Экзамен
«На самом деле у меня свой бизнес, а в такси я просто так, ради общения». Эти слова настолько набили всем оскомину, что не вызывают уже ни раздражения, ни улыбки, ни стыдливого желания поскорее сменить тему. Никогда не понимал тех, кто говорит это своим пассажирами. Ради всего святого, для чего? Чтобы некий неизвестный тебе абонент, на двенадцать минут и четыре километра разделивший с тобой салон неприметного белого седана, вдруг проникся к очередному в своей жизни таксисту иррациональным уважением? Да он забудет тебя самое позднее к вечеру, хотя, скорее всего, гораздо раньше. И девочек таким подкатом уже не пробить, девочки нынче ориентируются в культурных трендах и статусных символах куда быстрее мальчиков. Поэтому ничего подобного я своим пассажирам никогда не говорю. Ну, почти никогда.
Хотя уж у кого, а вот у меня право на эту реплику точно есть. Как и бизнес. Да, он у меня действительно есть. И в такси я на самом деле работаю в основном ради общения. Вышло это, конечно же, случайно, но все случайности в нашей жизни - просто хаотичное для нас и неизбежное для всех остальных стечение обстоятельств, формирующих, как пиксели, полную картину жизни, от рождения до смерти. Тот, кому пришлось бы изучать наши биографии, увидел бы это именно так: цельная картинка без единого изъяна, ничего лишнего, никого случайного. И ему, наверное, виднее: борщ выглядит борщом только при взгляде на кастрюлю снаружи.
Дурацкая и не слишком полезная привычка ужинать борщом в одном неприметном заведении на Патриарших появилась у меня года три назад, когда я, пережив тотальный крах, банкротство и, как следствие - разрыв многих связей, в том числе сердечных, опять стал холостяком. Почему борщ? Не знаю, наверное, хотел себе доказать, что даже в этом вопросе могу позволить себе независимость от третьих лиц. Это заведение и этот борщ сыграли в моей судьбе знаковую роль: именно оттуда около двух часов ночи поступил вызов, на который я, скучавший за пролистыванием соцсетей в соседнем квартале, приехал достаточно быстро для того, чтобы увидеть своего пассажира в самом незавидном положении и спасти ему жизнь.
Пассажиру на вид было лет сорок. Он был дорого, со вкусом одет, нетрезв и печален. Причины для печали были самые серьезные: пассажира били ногами трое ребят помоложе, поглупее и позлее. Почему поглупее? Ну, как минимум потому, что бить человека аккурат под камерами наблюдения - это так себе идея. Не говоря уже о том, что трое на одного - это нечестно и вообще не доведет до добра. Но в тот момент я об этом как-то не думал, и даже не догадывался, что перекатывающийся и поскуливающий субъект в лужах столичной слякоти - это и есть тот «всегда прав», за которым я приехал. Улица была пустынна, перспективы субъекта ухудшались с каждой секундой, а я с детства не люблю, когда одного бьют толпой. Остановившись у обочины и включив аварийки, я вздохнул, натянул поглубже капюшон и пошел вмешиваться в ситуацию.
Подогретые алкоголем и чувством стадного превосходства молодчики всегда действуют одинаково. Трое - это всегда Альфа, Бета и Омега. Бета вербально реагирует на внешний раздражитель, Омега, если раздражитель не унимается, переводит взаимодействия из вербальной плоскости в контактную. Альфа наблюдает и принимает решение. Поэтому первым вырубать нужно того, кто молчит.
- Парни, не подскажете, где тут сауна? Третий круг нарезаю, навигатор завел куда-то не туда, найти не могу. - Чушь, конечно, несусветная, но ничего оригинальнее придумать у меня не получилось, а орать им «Эй, хорош, вы че делаете!» - занятие совершенно бесперспективное.
- Слышь, таксоид, тебе че надо? Вали отсюда, пока есть на чем - огрызнулся Бета, крупный, даже пухлый белобрысый парень. Пока он произносил установочную речь, я успел сделать три небольших шага и приблизиться к ним вплотную.
Снизу, из вымазанного в грязи кашемирового пальто, раздался неубедительный и сложнопереводимый звук. Нечто среднее между стоном, взггагакиванием получившего неожиданный пендель гуся и словом «нах».
- Парни, вы где этого героя нашли? Он вас, кажется, еще и посылает - добавив в голос максимальную ноту искреннего восхищения, я подошел к сраным мушкетерам почти вплотную. Дистанция позволяет, можно работать.
- Слышь, ты тупой, что ли? Вали отсюда! - смуглый азиат, резко развернувшись, пихнул меня двумя руками в грудь. Омега. Ну, здравствуй, молодость. Понеслась.
Отшатнувшись после толчка в грудь на полшага назад, я коснулся опорной ногой асфальта, оттолкнулся от него и резко прыгнул вперед - между Бетой и Омегой, прямиком к задумчиво оборачивающемуся в мою сторону Альфе. Инерция прыжка, вложенная в длинный, с оттяжкой, удар правого кулака в висок нокаутировал его почти сразу, но я для верности доработал челюсть обмякающего предводителя троицы левым хуком, спружинил на носках и развернулся к оставшимся двоим.
Во всех своих драках, и в неумелых детских, и в почти профессиональных взрослых я замечал одну и ту же особенность: изменение субъективного чувства времени. Все вокруг как-то замедлялось, движения людей становились плавными и неторопливыми, и я всегда успевал придумать и защиту, и атаку - поэтому, как правило, побеждал. Эта драка не стала исключением: пока Альфа, словно в замедленной съемке, плавно и торжественно складывался в позу эмбриона, а Бета и Омега ошарашенно смотрели на него (на него, даже не на меня! Бездари), я длинным боковым ударом левой ноги врезал по лицу Омеге как самому быстрому, на обратном шаге воткнул стопу правой ноги в печень Беты как самому крупному, добил его коленом в лицо и двойкой в затылок, развернулся и воткнул контрольный в голову Омеге. Необходимости в этом не было, но привычка есть привычка.
Все мероприятия заняло от силы секунд пять, но диспозиция в неравной битве кашемира с мушкетерами изменилась кардинально. Все как в жизни.
В жизни моей после той ночи тоже все очень круто изменилось. Битый-крашеный пассажир по имени Семен оказался совладельцем одной из крупнейших в стране нефтесервисных компаний, а один из мутозивших его мушкетеров числился в федеральном розыске по подозрению в убийстве. Сделав предсказуемые и непоколебимые выводы, Семен долго звал меня личным водителем-телохранителем, но после трехсотого примерно отказа помог связями и деньгами, и у меня появилось собственное охранное агентство. Не пенсионерский ЧОП, укомплектованный ветеранами патрульно-постовой службы, которых вы видите на каждой стройке и в каждом торговом центре, а элитная структура для самых пафосных клиентов. Мы сопровождаем крупных бизнесменов, политиков, артистов, звезд большого спорта и прочих селебритиз (в том числе иностранцев), и берем на себя не только меблировку помещения крупными телами в темных костюмах: в моей конторе трудится спецслужебная элита, способная и прослушку засечь, и снайпера вычислить.
Первыми клиентами, естественно, стали друзья и компаньоны Семена. Слухи в этой среде распространялись настолько быстро, что через какие-то полгода нанимать охрану в моей конторе стало правилом хорошего тона. Дела стремительно пошли в гору, и о частном извозе можно было наконец-то забыть. С Семеном мы регулярно созванивались (звонил всегда он), иногда встречались, и даже пару раз сходили вместе в «Сандуны». Хороший он в целом мужик, только издерганный весь, пить не умеет от слова «совсем» (а как напьется - так проигрывает в покер кучу денег), и с женой постоянно какие-то терки.
Совершенно неочевидными, сказочными какими-то путями жизнь потихоньку налаживалась. И вот чего я абсолютно точно не ожидал от своего прекрасного нового мира, так это бессонницы. Капитально перестроившийся на таксистский режим организм категорически не хотел возвращаться в норму: днем меня клонило в сон, а ночами не получалось уснуть даже на час. Лекарства не помогали, наши фирменные спецназовские методы - тоже. Однажды, устав пялиться в потолок, я выехал на маршрут около трех часов ночи - не за деньгами, просто чтобы хоть как-то убить время. И сразу же не дал плохишам убить человека. Опять.
В отличие от ситуации с Семеном, вызова не было - я просто ехал мимо ночного клуба, по парковке которого стая пестро одетых крепких ребят гоняла одинокую жертву. Товарищ жертвы, которого, похоже, догнали минутой ранее, неподвижно лежал на газоне возле закрытого табачного киоска. Лицом вниз. Жертва выскочил на проезжую часть, неловко зацепил ботинком бордюр и распластался аккурат посреди второй полосы. Пестрые качки начали было втаптывать бедолагу в асфальт, но тут мимо проезжал я. Поэтому на асфальте остались нападавшие, а потерпевший оказался сначала в моей машине, а потом в травматологии.
И так началось мое новое хобби.
Каждый раз, выезжая поколесить по ночному городу, я спасал чью-то жизнь. Пьяные драки у ночных заведений. Закурившие последнюю, и, как оказалось - спасительную (привет, Минздрав) сигарету самоубийцы на мостах, эстакадах и железнодорожных переездах. Несколько жертв автомобильных аварий - их просто нужно было вытащить из покореженных металлических гробниц и отвлекать разговорами до приезда скорой. А потом - она.
Ее звали…ну, допустим, Лиля. Потому что для меня она стала Лялей. Не сразу, в нашу первую ночь - там было не до нежностей и романтики, немного позже. Но надолго. Точнее - навсегда.
Голосующая поздней московской ночью у обочины девушка - это всегда к беде. Ну или к неприятностям. Как правило - и ее неприятностям, и незадачливого извозчика, если он позволит себе стать их участником. Мы, мужчины - мальчиков в расчет не берем - так устроены, то обязательно становимся участниками неприятностей одиноких дам, особенно молодых и симпатичных. Ляля была молода и симпатична, а я был мужчиной. То есть, как вы понимаете, без вариантов.
Она была одета в домашние тапочки, совсем тоненький плащ поверх ночной рубашки, потеки туши по всему лицу и здоровенный синяк под левым глазом, уравновешенный потеком крови из разбитой губы в левом уголке рта. Денег у нее с собой не было, телефона и документов - тоже. Внятно объяснить, что с ней случилось, Ляля не смогла, и я уже почти довез ее до приемного покоя ближайшей больницы - но тут у нее прорезался голос, а вместе с голосом - воля к жизни. Воля к жизни имела форму острого желания покурить, и Ляля попросила у меня сигарету. И это, хоть и вредно, все же лучше, чем молчать и рыдать.
Сам я уже давно не курил, но в бардачке валялась забытая кем-то из пассажиров пачка - еще одна неслучайная случайность, из которых соткана судьба. Стоя на обочине, мы промолчали почти два часа. Ляля курила, и остановившимся взглядом уже совсем сухих глаз изучала орнамент парковой решетки, а я смиренно ждал дальнейших указаний. Еще одна особенность, которую я замечал почти во всех драках и конфликтах, в которых участвовал: иногда не нужно мешать событиям разворачиваться, любое вмешательство в их неспешный ход приведет к худшему результату из возможных. Умеющий добиваться да научится ждать, и будет ему небо в алмазах.
Ближе к предпоследней сигарете указания от моей случайной пассажирки наконец-то поступили. По названному адресу оказался весьма недешевый дом - пафосная новостройка с закосом под старину, вооруженной охраной и такими гербовыми вывесками по соседству, что сразу же захотелось побыстрее уехать. Но я же мужчина, я не мог не влезть в неприятности Ляли. И добился от нее обещания встретиться здесь же, у закрытой коваными воротами арки, чтобы убедиться в том, что она жива и здорова.
В девять часов утра я, не проспавший той ночью ни минуты, раскорячил свой кэб вдоль тротуара у дома Ляли. Отмахавшись от двух бдительных пэпээсников ксивой внештатника (один из подарков Семена; пэпээсники отвалили, но по-братски рекомендовали не мозолить глаза обитателям служебных окон соседнего здания - того самого, с гербовыми вывесками), я уже собрался было отчалить восвояси. Но тут в стекло водительской двери постучали.
Ляля не просто пришла - она вышла из дома на полчаса раньше и, как бывалый разведчик, наблюдала за местом встречи из-за угла. До последнего не решалась подойти, как призналась потом. Но все же подошла. С кое-как замазанным синяком, красными после бессонной ночи глазами, и тем не менее - восхитительно красивая. Честное слово, я не видел женщин красивее, ни до нее, ни после.
Не буду утомлять вас подробностями, вы ведь уже наверняка обо всем догадались. У нас с Лялей закрутился роман. Она была одинока и несчастна - самая страшная участь для наивной девочки, вышедшей по, как ей вначале казалось, удачному расчету замуж за ловко поднявшегося на приватизации подонка, и однажды обнаружившей себя в золотой клетке, без права голоса, права на мнение, права на жизнь и вообще каких-либо прав. Для Лялиного мужа это был уже третий брак, детей он больше не хотел - настрогал в двух предыдущих. С деньгами у него все было гораздо лучше, чем с моралью, а с психикой, похоже, дела обстояли совсем отвратительно. Напившись, он избивал ее по любому удобному поводу, а иногда и вовсе без поводов. Я много раз врубал режим рыцаря, но Ляля, чисто женским чутьем понимая перспективы, взяла с меня слово не наводить справки о муже и уж тем более не устраивать с ним разборки. Мне было по силам и то, и другое, но слово, данное любимой женщине - куда более сильная штука. А влюбился я в нее к тому времени окончательно и бесповоротно. Словно Ляля была со мной всегда, и невозможно вообразить, что может быть как-то иначе.
Жизнь очень похожа на экзамен, и слово «билет» здесь совсем не просто так имеет транспортный привкус. Что вытянул - туда и приедешь. Каждый раз, делая выбор, мы предопределяем свою дальнейшую траекторию, а вместе с ней - траекторию людей, вовлеченный в совместное с нами перемещение из пункта «Роддом» в пункт «Кладбище», пусть даже всего на несколько часов. Можно выехать покататься по ночному городу, и спасти чью-то жизнь. А можно ее и угробить. И каждый раз это - последствия нашего выбора. Жаль только, что понимаем мы это уже пост-фактум.
Когда она в очередной раз заплакала в телефон и попросила забрать ее из того самого пафосного дома, я уже понимал, что что-то произойдет. Именно сегодня. Не поверите - предчувствовал с самого утра, места себе не находил. Поэтому долетел до адреса в два раза быстрее обычного, перемахнул через арку, ткнул охранника ребром ладони в шею и побежал к угловому подъезду.
Ляля уже стояла там, в том же плаще, и размазывала по лицу слезы вперемешку с тушью и кровью. Я обнял ее, как в дурном дамском романе - «словно попытался закрыть собой эту хрупкую девочку от всего мирового зла». И диалог, точнее - два спутанных бормотания, с перерывами на слезы, всхлипывания и поцелуи, тоже относились скорее к этому спорному жанру, чем к здравому смыслу. И тут ворота в арке открылись. Нас, словно нарушителей госграницы, осветили прожекторы фар, и зазвонил Лялин телефон. По ужасу на ее лице я сразу понял, кто звонит. А потом увидел на экране мобильного имя ее мужа - и охренел сам.
Мужа звали Семен.
Немая сцена длилась секунд пять, не больше. Автомобиль в арке взревел могучим, явно шестисотсильным, наверняка баварским двигателем и рванул на нас. Дистанция - двенадцать с половиной метров. Препятствий нет. Времени на принятие решения - меньше секунды. Даже если оно замедляется, этого очень мало.
Два варианта. Первый - резко отпрыгнуть назад, уйти в кувырок через спину и избежать чересчур близкого знакомства с бампером с одной стороны и стеной дома - с другой. Но тогда он впечатает в стену Лялю. Второй - резко шагнуть вперед и сдвоенным толчком ладоней запустить Лялю в небольшой полет в сторону клумбы. Весит она раза в два меньше меня, пролетит метра три точно, и окажется вне зоны поражения. Но Семен - мужик умный, и оставлять в живых лишнего свидетеля преднамеренного убийства точно не станет, а я ее защитить уже не смогу. С его возможностями и связями Ляля точно не жилец.
Думал ли я что-то такое в тот момент? Да нихрена. На этом экзамене, что бы вам там, извне кастрюли, ни показалось, выбора не было - билет мне достался всего один. Поэтому я шагнул вперед, к Ляле, чтобы толкнуть ее. А она внезапно шагнула навстречу и попыталась толкнуть меня. И вместо двух толчков получились одни объятия, а потом весь мир залил ослепительно белый свет.
Такой же белый, как тонкие, воздушные шторы, медленно и торжественно колыхающиеся под дуновением теплого ветерка из приоткрытых окон. Полумрак комнаты разбавляет какое-то расслабленное, совсем не наше солнце. В щель между шторами виднеется пятизвездочно-синее, совсем не наше небо. Ляля дрыхнет, уткнувшись в мое плечо. А саундтрек к этой пасторали - всего из двух звуков: шум прибоя и бешеный стук моего сердца, как и всегда после этого сна.
Эта кошмарная развязка снится мне до сих пор, хотя на самом деле все сложилось совсем иначе. Семен действительно оказался неглупым, по-своему порядочным мужиком, и свой должок передо мной не только помнил, но и отдал сполна. Увидев, кто закрывает собой его жену, он даже не удивился. Понимал, говорит, что веду себя с ней как последняя сволочь, и был уверен, что рано или поздно какой-нибудь супермен, защитник слабых и каратель негодяев, начистит ему за эти выходки табло. А других суперменов, помимо меня, на его жизненном пути не случилось. Остановил свою тачку в паре метров от нас, вышел, постоял, помолчал, заплакал. Совсем по-детски заплакал. Похоже, остатки хмеля вышли вместе со слезами - мы коротко и спокойно обсудили ситуацию и приняли все необходимые решения прямо там, у капота. Ключи от машины Семен отдал мне - точнее, Ляле, в качестве извинений. И прощального подарка. Клянусь, я его не бил. Вначале очень хотелось, но Семен сделал правильный выбор. Поступил по справедливости.
И вот что я хочу вам сказать про этот пресловутый выбор, последствия которого мы можем оценить лишь спустя какое-то время и блаблабла. На самом деле есть один способ оценить, насколько ваш выбор в каждой ситуации ошибочен или верен. Точнее - единственный признак безошибочно верного выбора, о чем бы ни шла речь.
Каждый раз, совершая какой-то поступок не в своих интересах, а в интересах другого человека, вы поступаете правильно. Каждый раз, делая что-то не для себя, а для другого, вы делаете правильный выбор. Сиюминутная корысть, и даже ваши гипотетические предположения о выгоде в перспективе - просто глупые домыслы, смешные надежды хрупких человечков с очень коротким сроком эксплуатации. И эту надежду может обнулить любой случайный кирпич. Или бампер. И вы не хуже меня это знаете, но не хотите об этом думать.
Любой выбор, сделанный для себя, спорен и неоднозначен. Любое решение, искренне принятое в интересах другого, без оглядки на собственные - верно, безукоризненно и безупречно. Каждый раз, сдавая этот ежедневный экзамен, выбирайте ситуации, в которых нет выбора, и поступайте единственно возможным способом.
Когда нет выбора - нет шанса на ошибку. Да, вот так просто все устроено.
Хотя уж у кого, а вот у меня право на эту реплику точно есть. Как и бизнес. Да, он у меня действительно есть. И в такси я на самом деле работаю в основном ради общения. Вышло это, конечно же, случайно, но все случайности в нашей жизни - просто хаотичное для нас и неизбежное для всех остальных стечение обстоятельств, формирующих, как пиксели, полную картину жизни, от рождения до смерти. Тот, кому пришлось бы изучать наши биографии, увидел бы это именно так: цельная картинка без единого изъяна, ничего лишнего, никого случайного. И ему, наверное, виднее: борщ выглядит борщом только при взгляде на кастрюлю снаружи.
Дурацкая и не слишком полезная привычка ужинать борщом в одном неприметном заведении на Патриарших появилась у меня года три назад, когда я, пережив тотальный крах, банкротство и, как следствие - разрыв многих связей, в том числе сердечных, опять стал холостяком. Почему борщ? Не знаю, наверное, хотел себе доказать, что даже в этом вопросе могу позволить себе независимость от третьих лиц. Это заведение и этот борщ сыграли в моей судьбе знаковую роль: именно оттуда около двух часов ночи поступил вызов, на который я, скучавший за пролистыванием соцсетей в соседнем квартале, приехал достаточно быстро для того, чтобы увидеть своего пассажира в самом незавидном положении и спасти ему жизнь.
Пассажиру на вид было лет сорок. Он был дорого, со вкусом одет, нетрезв и печален. Причины для печали были самые серьезные: пассажира били ногами трое ребят помоложе, поглупее и позлее. Почему поглупее? Ну, как минимум потому, что бить человека аккурат под камерами наблюдения - это так себе идея. Не говоря уже о том, что трое на одного - это нечестно и вообще не доведет до добра. Но в тот момент я об этом как-то не думал, и даже не догадывался, что перекатывающийся и поскуливающий субъект в лужах столичной слякоти - это и есть тот «всегда прав», за которым я приехал. Улица была пустынна, перспективы субъекта ухудшались с каждой секундой, а я с детства не люблю, когда одного бьют толпой. Остановившись у обочины и включив аварийки, я вздохнул, натянул поглубже капюшон и пошел вмешиваться в ситуацию.
Подогретые алкоголем и чувством стадного превосходства молодчики всегда действуют одинаково. Трое - это всегда Альфа, Бета и Омега. Бета вербально реагирует на внешний раздражитель, Омега, если раздражитель не унимается, переводит взаимодействия из вербальной плоскости в контактную. Альфа наблюдает и принимает решение. Поэтому первым вырубать нужно того, кто молчит.
- Парни, не подскажете, где тут сауна? Третий круг нарезаю, навигатор завел куда-то не туда, найти не могу. - Чушь, конечно, несусветная, но ничего оригинальнее придумать у меня не получилось, а орать им «Эй, хорош, вы че делаете!» - занятие совершенно бесперспективное.
- Слышь, таксоид, тебе че надо? Вали отсюда, пока есть на чем - огрызнулся Бета, крупный, даже пухлый белобрысый парень. Пока он произносил установочную речь, я успел сделать три небольших шага и приблизиться к ним вплотную.
Снизу, из вымазанного в грязи кашемирового пальто, раздался неубедительный и сложнопереводимый звук. Нечто среднее между стоном, взггагакиванием получившего неожиданный пендель гуся и словом «нах».
- Парни, вы где этого героя нашли? Он вас, кажется, еще и посылает - добавив в голос максимальную ноту искреннего восхищения, я подошел к сраным мушкетерам почти вплотную. Дистанция позволяет, можно работать.
- Слышь, ты тупой, что ли? Вали отсюда! - смуглый азиат, резко развернувшись, пихнул меня двумя руками в грудь. Омега. Ну, здравствуй, молодость. Понеслась.
Отшатнувшись после толчка в грудь на полшага назад, я коснулся опорной ногой асфальта, оттолкнулся от него и резко прыгнул вперед - между Бетой и Омегой, прямиком к задумчиво оборачивающемуся в мою сторону Альфе. Инерция прыжка, вложенная в длинный, с оттяжкой, удар правого кулака в висок нокаутировал его почти сразу, но я для верности доработал челюсть обмякающего предводителя троицы левым хуком, спружинил на носках и развернулся к оставшимся двоим.
Во всех своих драках, и в неумелых детских, и в почти профессиональных взрослых я замечал одну и ту же особенность: изменение субъективного чувства времени. Все вокруг как-то замедлялось, движения людей становились плавными и неторопливыми, и я всегда успевал придумать и защиту, и атаку - поэтому, как правило, побеждал. Эта драка не стала исключением: пока Альфа, словно в замедленной съемке, плавно и торжественно складывался в позу эмбриона, а Бета и Омега ошарашенно смотрели на него (на него, даже не на меня! Бездари), я длинным боковым ударом левой ноги врезал по лицу Омеге как самому быстрому, на обратном шаге воткнул стопу правой ноги в печень Беты как самому крупному, добил его коленом в лицо и двойкой в затылок, развернулся и воткнул контрольный в голову Омеге. Необходимости в этом не было, но привычка есть привычка.
Все мероприятия заняло от силы секунд пять, но диспозиция в неравной битве кашемира с мушкетерами изменилась кардинально. Все как в жизни.
В жизни моей после той ночи тоже все очень круто изменилось. Битый-крашеный пассажир по имени Семен оказался совладельцем одной из крупнейших в стране нефтесервисных компаний, а один из мутозивших его мушкетеров числился в федеральном розыске по подозрению в убийстве. Сделав предсказуемые и непоколебимые выводы, Семен долго звал меня личным водителем-телохранителем, но после трехсотого примерно отказа помог связями и деньгами, и у меня появилось собственное охранное агентство. Не пенсионерский ЧОП, укомплектованный ветеранами патрульно-постовой службы, которых вы видите на каждой стройке и в каждом торговом центре, а элитная структура для самых пафосных клиентов. Мы сопровождаем крупных бизнесменов, политиков, артистов, звезд большого спорта и прочих селебритиз (в том числе иностранцев), и берем на себя не только меблировку помещения крупными телами в темных костюмах: в моей конторе трудится спецслужебная элита, способная и прослушку засечь, и снайпера вычислить.
Первыми клиентами, естественно, стали друзья и компаньоны Семена. Слухи в этой среде распространялись настолько быстро, что через какие-то полгода нанимать охрану в моей конторе стало правилом хорошего тона. Дела стремительно пошли в гору, и о частном извозе можно было наконец-то забыть. С Семеном мы регулярно созванивались (звонил всегда он), иногда встречались, и даже пару раз сходили вместе в «Сандуны». Хороший он в целом мужик, только издерганный весь, пить не умеет от слова «совсем» (а как напьется - так проигрывает в покер кучу денег), и с женой постоянно какие-то терки.
Совершенно неочевидными, сказочными какими-то путями жизнь потихоньку налаживалась. И вот чего я абсолютно точно не ожидал от своего прекрасного нового мира, так это бессонницы. Капитально перестроившийся на таксистский режим организм категорически не хотел возвращаться в норму: днем меня клонило в сон, а ночами не получалось уснуть даже на час. Лекарства не помогали, наши фирменные спецназовские методы - тоже. Однажды, устав пялиться в потолок, я выехал на маршрут около трех часов ночи - не за деньгами, просто чтобы хоть как-то убить время. И сразу же не дал плохишам убить человека. Опять.
В отличие от ситуации с Семеном, вызова не было - я просто ехал мимо ночного клуба, по парковке которого стая пестро одетых крепких ребят гоняла одинокую жертву. Товарищ жертвы, которого, похоже, догнали минутой ранее, неподвижно лежал на газоне возле закрытого табачного киоска. Лицом вниз. Жертва выскочил на проезжую часть, неловко зацепил ботинком бордюр и распластался аккурат посреди второй полосы. Пестрые качки начали было втаптывать бедолагу в асфальт, но тут мимо проезжал я. Поэтому на асфальте остались нападавшие, а потерпевший оказался сначала в моей машине, а потом в травматологии.
И так началось мое новое хобби.
Каждый раз, выезжая поколесить по ночному городу, я спасал чью-то жизнь. Пьяные драки у ночных заведений. Закурившие последнюю, и, как оказалось - спасительную (привет, Минздрав) сигарету самоубийцы на мостах, эстакадах и железнодорожных переездах. Несколько жертв автомобильных аварий - их просто нужно было вытащить из покореженных металлических гробниц и отвлекать разговорами до приезда скорой. А потом - она.
Ее звали…ну, допустим, Лиля. Потому что для меня она стала Лялей. Не сразу, в нашу первую ночь - там было не до нежностей и романтики, немного позже. Но надолго. Точнее - навсегда.
Голосующая поздней московской ночью у обочины девушка - это всегда к беде. Ну или к неприятностям. Как правило - и ее неприятностям, и незадачливого извозчика, если он позволит себе стать их участником. Мы, мужчины - мальчиков в расчет не берем - так устроены, то обязательно становимся участниками неприятностей одиноких дам, особенно молодых и симпатичных. Ляля была молода и симпатична, а я был мужчиной. То есть, как вы понимаете, без вариантов.
Она была одета в домашние тапочки, совсем тоненький плащ поверх ночной рубашки, потеки туши по всему лицу и здоровенный синяк под левым глазом, уравновешенный потеком крови из разбитой губы в левом уголке рта. Денег у нее с собой не было, телефона и документов - тоже. Внятно объяснить, что с ней случилось, Ляля не смогла, и я уже почти довез ее до приемного покоя ближайшей больницы - но тут у нее прорезался голос, а вместе с голосом - воля к жизни. Воля к жизни имела форму острого желания покурить, и Ляля попросила у меня сигарету. И это, хоть и вредно, все же лучше, чем молчать и рыдать.
Сам я уже давно не курил, но в бардачке валялась забытая кем-то из пассажиров пачка - еще одна неслучайная случайность, из которых соткана судьба. Стоя на обочине, мы промолчали почти два часа. Ляля курила, и остановившимся взглядом уже совсем сухих глаз изучала орнамент парковой решетки, а я смиренно ждал дальнейших указаний. Еще одна особенность, которую я замечал почти во всех драках и конфликтах, в которых участвовал: иногда не нужно мешать событиям разворачиваться, любое вмешательство в их неспешный ход приведет к худшему результату из возможных. Умеющий добиваться да научится ждать, и будет ему небо в алмазах.
Ближе к предпоследней сигарете указания от моей случайной пассажирки наконец-то поступили. По названному адресу оказался весьма недешевый дом - пафосная новостройка с закосом под старину, вооруженной охраной и такими гербовыми вывесками по соседству, что сразу же захотелось побыстрее уехать. Но я же мужчина, я не мог не влезть в неприятности Ляли. И добился от нее обещания встретиться здесь же, у закрытой коваными воротами арки, чтобы убедиться в том, что она жива и здорова.
В девять часов утра я, не проспавший той ночью ни минуты, раскорячил свой кэб вдоль тротуара у дома Ляли. Отмахавшись от двух бдительных пэпээсников ксивой внештатника (один из подарков Семена; пэпээсники отвалили, но по-братски рекомендовали не мозолить глаза обитателям служебных окон соседнего здания - того самого, с гербовыми вывесками), я уже собрался было отчалить восвояси. Но тут в стекло водительской двери постучали.
Ляля не просто пришла - она вышла из дома на полчаса раньше и, как бывалый разведчик, наблюдала за местом встречи из-за угла. До последнего не решалась подойти, как призналась потом. Но все же подошла. С кое-как замазанным синяком, красными после бессонной ночи глазами, и тем не менее - восхитительно красивая. Честное слово, я не видел женщин красивее, ни до нее, ни после.
Не буду утомлять вас подробностями, вы ведь уже наверняка обо всем догадались. У нас с Лялей закрутился роман. Она была одинока и несчастна - самая страшная участь для наивной девочки, вышедшей по, как ей вначале казалось, удачному расчету замуж за ловко поднявшегося на приватизации подонка, и однажды обнаружившей себя в золотой клетке, без права голоса, права на мнение, права на жизнь и вообще каких-либо прав. Для Лялиного мужа это был уже третий брак, детей он больше не хотел - настрогал в двух предыдущих. С деньгами у него все было гораздо лучше, чем с моралью, а с психикой, похоже, дела обстояли совсем отвратительно. Напившись, он избивал ее по любому удобному поводу, а иногда и вовсе без поводов. Я много раз врубал режим рыцаря, но Ляля, чисто женским чутьем понимая перспективы, взяла с меня слово не наводить справки о муже и уж тем более не устраивать с ним разборки. Мне было по силам и то, и другое, но слово, данное любимой женщине - куда более сильная штука. А влюбился я в нее к тому времени окончательно и бесповоротно. Словно Ляля была со мной всегда, и невозможно вообразить, что может быть как-то иначе.
Жизнь очень похожа на экзамен, и слово «билет» здесь совсем не просто так имеет транспортный привкус. Что вытянул - туда и приедешь. Каждый раз, делая выбор, мы предопределяем свою дальнейшую траекторию, а вместе с ней - траекторию людей, вовлеченный в совместное с нами перемещение из пункта «Роддом» в пункт «Кладбище», пусть даже всего на несколько часов. Можно выехать покататься по ночному городу, и спасти чью-то жизнь. А можно ее и угробить. И каждый раз это - последствия нашего выбора. Жаль только, что понимаем мы это уже пост-фактум.
Когда она в очередной раз заплакала в телефон и попросила забрать ее из того самого пафосного дома, я уже понимал, что что-то произойдет. Именно сегодня. Не поверите - предчувствовал с самого утра, места себе не находил. Поэтому долетел до адреса в два раза быстрее обычного, перемахнул через арку, ткнул охранника ребром ладони в шею и побежал к угловому подъезду.
Ляля уже стояла там, в том же плаще, и размазывала по лицу слезы вперемешку с тушью и кровью. Я обнял ее, как в дурном дамском романе - «словно попытался закрыть собой эту хрупкую девочку от всего мирового зла». И диалог, точнее - два спутанных бормотания, с перерывами на слезы, всхлипывания и поцелуи, тоже относились скорее к этому спорному жанру, чем к здравому смыслу. И тут ворота в арке открылись. Нас, словно нарушителей госграницы, осветили прожекторы фар, и зазвонил Лялин телефон. По ужасу на ее лице я сразу понял, кто звонит. А потом увидел на экране мобильного имя ее мужа - и охренел сам.
Мужа звали Семен.
Немая сцена длилась секунд пять, не больше. Автомобиль в арке взревел могучим, явно шестисотсильным, наверняка баварским двигателем и рванул на нас. Дистанция - двенадцать с половиной метров. Препятствий нет. Времени на принятие решения - меньше секунды. Даже если оно замедляется, этого очень мало.
Два варианта. Первый - резко отпрыгнуть назад, уйти в кувырок через спину и избежать чересчур близкого знакомства с бампером с одной стороны и стеной дома - с другой. Но тогда он впечатает в стену Лялю. Второй - резко шагнуть вперед и сдвоенным толчком ладоней запустить Лялю в небольшой полет в сторону клумбы. Весит она раза в два меньше меня, пролетит метра три точно, и окажется вне зоны поражения. Но Семен - мужик умный, и оставлять в живых лишнего свидетеля преднамеренного убийства точно не станет, а я ее защитить уже не смогу. С его возможностями и связями Ляля точно не жилец.
Думал ли я что-то такое в тот момент? Да нихрена. На этом экзамене, что бы вам там, извне кастрюли, ни показалось, выбора не было - билет мне достался всего один. Поэтому я шагнул вперед, к Ляле, чтобы толкнуть ее. А она внезапно шагнула навстречу и попыталась толкнуть меня. И вместо двух толчков получились одни объятия, а потом весь мир залил ослепительно белый свет.
Такой же белый, как тонкие, воздушные шторы, медленно и торжественно колыхающиеся под дуновением теплого ветерка из приоткрытых окон. Полумрак комнаты разбавляет какое-то расслабленное, совсем не наше солнце. В щель между шторами виднеется пятизвездочно-синее, совсем не наше небо. Ляля дрыхнет, уткнувшись в мое плечо. А саундтрек к этой пасторали - всего из двух звуков: шум прибоя и бешеный стук моего сердца, как и всегда после этого сна.
Эта кошмарная развязка снится мне до сих пор, хотя на самом деле все сложилось совсем иначе. Семен действительно оказался неглупым, по-своему порядочным мужиком, и свой должок передо мной не только помнил, но и отдал сполна. Увидев, кто закрывает собой его жену, он даже не удивился. Понимал, говорит, что веду себя с ней как последняя сволочь, и был уверен, что рано или поздно какой-нибудь супермен, защитник слабых и каратель негодяев, начистит ему за эти выходки табло. А других суперменов, помимо меня, на его жизненном пути не случилось. Остановил свою тачку в паре метров от нас, вышел, постоял, помолчал, заплакал. Совсем по-детски заплакал. Похоже, остатки хмеля вышли вместе со слезами - мы коротко и спокойно обсудили ситуацию и приняли все необходимые решения прямо там, у капота. Ключи от машины Семен отдал мне - точнее, Ляле, в качестве извинений. И прощального подарка. Клянусь, я его не бил. Вначале очень хотелось, но Семен сделал правильный выбор. Поступил по справедливости.
И вот что я хочу вам сказать про этот пресловутый выбор, последствия которого мы можем оценить лишь спустя какое-то время и блаблабла. На самом деле есть один способ оценить, насколько ваш выбор в каждой ситуации ошибочен или верен. Точнее - единственный признак безошибочно верного выбора, о чем бы ни шла речь.
Каждый раз, совершая какой-то поступок не в своих интересах, а в интересах другого человека, вы поступаете правильно. Каждый раз, делая что-то не для себя, а для другого, вы делаете правильный выбор. Сиюминутная корысть, и даже ваши гипотетические предположения о выгоде в перспективе - просто глупые домыслы, смешные надежды хрупких человечков с очень коротким сроком эксплуатации. И эту надежду может обнулить любой случайный кирпич. Или бампер. И вы не хуже меня это знаете, но не хотите об этом думать.
Любой выбор, сделанный для себя, спорен и неоднозначен. Любое решение, искренне принятое в интересах другого, без оглядки на собственные - верно, безукоризненно и безупречно. Каждый раз, сдавая этот ежедневный экзамен, выбирайте ситуации, в которых нет выбора, и поступайте единственно возможным способом.
Когда нет выбора - нет шанса на ошибку. Да, вот так просто все устроено.