Мокеку из крабов, пожалуйста!
Симпозиум говноедов
[Напомним.] Симпозиум в изначальном смысле этого слова - совместная трапеза. В данном случае - буквально. Толпа бандерлогов обсуждает меню для шведских детишек в детском саду. Ключевое слово - Хрючево!
Если сделать над собой усилие и продраться через завывания и гыгыканье знатоков диетологии и кулинарии, то единственная претензия к "шведскому хрючеву" - мяса детишкам не дают. Вот то ли дело у нас в СССРоссии...
Чем меня кормили в детском саду, я уже не помню. А вот школьные обеды, увы, помню хорошо, поскольку засиживался в (чудесной во всех остальных отношениях) школе до самого вечера. "Мясо" существовало в двух агрегатных состояниях: "котлета" из хлеба и "сосиска" из американского казеина. Много позже, поработав на Можайском мясокомбинате, я своими глазами/руками принимал участие в изготовлении "колбасного фарша" для варёной колбасы. Сравнивать его с "сосисочным фаршем" (сосиски не рекомендовалось есть без варки) - это как сравнивать столяра и плотника, но с варёной колбасой после этого у меня отношения не сложились. Но, видимо, если уж вводить образовательный ценз на участие в подобном симпозиуме - право на содоклад надо предоставить только тем, кто пробовал "макароны по-флотски".
А вообще-то не знаю, как в Швеции, а у нас в клерикальном Израиле и на завтрак, и на ланч принято есть молочную или парвейную (ни молока ни мяса) еду. Отчасти, конечно, это связано с кашрутом, запрещающим смешение молочного и мясного, но очень многие совершенно нерелигиозные люди предпочитают есть мясо один раз в день, на ужин (который dinner).
Последам
Я уже описывал эпизодически ключевой элемент своего становления как математика: трёхнедельную стажировку на можайском мясокомбинате. Ей предшествовал двухмесячный период "тиронута", учебки в пехоте. И уж только потом нас бросили в дело. Как всегда в боевых условиях, сначала трудно, но потом втягиваешься.
Но сейчас я хотел бы ограничиться конкретным трудовым фронтом, на котором мне довелось повоевать. Цех по изготовлению колбасного фарша.
Собственно, "цех" - довольно громко сказано. Это громадный, ёмкостью примерно в тонну, довольно медленный миксер с лезвиями длиной около полуметра, высотой по грудь. Каждое утро и потом ещё раз после обеда в наши функции было загружать в этот миксер содержимое. Я специально погуглил смысл слов "требуха" и "потроха", чтоб не наврать, но так и не уверен, что нашёл правильное слово. Когда корове, подвешенную за сухожилие задних ног, взрезают брюхо, оттуда вываливается масса биомассы, не прикреплённой к скелету: кишки, желудок, почки, печень, пищевод, сердце, ... Кое-что из этого выбиралось из трепещущей массы (почки, сердце, печень) и отправлялось в цех "субпродукты" (туда же отправляли мозги, язык и вымя). Вырезка шла, конечно, особой статьёй и за её вырезанием следил специально назначенный мужичонка, который к концу смены был пьян в жопу (а все желающие прятали в свои шкафчики в раздевалке завёрнутые в тряпицы палки вырезки, хотя вынести их с территории мясокомбината было не так просто). А всё остальное сваливали в здоровенный бак на колёсиках, почему-то зелёный и от этого безумно похожий на привычный мусорный бак. А ещё какими-то боковыми путями в этот бак попадали яйца молодых бычков (забивали в основном бычков, поскольку тёлок колхозники оставляли на молоко и на расплод). Бычки были молодые, а яйца - каждый бы из нас позавидовал...
Я не знаю, промывал ли кто кишки и желудки от их предсмертного содержимого, думаю, что нет (может, скотину несколько дней перед забоем не кормили, чтобы упростить технологический процесс), но так или иначе два раза в день набирался мусорный бак (несколько сот кило), в котором трепыхалось нечто абсолютно бесформенное. Если о чём и можно было говорить, так это о цвете (усреднённом, конечно). Если кто думает, что мясо - красное, мне с вас смешно. Содержимое бака было света светлой розы, белое, с небольшими прожилками более тёмно-розового.
Если кто думает, что толкать по изрытому колдоёбинами двору мясокомбината без малого тонну полужидкого содержимого в до краёв наполненном баке, задача для мальчиков - поговорите с капитанами танкеров, перевозящих нефть. Одна из самых сложных задач - как в бурную погоду вести танкер, в котором не контейнеры, не сухой груз, а жижа, которая норовит начать плескаться и подстраивать гадости даже если все танки заправлены полностью (вихревые течения внутри танка вполне могут перевернуть танкер без всякой бури). Но нам не было преград ни в суше ни на море, и мусорный бак мы, почти не расплескав по дороге, довозили в колбасный цех. Там сидел мужичонка, который цеплял бак крюком снизу к крану и, если не промахивался спьяну, вываливал содержимое в миксер.
Всё? Нет, не всё. Сколько бы ни елозили лезвия миксера по этой полужиже, ничего, похожего на фарш не могло бы получиться. На выручку приходил американский ленд-лиз. Мы со склада таскали пергаментные пакеты, килограммов по 50 веса, которые надо было всыпать в смесь. На пакетах были нерусские слова: casein, albumin, ещё какие-то аббревиатуры (видимо, пищевые красители и стабилизаторы). Мы по первости пытались вскрывать пергаментные пакеты и высыпать только их содержимое в миксер. Дежурный мужичонка нам вправил мозги в первый же день: хуячь, как есть, с пакетом и наклейками. Но ведь на пакетах же алюминиевые скрепки, робко спросили мы? Хуячь со скрепками, ответствовал мужичонка: это не самое худшее, что в этом фарше может оказаться.
Так что много лет спустя я могу рассеять заблуждение, что мол советскую варёную колбасу делали из туалетной бумаги. Туалетная бумага шла целиком по назначению, подтереться пергаментным американским пакетом никто на мясокомбинате так ни разу и не сумел. А алюминиевые скрепки и какие-то пластиковые нашлёпки для здоровья были совершенно безвредны.
Кульминация этой оперы-буфф случилась во время пересменки (сегодня говорили бы про ротацию). В день "Д" на территорию мясокомбината въехал конвой из полудюжины автобусов: он привёз свежих чмобиков (какое-то Гагаринское/Гжатское ПТУ), и должен был забрать нас, маскофских ветеранов, с доставкой на Ленинские горы.
Ротация прошла гладко. Маскофские ветераны сидели в автобусе и поглаживали у себя в штанинах, рукавах и прочих тайных местах спизженые палки говяжьей (ну, кому не претило - свиной) вырезки, языки, какие-то гурманы, может, заныкали хорошую свежую печёнку, да мало ли что. А бедные ПТУшники, как только их из автобуса выпустили, рванули всей шоблой в "Заводской магазин", где с копеечной скидкой населению продавалась продукция мясокомбината (разумеется, ни один работник мясокомбината там ни разу ничего не купил, всё несли через проходную в штанах). Я сильно подозреваю, что в ихнем Гжатске/Гагарине они вообще не видели ничего похожего, ни со скидкой, ни без скидки. Короче, бедные мальчики с сияющими лицами выходили из заводского магазина с двумя батонами этого говна наперевес, - то ли сами впервые от души нажрутся, то ли семьям переправят.
Маскофские ветераны, глядя на это, блевали в открытое окно автобуса. И это не было маскофским снобизмом: я стопудов уверен, что бедные гжатские ПТУшники тоже проблевались бы через три недели. Вопрос в том, какие выводы кто сделал с тех пор.
[Напомним.] Симпозиум в изначальном смысле этого слова - совместная трапеза. В данном случае - буквально. Толпа бандерлогов обсуждает меню для шведских детишек в детском саду. Ключевое слово - Хрючево!
Если сделать над собой усилие и продраться через завывания и гыгыканье знатоков диетологии и кулинарии, то единственная претензия к "шведскому хрючеву" - мяса детишкам не дают. Вот то ли дело у нас в СССРоссии...
Чем меня кормили в детском саду, я уже не помню. А вот школьные обеды, увы, помню хорошо, поскольку засиживался в (чудесной во всех остальных отношениях) школе до самого вечера. "Мясо" существовало в двух агрегатных состояниях: "котлета" из хлеба и "сосиска" из американского казеина. Много позже, поработав на Можайском мясокомбинате, я своими глазами/руками принимал участие в изготовлении "колбасного фарша" для варёной колбасы. Сравнивать его с "сосисочным фаршем" (сосиски не рекомендовалось есть без варки) - это как сравнивать столяра и плотника, но с варёной колбасой после этого у меня отношения не сложились. Но, видимо, если уж вводить образовательный ценз на участие в подобном симпозиуме - право на содоклад надо предоставить только тем, кто пробовал "макароны по-флотски".
А вообще-то не знаю, как в Швеции, а у нас в клерикальном Израиле и на завтрак, и на ланч принято есть молочную или парвейную (ни молока ни мяса) еду. Отчасти, конечно, это связано с кашрутом, запрещающим смешение молочного и мясного, но очень многие совершенно нерелигиозные люди предпочитают есть мясо один раз в день, на ужин (который dinner).
Последам
Я уже описывал эпизодически ключевой элемент своего становления как математика: трёхнедельную стажировку на можайском мясокомбинате. Ей предшествовал двухмесячный период "тиронута", учебки в пехоте. И уж только потом нас бросили в дело. Как всегда в боевых условиях, сначала трудно, но потом втягиваешься.
Но сейчас я хотел бы ограничиться конкретным трудовым фронтом, на котором мне довелось повоевать. Цех по изготовлению колбасного фарша.
Собственно, "цех" - довольно громко сказано. Это громадный, ёмкостью примерно в тонну, довольно медленный миксер с лезвиями длиной около полуметра, высотой по грудь. Каждое утро и потом ещё раз после обеда в наши функции было загружать в этот миксер содержимое. Я специально погуглил смысл слов "требуха" и "потроха", чтоб не наврать, но так и не уверен, что нашёл правильное слово. Когда корове, подвешенную за сухожилие задних ног, взрезают брюхо, оттуда вываливается масса биомассы, не прикреплённой к скелету: кишки, желудок, почки, печень, пищевод, сердце, ... Кое-что из этого выбиралось из трепещущей массы (почки, сердце, печень) и отправлялось в цех "субпродукты" (туда же отправляли мозги, язык и вымя). Вырезка шла, конечно, особой статьёй и за её вырезанием следил специально назначенный мужичонка, который к концу смены был пьян в жопу (а все желающие прятали в свои шкафчики в раздевалке завёрнутые в тряпицы палки вырезки, хотя вынести их с территории мясокомбината было не так просто). А всё остальное сваливали в здоровенный бак на колёсиках, почему-то зелёный и от этого безумно похожий на привычный мусорный бак. А ещё какими-то боковыми путями в этот бак попадали яйца молодых бычков (забивали в основном бычков, поскольку тёлок колхозники оставляли на молоко и на расплод). Бычки были молодые, а яйца - каждый бы из нас позавидовал...
Я не знаю, промывал ли кто кишки и желудки от их предсмертного содержимого, думаю, что нет (может, скотину несколько дней перед забоем не кормили, чтобы упростить технологический процесс), но так или иначе два раза в день набирался мусорный бак (несколько сот кило), в котором трепыхалось нечто абсолютно бесформенное. Если о чём и можно было говорить, так это о цвете (усреднённом, конечно). Если кто думает, что мясо - красное, мне с вас смешно. Содержимое бака было света светлой розы, белое, с небольшими прожилками более тёмно-розового.
Если кто думает, что толкать по изрытому колдоёбинами двору мясокомбината без малого тонну полужидкого содержимого в до краёв наполненном баке, задача для мальчиков - поговорите с капитанами танкеров, перевозящих нефть. Одна из самых сложных задач - как в бурную погоду вести танкер, в котором не контейнеры, не сухой груз, а жижа, которая норовит начать плескаться и подстраивать гадости даже если все танки заправлены полностью (вихревые течения внутри танка вполне могут перевернуть танкер без всякой бури). Но нам не было преград ни в суше ни на море, и мусорный бак мы, почти не расплескав по дороге, довозили в колбасный цех. Там сидел мужичонка, который цеплял бак крюком снизу к крану и, если не промахивался спьяну, вываливал содержимое в миксер.
Всё? Нет, не всё. Сколько бы ни елозили лезвия миксера по этой полужиже, ничего, похожего на фарш не могло бы получиться. На выручку приходил американский ленд-лиз. Мы со склада таскали пергаментные пакеты, килограммов по 50 веса, которые надо было всыпать в смесь. На пакетах были нерусские слова: casein, albumin, ещё какие-то аббревиатуры (видимо, пищевые красители и стабилизаторы). Мы по первости пытались вскрывать пергаментные пакеты и высыпать только их содержимое в миксер. Дежурный мужичонка нам вправил мозги в первый же день: хуячь, как есть, с пакетом и наклейками. Но ведь на пакетах же алюминиевые скрепки, робко спросили мы? Хуячь со скрепками, ответствовал мужичонка: это не самое худшее, что в этом фарше может оказаться.
Так что много лет спустя я могу рассеять заблуждение, что мол советскую варёную колбасу делали из туалетной бумаги. Туалетная бумага шла целиком по назначению, подтереться пергаментным американским пакетом никто на мясокомбинате так ни разу и не сумел. А алюминиевые скрепки и какие-то пластиковые нашлёпки для здоровья были совершенно безвредны.
Кульминация этой оперы-буфф случилась во время пересменки (сегодня говорили бы про ротацию). В день "Д" на территорию мясокомбината въехал конвой из полудюжины автобусов: он привёз свежих чмобиков (какое-то Гагаринское/Гжатское ПТУ), и должен был забрать нас, маскофских ветеранов, с доставкой на Ленинские горы.
Ротация прошла гладко. Маскофские ветераны сидели в автобусе и поглаживали у себя в штанинах, рукавах и прочих тайных местах спизженые палки говяжьей (ну, кому не претило - свиной) вырезки, языки, какие-то гурманы, может, заныкали хорошую свежую печёнку, да мало ли что. А бедные ПТУшники, как только их из автобуса выпустили, рванули всей шоблой в "Заводской магазин", где с копеечной скидкой населению продавалась продукция мясокомбината (разумеется, ни один работник мясокомбината там ни разу ничего не купил, всё несли через проходную в штанах). Я сильно подозреваю, что в ихнем Гжатске/Гагарине они вообще не видели ничего похожего, ни со скидкой, ни без скидки. Короче, бедные мальчики с сияющими лицами выходили из заводского магазина с двумя батонами этого говна наперевес, - то ли сами впервые от души нажрутся, то ли семьям переправят.
Маскофские ветераны, глядя на это, блевали в открытое окно автобуса. И это не было маскофским снобизмом: я стопудов уверен, что бедные гжатские ПТУшники тоже проблевались бы через три недели. Вопрос в том, какие выводы кто сделал с тех пор.