скрепы духовныя
Оригинал взят у regenta в Духовность и культура
Проклиная московскую слякоть и вчерашний ликёр, доцент Андрейченко с трудом пробивался сквозь отвалы мокрого снега и увлекал за собой когорту студентов-дипломников. Он вёл их на лекцию в Богословскую академию, где преподаватель Беленький, в рамках межвузовского научного обмена, пичкал юные умы курсом выступлений на тему «Духовность и культура». Означенный преподаватель Беленький, Лев Зиновьевич, был родным, младшим, братом ректора Беленького, Рюрика Зиновьевича - непосредственного начальника доцента Андрейченко. И именно поэтому, в силу этих-то родственных связей, безгласный Андрейчено и вёл своё стадо на тучные пажити богословия вместо того, чтобы по возможности мирно отсыпаться после вчерашнего: Лев Зиновьевич нуждался в повышении посещаемости своих лекций, пусть даже и варягами, и, соответственно, в повышении своего рейтинга. Рейтинг был богом преподавателя Беленького, который на протяжении своего жизненного пути последовательно был атеистом, иудаистом и, наконец, стал православным фундаменталистом, хотя его духовная эволюция ещё не была закончена: в конце концов, руководство страны ещё не выработало окончательную программу духовных скреп, с соответствующими материальными вливаниями. Да, рейтинг был богом преподавателя Беленького, а сам Беленький - его пророком.
…Лев Зиновьевич - невысокий брюнет с необычайно подвижным, словно гуттаперчевым лицом - то и дело выскакивал из-за своей трибуны и метался по сцене, украшенной портретами святой троицы великих русских мыслителей - совершенно не отличимых друг от друга Достоевского и Солженицына и примкнувшего к ним Бердяева. Беленький читал лекцию на тему «Теологические основы новозаветной политологии» и, то и дело давая петуха, злоупотреблял словом «практики», во множественном числе. Он говорил: «новозаветные практики», «евангельские практики» и даже «практические практики». «Практики» были последним писком преподавательской моды, и Лев Зиновьевич приправлял их своим неизменным вопросительным «да»: «Новозаветные практики… да? Иисуса Христа… да?...»
Аудитория его не слушала. Студентка Тарабрина, первая красавица с распущенными волнистыми волосами, как у Венеры с картины Ботичелли, рассматривала в зеркальце свою щёку, подперев её изнутри языком. Остальные искатели знаний занимались своими планшетами, у кого они были: писали сообщения в Фейсбук или рассматривали изображения нагих дам. Студент Лаптев тестировал новую версию любимой стрелялки, отчего аудитория периодически наполнялась звуками автоматных очередей и энергичными возгласами героев анимации, победно кричавших с американским акцентом: «Умри, сука!»
- Но-но, Лаптев! - сидевший сзади Андрейченко немного наклонился вперёд и побарабанил пальцами по спинке деревянной скамейки, на которой сидел студент. - Я бы попросил! Всё внимание - на лектора! Духовные скрепы всё-таки… Это понимать надо… Впереди сессия, сами понимаете… Не хотелось бы и дальше портить вашу зачётную книжку, и без того уже не блестящую. - Лаптев тяжело вздохнул и убавил звук. «Умри, сука!» - в очередной раз произнёс супергерой, но на сей раз - сдавленным шёпотом.
…Беленький излагал теорию разделения властей, светской и духовной. Из его лекции вытекало, что власть православного патриарха - это что-то с чем-то, самый цимес; власть мудрого, всенародного избранного правителя - тоже ничего, тогда как власть папы римского решительно подрывает духовные основы.
- Так что же мы будем делать с папой римским? - возмущённо спросил Лев Зиновьевич, вперившись в пространство. Папа Франциск, у себя в Ватикане, поперхнулся спаржей и испуганно поджал ноги: теперь его участь зависела исключительно от вердикта Беленького.
Но тут прозвенел звонок, и смиренный Франциск с облегчением вздохнул: Беленький был вынужден временно прервать оглашение смертного приговора очередному наместнику Петра.
Но только до следующей лекции.
Проклиная московскую слякоть и вчерашний ликёр, доцент Андрейченко с трудом пробивался сквозь отвалы мокрого снега и увлекал за собой когорту студентов-дипломников. Он вёл их на лекцию в Богословскую академию, где преподаватель Беленький, в рамках межвузовского научного обмена, пичкал юные умы курсом выступлений на тему «Духовность и культура». Означенный преподаватель Беленький, Лев Зиновьевич, был родным, младшим, братом ректора Беленького, Рюрика Зиновьевича - непосредственного начальника доцента Андрейченко. И именно поэтому, в силу этих-то родственных связей, безгласный Андрейчено и вёл своё стадо на тучные пажити богословия вместо того, чтобы по возможности мирно отсыпаться после вчерашнего: Лев Зиновьевич нуждался в повышении посещаемости своих лекций, пусть даже и варягами, и, соответственно, в повышении своего рейтинга. Рейтинг был богом преподавателя Беленького, который на протяжении своего жизненного пути последовательно был атеистом, иудаистом и, наконец, стал православным фундаменталистом, хотя его духовная эволюция ещё не была закончена: в конце концов, руководство страны ещё не выработало окончательную программу духовных скреп, с соответствующими материальными вливаниями. Да, рейтинг был богом преподавателя Беленького, а сам Беленький - его пророком.
…Лев Зиновьевич - невысокий брюнет с необычайно подвижным, словно гуттаперчевым лицом - то и дело выскакивал из-за своей трибуны и метался по сцене, украшенной портретами святой троицы великих русских мыслителей - совершенно не отличимых друг от друга Достоевского и Солженицына и примкнувшего к ним Бердяева. Беленький читал лекцию на тему «Теологические основы новозаветной политологии» и, то и дело давая петуха, злоупотреблял словом «практики», во множественном числе. Он говорил: «новозаветные практики», «евангельские практики» и даже «практические практики». «Практики» были последним писком преподавательской моды, и Лев Зиновьевич приправлял их своим неизменным вопросительным «да»: «Новозаветные практики… да? Иисуса Христа… да?...»
Аудитория его не слушала. Студентка Тарабрина, первая красавица с распущенными волнистыми волосами, как у Венеры с картины Ботичелли, рассматривала в зеркальце свою щёку, подперев её изнутри языком. Остальные искатели знаний занимались своими планшетами, у кого они были: писали сообщения в Фейсбук или рассматривали изображения нагих дам. Студент Лаптев тестировал новую версию любимой стрелялки, отчего аудитория периодически наполнялась звуками автоматных очередей и энергичными возгласами героев анимации, победно кричавших с американским акцентом: «Умри, сука!»
- Но-но, Лаптев! - сидевший сзади Андрейченко немного наклонился вперёд и побарабанил пальцами по спинке деревянной скамейки, на которой сидел студент. - Я бы попросил! Всё внимание - на лектора! Духовные скрепы всё-таки… Это понимать надо… Впереди сессия, сами понимаете… Не хотелось бы и дальше портить вашу зачётную книжку, и без того уже не блестящую. - Лаптев тяжело вздохнул и убавил звук. «Умри, сука!» - в очередной раз произнёс супергерой, но на сей раз - сдавленным шёпотом.
…Беленький излагал теорию разделения властей, светской и духовной. Из его лекции вытекало, что власть православного патриарха - это что-то с чем-то, самый цимес; власть мудрого, всенародного избранного правителя - тоже ничего, тогда как власть папы римского решительно подрывает духовные основы.
- Так что же мы будем делать с папой римским? - возмущённо спросил Лев Зиновьевич, вперившись в пространство. Папа Франциск, у себя в Ватикане, поперхнулся спаржей и испуганно поджал ноги: теперь его участь зависела исключительно от вердикта Беленького.
Но тут прозвенел звонок, и смиренный Франциск с облегчением вздохнул: Беленький был вынужден временно прервать оглашение смертного приговора очередному наместнику Петра.
Но только до следующей лекции.