Грустная книжка.
И здесь дом был убран с большим изяществом, но полон клопов.
А. Ф. Тютчева
Воспоминания А. Ф. Тютчевой ваша покорнейшая стала, надо признаться, читать случайно.
Так просто, под руку попались.
Казалось бы, где ваша покорнейшая и где российская династия Романовых?
И что вашей покорнейшей эта самая Гекуба?
Давным-давно, еще классе в восьмом, ваша покорнейшая была до глубины души потрясена замечанием своего одноклассника, претендовавшего на звание местного хулигана.
- Известно, что всегда наверху плавает, - довольно саркастически прокомментировал он действия тогдашнего американского правительства.
Ваша покорнейшая, будучи убежденной антисоветчицей к тому времени уже лет десять, никогда не смела приходить к подобным выводам по поводу решительно любой власти, но малоцензурная формулировка произвела на нее действие сродни внезапному взрыву.
Не согласиться она не могла.
Так она с тех пор и не ожидает ничего хорошего от всего того, что находится наверху.
Каким бы этот верх ни был - красным, белым, коричневым или серо-буро-малиновым в крапинку.
Воспоминания Тютчевой не могли, конечно, этого отношения не поддержать.
Какими только словами эта бедняжка, прикованная много лет к придворной галере, ни бранила двор!
Любопытно, однако, совсем не это - все было бы слишком просто и намного менее интересно, если бы суть воспоминаний сводилась к сплетням, злобе и невежеству российской придворной жизни.
Любопытно совсем другое - любопытно и трогательно.
Сквозь ткань книжки отчетливо просвечивает человеческая сущность тех, кто жил при дворе.
Экзальтированность нищих фрейлин, обретавшихся почти что на положении прислуги в конце коридора, терпевших сырость, жару и холод, попреки капризной императрицы и требования малолетней великой княжны - и работавших, как тягловые лошади, посменно.
Поразительно низкий уровень жизни при дворе во второй половине XIX века. Обычный бытовой дискомфорт, который людям сплошь да рядом доводилось терпеть.
И на фоне всего этого - трепетная институтская влюбленность в патронессу, которая не посмотрела лишний раз, не уделила внимания, забыла, не любит...
Признаться, ваша покорнейшая и сейчас не перестает поражаться тому, что Тютчева вышла в конце концов замуж.
С подобными чувствами единственный прямой путь лежал только в старые девы.
В истеричные старые девы.
И страшно все это читать, и жалко - о да, очень жалко! - и грустно.
Нет, при дворе обитали не эльфы и не феи. И не адовы отродья.
При дворе обитали вполне обычные люди, только квартирный вопрос недостаток образования немного подпортил им жизнь.
Они были довольно заурядными, подверженными всем обычным порокам мелкого мещанства, добрыми и пошлыми обывателями.
Не эфирными созданиями, нет.
Склонными к назойливости, избытку веса, потливости, злословию, магнетизму, слабости груди, мелкому суеверию...
Очень чувствительными, как и большинство их современников.
Довольно совестливыми.
Довольно холодными.
И смертельно скучными.
Смертельно.
Страшно читать эту книжку, страшно и поучительно.
И потому, что наша мечта о том, как где-то там - наверху или в прошлом - существовала какая-то эфирно-воздушная жизнь, лопается с громким хлюпаньем.
И потому, что понимаешь: везде, даже здесь, в этом заскорузлом болоте, есть жизнь и живы человеческие чувства.
Изуродованные, патологические - но все-таки человечные.
И страшно жалко становится всех, кто прожил там свою единственную жизнь.
И страстно хочется жить.
Жить иначе.