Много лет тому назад, когда в жизни вашей покорнейшей не было еще и в помине ни Живого журнала, ни гомеопатии, с нею случился кризис и вообще нехороший эпизод, со всеми отличительными свойствами нехороших эпизодов - вопросами "за что?" и упадочническими настроениями.
Бывает. Случается. У всех.
Вопрос только в одном - в том, что мы с этим делаем.
Как, собственно, и в любой другой ситуации. Вопрос не в том, что происходит с нами, а в том, что мы с этим делаем.
В те времена у вашей покорнейшей было порядочно много времени, поэтому она стала, не будь дурак, читать Диккенса роман за романом и тем спаслась, потому что после, помнится, двенадцатого романа ей сильно полегчало. Ощущение сильного бреда сменилось ощущением бреда легкого и сдвига в пространстве, которое, если вы замечали, случается при лихорадке, но еще не в той стадии, когда узор на обоях вспухает и превращается в скачущих всадников, а до того - когда ничего такого еще не происходит, но все в мире уже очень странно, уже сдвинуто. Сдвинуто и повернуто. Слегка. Сантиметров на десять. Градусов на пять.
Диккенс лечит, и это проверено опытом, не только моим. Но он лечит совершенно противоположно тем, кто лечит гармонией - Баху, например. Это ощущается сразу и вполне интуитивно, Диккенс вполне дисгармоничен, но тем не менее, он лечит. Как? И чем?
Одна из важнейших вещей, о которых не стоит забывать - это его принадлежность к викторианской Англии, одной из самых лживых и лицемерных на свете общественных систем, созданных человечеством.
Или не самых? Или просто случайно ставших символом лжи?
Так или иначе, о тех временах я уже пыталась написать
несколько слов. О временах, когда дети работали по 12 часов, пили алкоголь и никогда не ели зелени. О временах, когда смог в Лондоне достигал плотности, известной в наши дни только жителям Пекина. О временах голода, нищеты и тотального туберкулеза. И кучеряшек, и цветочков. И долговой тюрьмы.
Но вот что, однако, любопытно:
в наши дни в Диккенсе видят невротика. И спорить с доводами автора очень сложно.
Было ли поведение Диккенса невротическим в тогдашних условиях? В том месте и в то время? Среди повального морфинизма и мелкого, скучного разврата? Как оценить его реакции и его поступки; где тот метр, к котрому мы смогли бы его приложить?
Нет такого метра.
Полно, да есть ли он вообще? Вообще, единый такой метр для всех человеческих существ всех времен и народов.
Как мы можем сказать, был ли он невротиком? А что было бы с нами, окажись мы внутри той реальности? Может ли быть, что реальность оказалась бы настолько невыносима, что мы не отделались бы легким неврозом?
А вы уверены, что смогли бы вообще сохранить рассудок, будучи там, внутри?
Я - нет.
Нет на то ответа - и в этом суть всей истории.
Суть всей истории в том, что мы и так мало знаем о событиях прошлого, а уж пытаться их оценить да диагноз поставить - это и вовсе дело пустое. Дело, заранее обреченное на провал.
Был ли Диккенс невротиком, не был ли, был ли он просто жителем той невыносимой страны... этого никто сейчас сказать не сможет.
Вышедшая книжка любопытна, но и она не отвечает на вопрос.
Факт, что Диккенс лечит душу. А чем и как?
Может быть, он лечит по закону подобия - раз уж автор настаивает на том, что Диккенс страдал неврозом?