Слабое подражание Лукиану
Слабое подражание Лукиану
А. - Почтенный согражданин, зачем ты так долго шагаешь по этой беговой дорожке? Ты, кажется, весь раскраснелся и устал. Заботишься ли ты таким образом о своем здоровье?
Б. - Совсем, друг мой, не в этом дело. Но посмотри, что лежит на горизонте в том самом направлении, куда смотрит беговая дорожка, по которой я иду с таким, как ты говоришь, - и клянусь, говоришь верно, - неослабным упорством.
А. - На горизонте в этом направлении я вижу нечто сверкающее и как будто прекрасное.
Б. - Ты прав. Это не что иное, как демократия и торжество закона. К ним-то я и направляюсь неутомимо.
А. - Но ты как будто не сдвигаешься с места в этом направлении больше, нежели на длину беговой дорожки, и то не на всю.
Б. - И в этом ты прав. Ведь этой беговой дорожкой управляют враги народа и демократии, и всякий раз, как я ускоряю шаг, они ускоряют в той же или даже большей мере обратное движение полосы, по которой я иду, так что я никак не могу дойти до конца дорожки и отправиться в том же направлении дальше.
А. - Отчего же ты не пойдешь к своей цели иным путем, лежащим справа или слева от этой беговой дорожки?
Б. - Помилуй, друг, ведь, во-первых, как раз эта дорожка лежит в прямом направлении к той прекрасной цели, и тем самым любой путь, взятый влево или вправо от нее, уже не был бы прямым, а оказался бы окольным и не подобал бы прямоте моего духа. А во-вторых, погляди направо и налево от дорожки. Что ты видишь?
А. - Пожалуй, направо и налево от дорожки я вижу набросанные в беспорядке, будто рукою неких титанов, каменные завалы, по которым и получаса не пройдешь, не сломав себе шеи.
Б. - Ты вновь прав; но не титаны накидали эти завалы, а те самые враги демократии, что управляют беговой дорожкой. Теперь ты видишь, что будь то по причинам, связанным с достоинством моего духа или с возможностями тела, я могу двигаться к цели только по этой дорожке.
А. - Но ведь по дорожке ты тоже не можешь к ней пройти больше, чем на несколько шагов, и с большими затратами сил движешься на месте!
Б. - Ты, друг, как будто не одобряешь меня; между тем я хотя бы двигаюсь к священной цели, к тому же в прямом направлении, и затрачиваю на это немало сил, ты же и вовсе ничего не делаешь для ее достижения!
А. - Но ведь и ты, почтенный, ничего не делаешь для ее достижения, ибо таким способом, какой ты избрал, достигнуть ее нельзя.
Б. - Что ты говоришь? Как это я ничего не делаю для ее достижения, когда я неустанно шагаю к ней прямым путем и весь красен от этих усилий?
А. - Думается, мы с тобой по-разному понимаем слово "делать". Но оставлю это и спрошу: надеешься ли ты достичь цели таким или каким-либо иным образом или хотя бы подвинуться к ней дальше, чем на некую часть длины дорожки?
Б. - А разве это не достойно похвалы? Не говорят ли мудрые серы, что дорога в тысячу расстояний начинается с одного шага?
А. - Они, однако, подразумевают, что после этого шага путь продолжится чем-то иным, чем топтание на месте.
Б. - Похоже, друг, что тебе больше по душе враги демократии, чем она сама, и ты желаешь посредством хитросплетений отвлечь меня от моего к ней стремления.
А. - Но, друг мой, зачем бы мне делать это, ведь тебе и так не продвинуться к ней дальше длины дорожки.
Б. - Если и так, я являю пример достоинства духа, ты же - нет. Но обстоятельства еще благоприятнее для моего дела: ведь рано или поздно враги демократии могут вступить меж собою в ссору или облениться и пренебречь своим занятием, и тогда дорожка остановится, и я смогу дойти до цели.
А. - Для чего же ты двигаешься по ней сейчас? Ведь это не может приблизить тот миг, когда враги демократии поступят так, как ты говоришь; напротив, твои занятия лишь усиливают их единство и бдительность в отношении вращения дорожки.
Б. - Ты, я вижу, все говоришь так, как сходно с желаниями врагов демократии; вот уж и на этой дорожке незачем мне, по-твоему, топотаться в борьбе с ними! Но знай, для чего мне особенно стоит идти по ней и сейчас. Если я буду поступать так до того мига, как дорожка остановится по названным мной причинам, то в тот миг окажется, что за годы хождения по ней я накопил бесценный опыт и искусство шагать и вполне освоился с ее направлением; так что чуть только дорожка в силу указанных причин остановится, как я без труда пройду ее до конца и споро дошагаю дальше до демократии, в то время как ты, не имея такого опыта, ничего не сможешь совершить в этом отношении.
А. - Мне сдается, что ходить - не такое уж великое искусство, и если дорожка в самом деле когда-нибудь остановится, то после этого дойти до демократии одинаково сможет всякий, ходил ли он годами на месте по этой беговой дорожке или не ходил; и скорее надо опасаться, что до нее намного скорее тебя доберется тот, кто похитрее, после чего цель снова окажется недостижимой и подмененной завалами и беговой дорожкой, как это уже было. Ты же упражняешь не хитрость, а ноги, и упражняешь в том, что едва ли пригодится за пределами беговой дорожки, ибо если ты пройдешь ее до конца и двинешься дальше по местности, ты обнаружишь, что идти по ней - совсем не то, что двигаться по беговой дорожке.
Б. - Вновь пустые хитросплетения! Но погоди - я слышу скрип механизмов и гул брани и ударов и чувствую, как дорожка замедляется; не наступает ли тот самый миг, о котором я тебе говорил? Ведь это враги демократии перессорились и оставили управление дорожкой! Воистину, сами боги пришли на помощь правому делу!
А. - И верно: вон уж они тузят друг друга, а дорожка остановилась.
(Б. порывается вперед по дорожке, но та внезапно проваливается и перед ней возникает новый неприступный каменный завал, неразрывно продолжающий теперь те завалы, что расходились от дорожки направо и налево. Наверху завала возникает новый стратиг стражи, Сэфэс Фушэй, садится, забросив ногу за ногу, и длинно сплевывает вниз).
Б. (к Фушею): - Как же мне теперь идти к цели, мошенник?
Фушей: - А как тебе угодно, добрый гражданин.
А. - Почтенный согражданин, зачем ты так долго шагаешь по этой беговой дорожке? Ты, кажется, весь раскраснелся и устал. Заботишься ли ты таким образом о своем здоровье?
Б. - Совсем, друг мой, не в этом дело. Но посмотри, что лежит на горизонте в том самом направлении, куда смотрит беговая дорожка, по которой я иду с таким, как ты говоришь, - и клянусь, говоришь верно, - неослабным упорством.
А. - На горизонте в этом направлении я вижу нечто сверкающее и как будто прекрасное.
Б. - Ты прав. Это не что иное, как демократия и торжество закона. К ним-то я и направляюсь неутомимо.
А. - Но ты как будто не сдвигаешься с места в этом направлении больше, нежели на длину беговой дорожки, и то не на всю.
Б. - И в этом ты прав. Ведь этой беговой дорожкой управляют враги народа и демократии, и всякий раз, как я ускоряю шаг, они ускоряют в той же или даже большей мере обратное движение полосы, по которой я иду, так что я никак не могу дойти до конца дорожки и отправиться в том же направлении дальше.
А. - Отчего же ты не пойдешь к своей цели иным путем, лежащим справа или слева от этой беговой дорожки?
Б. - Помилуй, друг, ведь, во-первых, как раз эта дорожка лежит в прямом направлении к той прекрасной цели, и тем самым любой путь, взятый влево или вправо от нее, уже не был бы прямым, а оказался бы окольным и не подобал бы прямоте моего духа. А во-вторых, погляди направо и налево от дорожки. Что ты видишь?
А. - Пожалуй, направо и налево от дорожки я вижу набросанные в беспорядке, будто рукою неких титанов, каменные завалы, по которым и получаса не пройдешь, не сломав себе шеи.
Б. - Ты вновь прав; но не титаны накидали эти завалы, а те самые враги демократии, что управляют беговой дорожкой. Теперь ты видишь, что будь то по причинам, связанным с достоинством моего духа или с возможностями тела, я могу двигаться к цели только по этой дорожке.
А. - Но ведь по дорожке ты тоже не можешь к ней пройти больше, чем на несколько шагов, и с большими затратами сил движешься на месте!
Б. - Ты, друг, как будто не одобряешь меня; между тем я хотя бы двигаюсь к священной цели, к тому же в прямом направлении, и затрачиваю на это немало сил, ты же и вовсе ничего не делаешь для ее достижения!
А. - Но ведь и ты, почтенный, ничего не делаешь для ее достижения, ибо таким способом, какой ты избрал, достигнуть ее нельзя.
Б. - Что ты говоришь? Как это я ничего не делаю для ее достижения, когда я неустанно шагаю к ней прямым путем и весь красен от этих усилий?
А. - Думается, мы с тобой по-разному понимаем слово "делать". Но оставлю это и спрошу: надеешься ли ты достичь цели таким или каким-либо иным образом или хотя бы подвинуться к ней дальше, чем на некую часть длины дорожки?
Б. - А разве это не достойно похвалы? Не говорят ли мудрые серы, что дорога в тысячу расстояний начинается с одного шага?
А. - Они, однако, подразумевают, что после этого шага путь продолжится чем-то иным, чем топтание на месте.
Б. - Похоже, друг, что тебе больше по душе враги демократии, чем она сама, и ты желаешь посредством хитросплетений отвлечь меня от моего к ней стремления.
А. - Но, друг мой, зачем бы мне делать это, ведь тебе и так не продвинуться к ней дальше длины дорожки.
Б. - Если и так, я являю пример достоинства духа, ты же - нет. Но обстоятельства еще благоприятнее для моего дела: ведь рано или поздно враги демократии могут вступить меж собою в ссору или облениться и пренебречь своим занятием, и тогда дорожка остановится, и я смогу дойти до цели.
А. - Для чего же ты двигаешься по ней сейчас? Ведь это не может приблизить тот миг, когда враги демократии поступят так, как ты говоришь; напротив, твои занятия лишь усиливают их единство и бдительность в отношении вращения дорожки.
Б. - Ты, я вижу, все говоришь так, как сходно с желаниями врагов демократии; вот уж и на этой дорожке незачем мне, по-твоему, топотаться в борьбе с ними! Но знай, для чего мне особенно стоит идти по ней и сейчас. Если я буду поступать так до того мига, как дорожка остановится по названным мной причинам, то в тот миг окажется, что за годы хождения по ней я накопил бесценный опыт и искусство шагать и вполне освоился с ее направлением; так что чуть только дорожка в силу указанных причин остановится, как я без труда пройду ее до конца и споро дошагаю дальше до демократии, в то время как ты, не имея такого опыта, ничего не сможешь совершить в этом отношении.
А. - Мне сдается, что ходить - не такое уж великое искусство, и если дорожка в самом деле когда-нибудь остановится, то после этого дойти до демократии одинаково сможет всякий, ходил ли он годами на месте по этой беговой дорожке или не ходил; и скорее надо опасаться, что до нее намного скорее тебя доберется тот, кто похитрее, после чего цель снова окажется недостижимой и подмененной завалами и беговой дорожкой, как это уже было. Ты же упражняешь не хитрость, а ноги, и упражняешь в том, что едва ли пригодится за пределами беговой дорожки, ибо если ты пройдешь ее до конца и двинешься дальше по местности, ты обнаружишь, что идти по ней - совсем не то, что двигаться по беговой дорожке.
Б. - Вновь пустые хитросплетения! Но погоди - я слышу скрип механизмов и гул брани и ударов и чувствую, как дорожка замедляется; не наступает ли тот самый миг, о котором я тебе говорил? Ведь это враги демократии перессорились и оставили управление дорожкой! Воистину, сами боги пришли на помощь правому делу!
А. - И верно: вон уж они тузят друг друга, а дорожка остановилась.
(Б. порывается вперед по дорожке, но та внезапно проваливается и перед ней возникает новый неприступный каменный завал, неразрывно продолжающий теперь те завалы, что расходились от дорожки направо и налево. Наверху завала возникает новый стратиг стражи, Сэфэс Фушэй, садится, забросив ногу за ногу, и длинно сплевывает вниз).
Б. (к Фушею): - Как же мне теперь идти к цели, мошенник?
Фушей: - А как тебе угодно, добрый гражданин.