Из истории науки
Вопреки традиции: перед дамами
Недавно mi3ch опубликовал исторический анекдот, якобы рассказанный Гинзбургом про Халатникова. Немедленно обнаружились апокрифические версии этого эпизода, народ пошёл вспоминать великие имена. Главцензор, написавшая в соавторстве со своим отцом, учеником Халата, его научную биографию в Biographical Memoirs of the Royal Society, по этому поводу вспомнила историю про Зельдовича и Капицу, рассказанную ей Халатом. История получила неожиданное продолжение много десятилетий спустя.
Гостевой пост: слово Главцензору "ХВ"
Самое начало 2014 года, февраль, Олимпиада в Сочи уже началась, но Крым еще не наш. Журнал
NN заказал мне статью для выпуска, посвященного 100-летнему юбилею Я. Б . Зельдовича - записать воспоминания о Я.Б. И.М. Халатникова. Рассказ Халата был, как всегда, интересным, сложным, многоступенчатым - и среди прочего там был такой эпизод.
В 1983 году Зельдович стал заведующим теоротделом Института Физпроблем. Сам он в то время активно занимался астрофизикой, но по должности обязан был помогать Капице, который на тот момент уже более 30 лет занимался получением высоких температур и ядерного разряда в разрядной трубке.
Надо сказать, что эта идея Капицы была ошибочной, и многие из его окружения это понимали. В разрядной трубке невозможно получить температуры, необходимые для ядерных реакций. Но у Капицы в этом месте произошло «зацикливание», а огорчать его не хотели - он был немолод, а это было дело 30 лет его жизни. Так что теоретики время от времени пытались задавать ему наводящие вопросы, но делали это осторожно.
Зельдович обсуждал с Капицей его эксперименты. Он понимал, что в разрядной трубке невозможно создать параметры, необходимые для ядерной реакции. И задал естественный в таком случае вопрос - где нейтроны? Если они возникают при ядерной реакции, их невозможно удержать в трубке, а значит, можно зарегистрировать. На что Капица отвечал, что их удерживает возникающий в трубке «двойной слой» - эту идею он заимствовал из теории жидкого гелия, что никак не имело отношения к данной теме. И Зельдович, будучи человеком прямым, и не в курсе негласного «табу» на обсуждение опытов Капицы, предложил ему эксперимент - пустить нейтроны на трубку снаружи. Если «двойной слой» существует, то он задержит их, и они не пройдут в трубку.
Капица признал, что эксперимент имеет смысл, и решил поставить его. Во время эксперимента нейтроны, естественно, прошли трубку насквозь. Никакого «двойного слоя» не оказалось. Для Капицы это был удар, причем не только моральный. У него случился инсульт, от которого он уже не оправился.
На рабочем столе Капицы стоял перекидной календарь. Самой последней записью на последней его странице остался набросок этого эксперимента.
День записи в календаре - четверг. Удар с Капицей случился в ночь на пятницу. В общем, сюжет, по накалу страстей достойный Шекспира - один великий человек сообщает другому убийственную правду - и тот умирает.
В редакции решили, что в качестве иллюстрации к статье было бы хорошо поставить фото этого последнего листка календаря - и мы с фотографом отправились в дом-музей Капицы, чтобы попытаться сделать нужное фото.
Я несколько лет проработала в Институте Физпроблем, но никогда раньше не заходила на территорию Института так глубоко - и потому не видала здания, где жил Капица, и где теперь расположен его музей. Впечатление было сильным с самого начала, еще даже до входа в музей. Двухэтажный кирпичный дом, построенный в староанглийском стиле - собственно, весь Институт Физпроблем строился в этом стиле, Капице хотелось воссоздать на родине утерянную Англию, так что именно в этом ничего удивительного не было. Но от дома буквально веяло такой мощью, такой глубокой внутренней силой - причем как бы подернутой патиной времени, словно бы проступающей из тумана… Все это напоминало сказку о Спящей красавице, а еще в голове упорно всплывало
выражение «место силы». Но силы - заброшенной, позабытой, никому сегодня не нужной…
Внутри впечатление сохранялось. На первом этаже дома находилась одна из лабораторий Института, причем даже действующая, там что-то шумело и мелькали люди в белых халатах, а сам музей-квартира располагался на втором этаже. Нас встретила милая женщина, смотритель музея, какая-то дальняя родственница жены Капицы. Она была нам рада - посетители появляются там нечасто, с готовностью показала нам музей, что-то рассказывала о Капице и его жене… На нашу просьбу о календаре она подвела нас к большому письменному столу Капицы, где он работал… Но календаря там не оказалось. Немного смутившись - считалось, что во всех комнатах и на столе все осталось так, как было при Капице, смотритель предложила нам поискать календарь «в запасниках».
Запасниками оказалась маленькая комнатка между проходами. Там стоял заваленный бумагами стол с компьютером - рабочее место самой смотрительницы - и куча наставленных грудой одна на другую картонных коробок. Смотрительница начала вытаскивать их одну за одной - то из-под стола, то снимать с кучи - открывать и перебирать содержимое. В какой-то момент, вытащив из одной коробки небольшой лист бумаги, она протянула его мне:
- Посмотрите… Вам будет интересно.
Блокнотный лист, исписанный остроугольным мелким почерком… Рука Капицы… Я начала разбирать слова… Не может быть!
- Да-да, - кивнула смотрительница. - Вижу, вы поняли. Это то самое письмо Капицы Сталину про Ландау. Черновик, естественно. Он их не один написал…
То есть я действительно держала в руках факсимиле знаменитого письма Капицы всемогущему вождю, в котором он просил и требовал выпустить из тюрьмы Ландау. Письмо, спасшее Ландау жизнь. Без которого не было бы потом… Много чего бы не было. Вот так, в ящике, где-то под столом, в куче… Я стояла с листком в руках. Фотограф взял его у меня, подошел к окну, сделал несколько кадров, отдал обратно. Смотрительница, бормоча что-то вроде: - Может быть, еще тут… - вышла из комнатки. Фотограф пошел за ней.
Искушение сунуть письмо в сумку было огромным. Не потому, что это колоссальная ценность - хотя и потому тоже, но мне же его не продавать, а потому, что тут оно так и сгниет где-то в одной из коробок… Понятно было, что никто его не хватится, а и хватятся - решат, что куда-то завалилось. Но все же это - музей. А это - исторический экспонат, пусть и вот так хранимый…
В общем, я устояла. Положила листок на стол поверх всего и вышла из комнаты. Календарь с нужной записью мы так и не нашли. Статья вышла с другой иллюстрацией. О том, что не сперла письмо, я жалею до сих пор. И все, кому я об этом рассказывала - в основном люди, так или иначе причастные к теорфизике и понимавшие, о чем идет речь - в один голос говорили мне: «Ну ты и дура!».
Письмо Сталину о Ландау
П.Л. Капица
Москва, 28 апреля 1938
Товарищ Сталин!
Сегодня утром арестовали научного сотрудника Института Л. Д. Ландау. Несмотря на свои 29 лет, он вместе с Фоком - самые крупные физики-теоретики у нас в Союзе. Его работы по магнетизму и по квантовой теории часто цитируются как в нашей, так и в заграничной научной литературе. Только в прошлом году он опубликовал одну замечательную работу, где первый указал на новый источник энергии звездного лучеиспускания. Этой работой дается возможное решение: "почему энергия солнца и звезд не уменьшается заметно со временем и до сих пор не истощилась". Большое будущее этих идеи Ландау признают Бор и другие ведущие ученые.
Нет сомнения, что утрата Ландау как ученого для нашего института, как и для советской, так и для мировой науки, не пройдет незаметно и будет сильно
чувствоваться. Конечно, ученость и талантливость, как бы велики они ни были, не дают право человеку нарушать законы своей страны, и, если Ландау виноват, он должен ответить. Но я очень прошу Вас, ввиду его исключительной талантливости, дать соответствующие указания, чтобы к его делу отнеслись очень внимательно. Также, мне кажется, следует учесть характер Ландау, который, попросту говоря, скверный. Он задира и забияка, любит искать у других ошибки и когда находит их, в особенности у важных старцев, вроде наших академиков, то начинает непочтительно дразнить. Этим он нажил много врагов.
У нас в институте с ним было нелегко, хотя он поддавался уговорам и становился лучше. Я прощал ему его выходки ввиду его исключительной даровитости. Но при всех своих недостатках в характере мне очень трудно поверить, что Ландау был способен на что-либо нечестное.
Ландау молод, ему представляется еще многое сделать в науке. Никто, как другой ученый, обо всем этом написать не может, поэтому я и пишу Вам.
П.Капица