Туда-сюда
Оригинал записи находится по адресу GRUNGER.net. Комментарии принимаются и там же тоже :)
Одно время я боялся выходить из комнаты. Не в прямом смысле, конечно. Потом перестал - и даже больше, захотелось как можно гуще, чаще, везде на пути оставлять свои отпечатки пальцев. Как когда-то в детстве, возвращаясь из Гомеля на поезде, я глядел в окно и видел мелькающие деревни, окошки, лица. И всё думалось, что я никогда-никогда их не узнаю, не увижу, не разгляжу. Не узнаю в каком углу комнаты стоит у них телевизор и какие книги они читают. Чёрт подери, я никогда не дотронусь, не сорву листик с этих мелькающих, с той стороны деревьев. Пик самоощущение моего Я на всей это муравьиной плоскости.
Феодосия-Киев, зайцами, в купе проводника.
Премудрый пИскарь из меня не вышел. Как-то само собой вчитался Керуак и прочая бит-проза, романтика натянулась, да и против дорожной пыли на кедах никогда не имел ничего против. Пыхтя-крехтя, с двумя сумками и толстым бэгом - вверх и вниз, но всегда прямо - иду себе, ковыляю по-тихому. И вознаграждение этому - память, тёплые лица случайных встречных (не тёплые - в памяти не остаются) и не толстая тетрадка, в которую уже давно ничего не писал. Вся эта бесконечная история, как невозможность наступить на линию горизонта - тянется от шага к шагу. Хорошо это, наверное.
Одно время я боялся выходить из комнаты. Не в прямом смысле, конечно. Потом перестал - и даже больше, захотелось как можно гуще, чаще, везде на пути оставлять свои отпечатки пальцев. Как когда-то в детстве, возвращаясь из Гомеля на поезде, я глядел в окно и видел мелькающие деревни, окошки, лица. И всё думалось, что я никогда-никогда их не узнаю, не увижу, не разгляжу. Не узнаю в каком углу комнаты стоит у них телевизор и какие книги они читают. Чёрт подери, я никогда не дотронусь, не сорву листик с этих мелькающих, с той стороны деревьев. Пик самоощущение моего Я на всей это муравьиной плоскости.
Феодосия-Киев, зайцами, в купе проводника.
Премудрый пИскарь из меня не вышел. Как-то само собой вчитался Керуак и прочая бит-проза, романтика натянулась, да и против дорожной пыли на кедах никогда не имел ничего против. Пыхтя-крехтя, с двумя сумками и толстым бэгом - вверх и вниз, но всегда прямо - иду себе, ковыляю по-тихому. И вознаграждение этому - память, тёплые лица случайных встречных (не тёплые - в памяти не остаются) и не толстая тетрадка, в которую уже давно ничего не писал. Вся эта бесконечная история, как невозможность наступить на линию горизонта - тянется от шага к шагу. Хорошо это, наверное.