мы спешно обменивались информацией, отыскивая или вспоминая старые точки соприкосновения, узлы, от которых можно оттолкнуться при сборе информации. Что делаешь? Кем работаешь? Как остальные? Возможно, практического смысла задавать эти вопросы и получать на них ответ и не было, но это давало нам ощущение, что куда бы мы ни поехали, всегда есть человек, с которым можно коммуницировать и всегда найдутся общие темы.
Мы обменялись информацией о тех местах где были и дальнейших маршрутах. По болоту ходили крестьяне и цапли, а мы заливали в себя ещё и ещё пива и радовались встрече. Через час самолёт унёс от нас вторую группу и мы снова остались всемером. Веселье немного стихло, Солнце начало склоняться.
***
Мы ждали трансфер до Боракая, сидя на бетонном поребрике возле аэропорта. Местные жители, кто поближе, кто издалека наблюдали за нами. Дети бегали вокруг и смотрели на непривычных взгляду чужаков не отводя глаз.
-Тата себя белой госпожой чувствует сейчас, наверное. - усмехнулся кто-то из нас.
Действительно, белокожая, высокая, светловолосая и светлоглазая Тата вполне могла бы сойти для местных за пришельца с небес, существо высшей расы или ангела. Она широко улыбалась бегающим вокруг детям. Несмотря на направленность на нас нескольких десятков пар глаз («Они все смотрят на нас, только на нас!»), мы не ощущали никакой агрессии, только сконцентрированный интерес и безобидное любопытство. Пьяный (снова или всё ещё?) Жывотное с бутылкой виски и шумогенератором, я с плюшевой собакой в руках, Лида с фотоаппаратом и объективами в руках, Бёрнс, Маша - все мы были для них объектами не от мира сего. Как и они для нас.
Нам пришлось прождать довольно долго на сонной площади в ожидании автобуса и Солнце начало окрашивать красноватую почву в золотистые цвета. Наблюдающие безмолвные азиаты начинали действовать мне на нервы, как будто я был насекомым под пристальным холодным взором энтомолога. Никакой агрессии, просто плавное переваривание нас Азией, её наполненным запахами горячим душным воздухом.
***
Микроавтобус плавно набрал ход. На этот раз это была настоящая машина, а не плод больной фантазии филиппинских мастеров. Бесшумный и даже кондиционируемый, с мягкими сидениями он плыл подобно летающей тарелке по убогим улицам, пестрящим вывесками, объезжая глубокие лужи и колдобины, лавируя в шумном транспортном потоке чересчур плотном для деревни.
Когда мы выехали на шоссе, то есть дорогу с относительно хорошим покрытием в две полосы, над джунглями начали спускаться сумерки. Мы с Татой, её величеством белой госпожой, сидели спереди - я сбежал от пьяного Жывотного, который снова начинал действовать мне на нервы. Я опять попытался подсчитать, сколько дней не спал нормально и сбился несколько раз. Жажда нового влекла меня вперёд, а тело умоляло остановиться, бросая меня в самые непредсказуемые эмоциональные состояния вроде воодушевлённой деятельной паранойи или дремотного уютного ощущения восторга.
Я говорил и говорил, пытаясь убежать от собственного сна, время от времени понимая, что уже сплю, встряхивался и возвращался к бесконечно петляющей дороге, домам вдоль неё, детям играющим в красноватой пыли прошедших машин, огромным летучим мышам, перелетающим в наступающих сумерках с дерева на дерево. Потом реальность вновь приобретала слишком уж фантастический оттенок и я просыпался, чтобы вновь заснуть, созерцая гонку сквозь сумеречные джунгли.
-Тебе нравится Сартр? - спросил я у Таты, вновь ненадолго придя в себя
-Нет, он какой-то непозитивный, надо больше радости в экзистенциальной философии, ответила та, впившись взглядом в очередного ребёнка, перебегающего дорогу прямо перед несущейся машиной.
Я вздрогнул. Был ли это сон?
***
Уже в темноте мы остановились. Я надеялся, что мы уже на месте, однако наша остановка была промежуточной. Перед нами неясными контурами в темноте стояло здание пассажирского терминала порта. Пошатываясь под грузом вещей, вымотанные и ничего не соображающие мы ввалились внутрь. С трудом помню, как мы купили билеты и пытались выйти к кораблю. Кто-то постоянно терялся, нервы достигли белого каления, пока я пытался сообразить, что вообще происходит.
Наконец, мы попали к пристани, где в темноте на волнах качался корабль своим внешним видом недвусмысленно намекавший на своё родство с уже виденными нами образцами филиппинского инженерного гения. По обе стороны от узкого основного корпуса на гнутых бамбуковых стволах при помощи сложной системы тросов были привязаны два деревянных поплавка. В основном корпусе находились пассажирские места под тентом, место капитана и двигательный отсек. Всё вместе это, по доброй местной традиции, смотрелось предельно трэшово и постапокалиптично, в духе фильма "Водный мир".
Мы отчалили по чёрной воде в неизвестном направлении. Лодка лихо неслась по волнам во тьме куда-то в направлении известном только капитану. Морской ветер обдавал нас свежестью и солёными брызгами. Через двадцать минут мы были на Боракае.
***
-Колонка, где колонка? - поднялся шум
Мы уже загрузились в очередной автомобиль, который должен был нас куда-то доставить. Будет ли это очередной пересадочный пункт или (наконец-то) место где можно выспаться - такой вопрос я уже себе не задавал. Если бы мне сказали, что теперь надо идти тридцать километров по джунглям, я бы молча встал и пошёл, потому что сил воспринимать реальность просто не было.
Мы где-то потеряли шумогенератор и до нас это дошло, когда возвращаться было уже поздно. Жывотное в кои-то веки забеспокоился. Впрочем, посмотрев на состояние своих спутников, ровным слоем расползшихся по салону джипни, я понял, что срастить что делать с пропавшей вещью предстоит всё же мне. Оказалось, что колонку мы оставили в предыдущем автомобиле на соседнем острове. Таким образом, у нас появился квест на завтрашний день - найти где-то на Боракае офис конторы, которая занималась нашей перевозкой сюда и забрать нашу вещь там. К сожалению, никто из нас так и не озаботился узнать название компании, однако забывчивость и некоторая медлительность мыслей обычно присуща людям в нашем состоянии.
***
Джипни остановился возле какого-то ларька, от которого куда-то вниз, во тьму тропического леса вела узкая бетонка.
-Приехали, теперь пешком в отель.
Мы зашагали по дороге вниз. Изредка справа и слева между деревьев, подсвеченные огнями, попадались двух- трёхэтажные дома, сдаваемые под апартаменты. В темноте мимо нас проходили люди и проезжали мотоциклы. Жизнь шла как-то своим чередом не очень замечая отсутствие Солнца. От дороги отделялись тропинки в лес, вверх по старым истёртым ступеням.
Бетонка кончилась. Мы вышли на песчаную тропу. Она шла параллельно пляжу, который слабо били ленивые морские волны в двадцати-тридцати метрах от нас. С другой стороны тропы светились апартаменты, бунгало, рестораны.
Мы побрели по песку. Ром настолько хорошо освоился в организме, что уже не требовал разбавления колой и пился большими глотками как чай. Душная ночь, пот, ром и бессонница - наш вариант «Ромового дневника» выглядел интереснее, чем то, что показывали в кино.
Двухэтажный отель со входами в апартаменты на веранде второго этажа. Вай-фай, кондиционер и хозяин - итальянец. Внезапный комфорт прохладных постелей и чекины в форсквере с другого конца Земли. Письма и сообщения издалека, оттуда где идёт снег и люди готовятся к встрече Нового Года.
-В Москве самолёт приземлился на Киевском шоссе, абсурд какой-то, они совсем там в России с ума сошли?
-В смысле на Киевской? Типа: «Эй, тормозни возле Киевского, дай в Европейский зайду за красными мокасинами»?
Новостные ленты отсюда казались сборником нелепиц и абсурдистского юмора почище скетчей «Монти Пайтона». Когда живёшь в иррациональном окружении и вживаешься в него, становишься его частью, новости воспринимаются серьёзно и кажутся логичными. Когда ты можешь посмотреть на жизнь в своей стране на расстоянии, абстрагировавшись от своего сиюминутного эмпирического переживания событий, ощущение абсурдности переживается как нечто внешнее тебе и не воспринимается как нечто происходящее вообще. Ты задумываешься над сутью информационных поводов - почему важны эти вещи и для кого они важны. Существует ли вообще что-либо важное, пока ты не воспринимаешь его как таковое?
Мысли подобно лавовой реке текли в голове. Мозг слишком устал, чтобы формулировать их полностью, оставляя только «А что если…?» и ощущение опустошённости и наполненности одновременно. В конце концов осталось только ощущение сытости от пиццы, вкус холодного пива и зуд паранойи и раздражения вместе с невысказанным одиночеством.
***
Тихо шумели волны. В небе, повёрнутая на 90 градусов светила Луна, выплыв багровым фонарём из-за горизонта. Ковш большой медведицы находился непривычно низко, зато созвездие Ориона блистало своим поясом прямо в зените высокого усыпанного звёздами неба.
Вода цвела - в нескольких метрах от берега под водой колыхалась муть водорослей, выглядевших чёрными волосами злобных привидений из японских фильмов ужасов.
Мы шли по охлаждающемуся песку пляжа к скале, знаменующей его конец. Спугнули несколько парочек, уединившихся за старой лодкой с поплавками, вытащенной на берег возле то ли заброшенного, то ли недостроенного отеля.
Мы упали на лежаки под фонарями недалеко от скалы, образованной, по-видимому, породами вулканического происхождения. Я смотрел вверх на звёзды, качающиеся чёрные ветки деревьев и огромных летучих мышей, хлопающих крыльями в высоте.
Я вспоминал, как смотрел на звёзды под шум моря два месяца назад ночью на Кипре. И много-много раз до того. И всегда одно и то же ощущение - холод, отчуждённость, одиночество. Неспособность доверять и неспособность быть открытым, боязнь быть непонятым. Говорят, что так у всех, но могу ли я быть уверенным, что мне говорят правду. И хочется ли мне это узнавать, ведь для этого нужно продираться сквозь дебри того, что составляет чужую личность. Ад - это другие, так говорят, кажется?
***
Я шёл назад один и отстранённо наблюдал, как тоска и холод внутри меня плавятся и превращаются в ненависть ко всему живому. Неужели я нигде не могу от этого избавиться? Даже когда морской ветер на далёких берегах окружает меня прохладными вихрями и плещет солёными волнами тёплой азиатской ночью, наполненной неизведанными ароматами и таинственными шорохами во тьме. Можно списать это на усталость и алкоголь, но это лишь факторы, провоцирующие тараканов в голове выползти наружу и раскрыть себя. Или эти переживания всё же индуцированы ими и не существуют на самом деле? Я запутался.
Сидя один за столом, я глотал ром глоток за глотком, надеясь потушить ненависть к людям. Похоже, это действительно как тушить огонь бензином. Разум отчаянно обострился и жужжал в голове как циркулярная пила. Я уставился на геккона на стене, отчаянно пытаясь испепелить его взглядом. Бесполезно. Надо идти спать, может будет лучше.
***
Мне снился кошмар про чудовище, которое высасывало и съедало души. Я открыл глаза и не смог понять, сплю ли я до сих пор. На моей кровати куском мрака сидел Жывотное. «Похоже, чудовище из сна всё же догнало меня», было первой моей мыслью. Он был мертвецки пьян. «Пойдём выпьем», сказал он, икнув. Я сказал, что больше не могу пить. «Мне нужен отдых». Тата с Серёжей, растерянно взиравшие на ночного гостя, также выпить отказались.
Серёжа поставил в качестве колыбельной аудиокнигу «Зов Ктулху» и я отключился, не дослушав даже первой части.