маловразумительное
Страшно не люблю писать недоформулированные соображения, но как-то не получается доформулировать. Поэтому прошу прощения за смутность. Этого можно и не читать. Как и всего остального.
Так вот, мне кажется, что околоклерикальные процессы ("осторожно религия", "запретное искусство", Пусси Райот) открыли какой-то совсем специальный тренд в жизни общества - новое отношение к "оскорблению", как к глобальному (похуже материального и физического) ущербу. Чувства верующих уже защищены уголовным кодексом, чувства ветеранов Афганской и Чеченской кампаний ещё нет, но скоро наверняка будут защищены, потом, не исключено, дело дойдёт до патриотических, родительских, супружеских, профессиональных, дружеских и прочих всевозможных реальных и воображаемых чувств. И даже если не дойдёт, то всё равно мы наблюдаем какой-то совсем новый разговор о чувствах, какую-то, я бы сказала "монетизацию чувств".
Коллега С. высказал вполне стройную причину: у нас при безграничной допустимости хамства в межличностных и межгрупповых отношениях, оно так расплодилось, что стало глобальным удушающим злом, и это вызывает конвульсивные попытки запретить хамство на уровне уголовного закона. Вот и вся свобода слова, собственно.
Но ведь это не только у нас.
Многие, наверное, не согласятся, но по-моему очевидно, что истории с невозможностью похоронить тела террориста Царнаева в Америке и эсэсовца Прибке в Европе, и уголовный закон об отрицании Холокоста - это всё про то же, про оскорблённые чувства, которые твердеют и мумифицируются в состоянии вечной оскорблённости, и теряют всякую чувствительность ко всему живому и всякую связь с реальностью.
Христианская культура предполагает лекарства от этого сентиментального паралича - идеи прощения, милосердия, разделения ответственности за падшего ближнего и прочего сострадания.
Но христиане как-то зримо и массово деградируют, звереют и проваливаются кто в язычество, кто в ветхозаветность с её "окозаоком".
И не очень понятно, это реальный общественный регресс, или такой этап прогресса, когда обретает голос публика, молчавшая до сих пор из-за незнания букв. Ну то есть, когда, например, наш дворник Олег рассуждает о механизмах борьбы с коррупцией, и предлагает в качестве панацеи возвращение смертной казни - регресс ли это, если учесть, что год назад он вовсе не размышлял над проблемой коррупции? А если не регресс, то не утянет ли армия олегов-неофитов нашу хлипкую в нравственном отношении цивилизацию на какое-нибудь вонючее дно, не со зла, а из самых добрых намерений?
Вот в чём вопрос.
Олегам ведь демократия не нравится не из-за каких-то там деталей и подробностей новейшей российской истории, а потому что после натурального хозяйства им предпочтителен феодализм (с публичными казнями, пытками и кровавой междоусобицей), а не утопические глупости вроде гуманизма.
Так вот, мне кажется, что околоклерикальные процессы ("осторожно религия", "запретное искусство", Пусси Райот) открыли какой-то совсем специальный тренд в жизни общества - новое отношение к "оскорблению", как к глобальному (похуже материального и физического) ущербу. Чувства верующих уже защищены уголовным кодексом, чувства ветеранов Афганской и Чеченской кампаний ещё нет, но скоро наверняка будут защищены, потом, не исключено, дело дойдёт до патриотических, родительских, супружеских, профессиональных, дружеских и прочих всевозможных реальных и воображаемых чувств. И даже если не дойдёт, то всё равно мы наблюдаем какой-то совсем новый разговор о чувствах, какую-то, я бы сказала "монетизацию чувств".
Коллега С. высказал вполне стройную причину: у нас при безграничной допустимости хамства в межличностных и межгрупповых отношениях, оно так расплодилось, что стало глобальным удушающим злом, и это вызывает конвульсивные попытки запретить хамство на уровне уголовного закона. Вот и вся свобода слова, собственно.
Но ведь это не только у нас.
Многие, наверное, не согласятся, но по-моему очевидно, что истории с невозможностью похоронить тела террориста Царнаева в Америке и эсэсовца Прибке в Европе, и уголовный закон об отрицании Холокоста - это всё про то же, про оскорблённые чувства, которые твердеют и мумифицируются в состоянии вечной оскорблённости, и теряют всякую чувствительность ко всему живому и всякую связь с реальностью.
Христианская культура предполагает лекарства от этого сентиментального паралича - идеи прощения, милосердия, разделения ответственности за падшего ближнего и прочего сострадания.
Но христиане как-то зримо и массово деградируют, звереют и проваливаются кто в язычество, кто в ветхозаветность с её "окозаоком".
И не очень понятно, это реальный общественный регресс, или такой этап прогресса, когда обретает голос публика, молчавшая до сих пор из-за незнания букв. Ну то есть, когда, например, наш дворник Олег рассуждает о механизмах борьбы с коррупцией, и предлагает в качестве панацеи возвращение смертной казни - регресс ли это, если учесть, что год назад он вовсе не размышлял над проблемой коррупции? А если не регресс, то не утянет ли армия олегов-неофитов нашу хлипкую в нравственном отношении цивилизацию на какое-нибудь вонючее дно, не со зла, а из самых добрых намерений?
Вот в чём вопрос.
Олегам ведь демократия не нравится не из-за каких-то там деталей и подробностей новейшей российской истории, а потому что после натурального хозяйства им предпочтителен феодализм (с публичными казнями, пытками и кровавой междоусобицей), а не утопические глупости вроде гуманизма.