Уроки пиютим. Адас Паль-Ярден.
Click to viewИзраильтянка, много лет прожившая в Турции, доктор, защитившаяся там по этническому музыковедению, опытная и умная учительница, непривычно критически относящаяся к ученикам, по-турецки красивая женщина с круглыми глазами, круглыми щеками, круглыми кудрями - и маленькими изящными кистями рук. Так выглядит Адас Паль-Ярден, по крайней мере, на первый взгляд.
Одно из ее отличительных свойств - педантичная аккуратность. И тут она немного похожа на Рони Иш-Рана, тоже настойчиво добивающегося правильного звучания от ничего не умеющей группы. Но если Рони держит группу в постоянном напряжении, не хваля и не порицая, а просто переходя к новому отрывку, когда старый исполнен верно, то Адас постоянно высказывает суждения о правильности и неправильности сделанного, что скоро наводит вас на размышления об отличительном свойстве израильских учителей - они очень редко порицают учеников за ошибки.
О том, как это влияет на качество обучения у детей, существует бесконечный спор, в котором было сломано уже столько копий, что ваша покорнейшая, не будучи педагогом, предпочтет поберечь свое оружие. Мне хотелось бы, однако, поговорить о том, как действует критика учителя на взрослого ученика.
Каждый раз, когда я сталкиваюсь с российскими традициями обучения, меня удивляет и расстраивает одномерность диалога. В нем существуют только да и нет, только правильно-неправильно и все градации того и другого, расположенные между ними. Но в нем почти совершенно отсутствует а что будет, если...
По моему скромному разумению, учитель, говорящий "правильно" или "неправильно", оставляет ученику только один путь - подражательный. Приведу пример.
Когда мне было лет двенадцать, я уже ходила в школу раз в три дня. Этому было много разных причин, не касающихся нашей темы, но была и одна, нашей темы касающаяся - мне было скучно. Один раз, по словам моей матери (сама я этого случая не помню), меня то ли вызвали к доске, то ли решили подвергнуть какой-то письменной проверке, при которой требовалось решить несколько однотипных примеров. Способа их решения я не знала, потому что на уроке не была, но решила их все, получив правильный ответ - просто по ходу дела прикинула, как они должны решаться.
Мать вызвали в школу, а в ответ на ее справедливое замечание, что ответы были верными, произнесли историческую фразу: да, но она получила их неправильным способом.
С тех пор я больше не приходила на математику.
Что же, собственно, там произошло?
Оставим в стороне обязательную посещаемость, советские времена, упрямого подростка, желавшего настоять на своем, и дирекцию, желавшую обломать и засунуть в рамки.
Что произошло на педагогическом уровне?
Учитель упустил шанс на диалог, предложенный учеником, шанс на если ты будешь так решать, то тогда... - и потерял ученика, потому что тому стало скучно.
Стало скучно воспроизводить.
Результаты подобного стиля обучения я, к несчастью, постоянно наблюдаю в собственной преподавательской деятельности. К сожалению, среди вопросов, задаваемых мне, исключительно редко встречаются попытки рассуждать, используя полученные на моих занятиях данные, куда чаще встречаются вопросы "а Х - это полезно? а У?"
Само собой понятно, что на восьми лекциях невозможно научить человека размышлять, поэтому в ходе курса я постоянно сталкиваюсь с результатами другого, прежнего, обучения и прежнего опыта. И тем не менее, я все-таки пытаюсь по мере возможности реже отвечать своим ученикам да или нет на задаваемые ими вопросы, а предлагаю ответить самостоятельно.
Иногда подобная практика вызывает, однако, самые неожиданные реакции, на первый взгляд смешные, но на самом деле - весьма печальные. Так, например, одна из слушательниц курса, прочитавшая два десятка исследований о вреде молочного белка и после этого спросившая, полезны ли кисломолочные продукты, очень обиделась, когда я ответила ей обычным в таком случае вопросом: а там есть молочный белок? По ее мнению, мое нежелание ответить да или нет было насмешкой над ней, по моему мнению - желанием побудить ее самостоятельно пройти чуть дальше по дороге, по которой ведет ее вопрос, потому что все данные для ответа у нее были.
Но человек, привыкший к готовым ответам, не хочет рассуждать самостоятельно.
Все это длинное отступление касается важной черты в преподавании Адас: она не использует ошибку как альтернативный путь, как ответвление основной дороги, а просто и по-российски захлопывает дверь своим неправильно перед самым носом у сунувшегося ученика.
Если Дорит, учившая меня танцевать, чуть-чуть обозначала иную возможность, говоря "ты сделала другое движение, оно тоже красивое и так тоже делают, но оно другое", если Эльад Габай на время вообще покидает магистральную линию урока, чтобы использовать ошибку для дополнительной лекции: "Да, вы пошли по логике вещей, тут действительно напрашивается мажор, но если мы туда соскользнем...", то Адас просто опускает шлагбаум: "Нет, это не то, чему я вас учила".
И поразительно, насколько такое отношение к альтернативным путям обучения, предложенным ошибкой ученика, чувствуется даже сквозь круглую улыбку круглого рта, круглые глаза, раскрытые в восхищении, и круглые руки, воздетые к небесам: "Ведь могут же, если хотят!"
Чувствуется, что шаг вправо, шаг влево - считается неправильно.
Ури, руководитель группы, рассказывает о месте пиютим в молитве.