Глава: «Утиная охота» Александра Вампилова (1978), реж.Марк Вайль
Главы из книги «Неизвестный / Известный театр Марка Вайля «Ильхом»
Оксана Хрипун. «Утиная охота» Александра Вампилова (1978)
"Утиная охота" начиналась рядом с залом, в баре, где зрителю подавали кофе, а щеголеватый молодой человек за стойкой откликался на имя Дима. Он же пускал зрителя в зал вместе с Саяпиным и Кузаковым, которые нажимали кнопочку звонка у двери..."[1] квартиры N 20 с надписью "Зилов В.А." Зритель проходил, попутно изучая отпечатанную на машинке памятку-программку с цитатами из классиков.
Онегин. Печорин…
" - Где Печорин? - На охоте..."
Сценография к спектаклю "Утиная охота" В.Чижевского ("Утиная охота" А.Вампилова, режиссёр Марк Вайль. 1976 г)
Холодный фосфоресцирующий резкий поток света, дающий ощущение марева, как прозрачный занавес отделял зал от подмостков. В его отсветах неприятно графично вырисовывались лица, что заставляло отводить глаза "от соседа" и смотреть сквозь дымку на одинокого человека, спящего посреди сцены, игровое пространство которой, как, впрочем, и зрительный зал, было охвачены сетями-силками.
Вампилов, считает К. Рудницкий, исходил из того, что "абсурдность сценической ситуации, совершенно невообразимой в повседневной будничности бытия, может - и должна! - подобно сильному лучу прожектора, прорезавшему туман, вдруг ярко высветить характерные черты реальности..."[2].
В спектакле М.Вайля луч прожектора, вернее, прожекторов, существовал буквально и создавал эффект ирреальности, в которой жили персонажи и в нее втягивали, нет, скорее вталкивали зрителя.
Герои пили - много и часто - и ели из обычных рюмок и тарелок, но - в тарелках ничего не лежало, из бутылок не лилось. Копья-пики, втыкаемые "соболезнующими" персонажами вокруг спящего "мертвого" Зилова - пригвождали сеть к полу, и... оказывались остренькими камышинками. Главным местоопределяющим предметом был стол: кафе или дом Зилова обозначались лишь цветом скатерки, покрывающей его. Стоило убрать скатерть и чуть наклонить поверхность - перед нами пульман в конторе Зилова (художник - В.Чижевский).
Вот за этим как будто - то ли ты действительно видишь что-то, то ли тебе говорят, что ты видишь, - Вайль и искал те ключи, которыми драматургия Вампилова открывала возможности соединать реальность и символизм, психолгическую мотивацию и импровизационную игру.
Игру, сочетающую достоверность, быть может, даже документальность, и актерский этюд. В пространстве одновременно натуральном и максимально условном. Во времени непрерывном, последовательно развивающемся от минуты к минуте для Зилова, и, вдруг дискретном - для зрителя, - когда прошлое вскакивает в будущее, а будущее оказывается в прошлом.
"Эта "Утиная охота" - спектакль о завоевателях жизни, истинных и мнимых, о победителях и побежденных, как в детской игре сыщик, ищи вора; охотник, убей утку", - считает Н.Казьмина. Основной темой для Вайля стала тема не охоты в оружейно-добывательском смысле, а охоты как желания, от - хочу, хотеть и т.д. Они играли спектакль о том, кто чего хочет, и что бывает, когда кто-то больше ничего на свете не хочет. О прелести и величии желания, и, в то же время, об ужасе от его отсутствия. Об этом была история Зилова в "Ильхоме". И, для того чтобы обыграть такую тему, режиссеру нужен был Зилов, каким он был в исполнении М.Корыцева.
Михаил Корыцев в роли Зилова ("Утиная охота" А.Вампилова, режиссёр Марк Вайль. 1976 г)
Он был молод. Очень молод, что важно, - около 25-28 лет. И он был игрок. Человек, который хотел играть, умел играть и мог играть. Ему так нравилось быть умнее других. Ему так нравилось ощущение того, что он может всех обставить. Ему так нравилось, когда у него была девушка такая, которую хотят все, а у него она есть. Сексуальное, мужское начало этого Зилова играло не последнюю роль. Ему так нравилось получать удовольствие от всего, в частности оттого, что жизнь где-то внизу и все проводят ее в какой-то белиберде, а он над..., удачливее других, и может плюнуть на все. Но больше всего ему нравилось получать удовольствие от своих жизненных импровизаций, от того, что способен превратиться и в этого, и в того, и в того… "Речи Зилова - речи поэта". Вот только его ли это речи? Исполненные словно под сурдинку и сохраняющие красоту звука, они - неестественны - лишь отголосок чужих речей. Н.Казьмина писала: "...в спектакле все мужчины носят маски: демократа, циника, лопуха.. Все женщины явно сильнее мужчин, оттого те и тянутся к ним как слабый к сильному, только Вера (Г.Луковникова) единственная "маска зиловского окружения, которая в каждой сцене неизменно загадочна. Вера загадочна оттого, что схожа с Зиловым, и оттого, что предвидит зиловский финал". Но и она - маска.
Единственно, кто всерьез интересен Зилову - официант Дима (В.Голованов). «Дима все время присутствует на сцене, развешивает сети, словно готовит ловушку, переставляет мебель, перезаряжает ружье, что-то прибирает без лишней суеты. Зилов, беседуя с ним, будто беседует с самим собой. Дима с мрачным достоинством и превосходством реагирует на реплики Зилова, словами и молча, лениво и выразительно кривя рот, ухмыляясь или пристально вглядываясь». Чем привлекает Зилова этот человек? Тем, что не может найти в себе Зилов - сильный внутренний стержень. Именно это и предопределяет исход их молчаливого поединка, напоминающего ленивую игру кошки с пойманной мышкой.
Этого Зилова губила его очень высокая самооценка. Она не оправдывалась. Удовольствие от желания оборачивалось в конце концов тем, что он не находил чего желать - не было ничего стоящего внимания, - все дальнейшее не имело смысла. И тогда происходило то, от чего приходила в недоумение критик Н.Казьмина: «Собственно даже непонятно, как этот Зилов мог прийти к мысли о самоубийстве. Собираясь на охоту, надевает белое. Собираясь стреляться, надевает белое! С криком, театрально вскидывает ружье на Диму. В последний раз по лицу официанта пробегает тревога. Но в следующий миг ему становится ясно, что Зилову никогда не застрелиться, не быть охотником, а Диме, значит, не иметь укора перед глазами». В завершение рецензент констатирует: «На наших глазах Зилов совершает свой единственный, хотя не лучший поступок: собирает рюкзак и уезжает с человеком, которого только что презирал».
Я бы добавила: кажется, его больше ничто в будущем и не потревожит. Он готов просто добывать, как учил его официант Дима, не волнуясь. Надев белое, этот Зилов действительно не приходит, он проходит мимо мысли о самоубийстве. "С криком, театрально вскидывает ружье"... Ружье - самое дорогое, что есть у него. Самая натуральная, единственная настоящая вещь в спектакле - старинное, фирменное ружье. Единственное, что он действительно любит, к чему привязан. Его натуральная тяжесть окончательно отрезвляет Зилова. Он становится двойником Димы-официанта - уверенным и хладнокровным, почти мертвым.
Что же касается последнего выстрела и боя часов (из знаменитой пинкфлойдовской композиции), под который в последнюю минуту спектакля прожектора, медленно разворачиваясь, ударяли снопом света в лица зрителей, то к Зилову это уже не имело никакого отношения. Режиссер, в духе классического блюза, завершал спектакль повторением начальной темы, адресуя ее зрителю.
Марк Вайль.взгляд режиссера.
Прожектора, бьющие в зал в духе театра 70-х, в конце спектакля как бы должны были подчеркнуть: все, что было - это про меня и про вас.
Почему «Утиная охота»? Такое ощущение, что этот вопрос и не вставал перед нами. В годы студенчества мы искали и читали машинописные экземпляры пьес Вампилова. Мы ощущали в нем драматурга нашего поколения. По слухам, «не рекомендованная» к постановке «Утиная охота» была уже напечатана, а театры почему-то не бросились ее ставить. Как только нам стало ясно, что есть где репетировать и потом играть, всплыло имя Вампилова, и следом название тогда еще никем не поставленной пьесы. Репетиции «Утиной» в студии шли долго, прерывались затянувшейся реконструкцией павильона, уходом случайных людей. Из десяти актеров, начинавших спектакль, остались двое. Те, кто завершил работу, остались в студии надолго.
Первый просмотр «Утиной» в апреле 1978 года решил многое. В этот день стало ясно, что мы родились и мы есть. И то, что родились в таком материале, было закономерно.
Трагической смерти автора жизнь противопоставила рождение огромного количества вампиловских постановок... Но не покидало ощущение, что драматург опередил театральное время.
Не мне судить о принципиальности нашей работы (о ней достаточно писали). Но, судя по увиденным мною позже спектаклям по «Утиной охоте», мы были близки к истине. Быть может потому, что играли себя и героям спектакля было всего под тридцать. Быть может, потому что играли не «драму» героя, а способ - стиль жизни, в котором драмы случаются не от активного столкновения героя с реальностью (как это было в ранних пьесах Розова), а, наоборот, от не столкновения и превращения будней в некий обыденный ритуал, где полулюбовь, полудружба, занятие профессией, увлечение охотой выстраиваются в один утомительный ряд.
Мы с самого начала остро почувствовали,что «Утиная охота» пропитана чем-то, что стоит над добротным реализмом в искусстве. Нам были важны сны Зилова и его монологи.
Мы договорились играть пьесу сдержанно. Фактически в течение всего спектакля мы произносили текст вполголоса (малая сцена это позволяла), ничего не расскрашивая и не форсируя. Естественная смена ритмов и состояний разных сцен вносили в нашу документальную игру контраст и напряжение. Все действие спектакля строилось на расщепленных деревянных подмостках. Нам хотелось создать иллюзию отсутствия твердой почвы под ногами наших героев, мираж болота, куда Зилов и прекрасный стрелок Дима-официант вот вот отправятся на охоту. Вполне в традиции русской драматургии мы поделили наших героев на два условных лагеря - по принципу «волки и овцы» - на «охотников и уток».
За этой простой схемой возникал невидимый механизм жизни. Несостоявшийся, по большому счету, зарабатывающий на хлеб профессией официанта - герой Дима, преодолевая немыслимые комплексы ежедневно прислуживающего человека, научился не волноваться по поводу несложившейся карьеры и просто метко и холодно попадать в цель, беря от жизни все, что можно взять в его положении. Он охотник. Зилов, которому повезло с карьерой - как никак инженер (хотя бог знает в какой конторе он служит) - на охоте и в жизни мажет: то с женщинами запутывается, то на похороны к родному отцу опаздывает. На ходу соблазняет (как в силки ловит) девочку Иру, ранит жену Галю и стрельнув походя в очередной раз, как-то запросто убивает случайно зачатого ребенка. Галина, не спрося его решается на аборт. В окружении Зилова сильная Вера продолжает охотиться за бывшим любовником Зиловым. Кушак охотится за Верой, которую хочет сделать любовницей. Сослуживец Зилова - Саяпин невинная жертва производственных интриг. Он - “утка”, причем подсадная. Так раскручивается коллизия пьесы и случается история полудружбы, полудела, полулюбви и осуществления полужеланий.
Среди героев Вампилова нет отрицательных и положительных. В реальных обстоятельствах они проявляются, если так можно выразиться, художественно объективно. «Утиная охота» почти энциклопедия психологии «нашего» конформизма. Когда-нибудь ее можно будет поставить как историческую пьесу.
Знаменитый в своё время московский театр «Современник» в середине 50-х начинался с В. Розова. «Вечно живые» соединили живую историю современников театра и их сегодняшний день, определили гражданский настрой коллектива. Репертуар «Ильхома», родившегося двадцать лет спустя, в середине 70-х, начался с «Утиной охоты» А. Вампилова.
Иногда мне кажется, что выбор пьесы в начале нашего пути был символичным и надолго предрешил нашу судьбу. Много лет спустя я думаю уже не о «тактической» ошибке, допущенной в начале[3], а о том, что нравственный и художественный уровень пьесы Вампилова привил нам некий иммунитет, который впоследствии предохранял меня (уверен, что в «Ильхоме» не только меня) от многих соблазнов и случайного выбора.
[1] Казьмина Н. История одной студии.// Театр. 1981. № 9. Москва.
[2] Рудницкий К. Театральные сюжеты. М., 1990. Москва.
[3] Начинать в советское время с не очень «лояльной» времени пьесы считалось «безрассудством», «политической» ошибкой.