"Что несет Деникин?" Репрессии сил ген. Шкуро в Воронеже, осень 1919
"Что несет Деникин?" Репрессии сил ген. Шкуро в Воронеже, осень 1919
Я долго думать-то не стану, исторью мира напишу (с) В.Е. Колосовский, в смысле, приведу я просто сообщение из газеты "Правда" от 30.10.1919 по н.с. под названием "Что несет с собой Деникин?" (приведено в: Дни грозовые. Воронежская организация КПСС в годы гражданской войны (1918-1920 гг.). Документы и материалы. Воронеж, 1960. С. 150-151). Надо полагать, газета "Правда" была последним изданием в мире, которое могло бы _приуменьшить_ размах белых расправ в Воронеже. Надо добавить, что это был момент крайнего ожесточения в войне, а Воронеж заняли не кто-нибудь, а кубанские казачьи части под командованием Шкуро, т.е. войска, не отличавшиеся самым высоким уровнем дисциплины и правосознания даже по сравнению со средними величинами такового на войне вообще и гражданской в частности. Воронеж был занят войсками Шкуро 1 октября по н.с. и захвачен красными войсками снова 24 октября 1919 по н.с., так что материал, появившийся в "Правде" 30-го октября, отражает сведения, собранные советской стороной в Воронеже уже после его занятия - т.е. фактически все трехнедельное владычество белых в городе.
После всего этого читаем:
"ЧТО НЕСЕТ С СОБОЙ ДЕНИКИН? Несколько дней господства белых в Воронеже (от Воронежского корреспондента). Казаки 3 Конного корпуса генерала Шкура заняли Воронеж 1 октября.
Сразу же начались ловля и казни коммунистов. Всего было арестовано в первые дни казацкой охранкой около 30 человек. В числе захваченных оказались комендант г. Воронежа
тов. Скрибис и первый председатель Воронежского губернского исполнительного комитета тов. Моисеев. Все они повешены (или расстреляны). Среди замученных казаками большинство рабочих, не эвакуировавшихся из города, и семьи тех из товарищей, которые остались в городе. [Автор этим хочет сказать не то, что казаки замучили большинство воронежских рабочих и пр., а то, что большинство из репрессированных составили рабочие и пр. В Воронеже несколько сот рабочих добровольцами поступили к Шкуро, составив 1-й Железнодорожный - по месту работы большинства из них - батальон, которым Шкуро поставил командовать полковника Николая Рудсона, этнически, кстати, эстонца]. Все квартиры, где жили партийные работники или их семьи, разграблены дотла. Грабежи вообще носили самый дикий характер. Растащены товары изо всех складов, из магазинов, из частных квартир. Среди замученных белыми несколько человек евреев-обывателей. Еврейская масса вся ограблена до нитки. Издевательствам, избиениям нет конца. Белый террор принял ужасающие размеры".
За истекшие примерно 100 лет поиск и увековечение памяти советских жертв (в 1929, например, был возведен доселе стоящий памятник "жертвам белого террора", допрежь всего т. Скрибису сотоварищи) ничем этого не дополнил. Нынешнее краведение описывает дело так же, как "Правда":
"Однако подошедшие дивизии генерала Шкуро 1 октября 1919 года снова захватили Воронеж. И сразу стали возрождаться старые, ненавистные порядки. Заводы, мельницы, магазины, дома возвращались бывшим владельцам. Расстрелы, пытки, погромы - вот что принесли трудовому люду белые. На площади Круглых рядов, возле которых белобандиты устраивали пышные смотры войск, были построены виселицы. Первыми на них были повешены захваченные белоказаками комендант города, командир комендантской роты Скрибис, комиссар Волгин, следователь ЧК Иванов, коммунист Петров, машинист Шлегель. Затем были совершены другие казни. Десятки преданных Советской власти людей, в том числе А. С. Моисеев, председатель Воронежского ревкома в дни октябрьских событий, были расстреляны по приговору так называемого «суда». Но власть мамонтовцев и шкуровцев продержалась недолго. У стен города появились части 8-й армии, конный корпус С. М. Буденного. 24 октября город был освобожден. Он навсегда стал советским!" (http://mygeog.ru/ot-nauki-do-iskusstva/ , 2011)
Выяснение персонального состава казненных заняло у советских авторов немало времени, обращались они к этому вопросу многократно, так что и тут упущено могло быть немногое. Прежде всего упоминаются четверо повешенных в главную казнь - 4 октября, и казненные на той же виселице на Круглых Рядах в следующие дни. Это были: комендант Воронежа Скрибис, большевик и командир бронепоезда Шлегель, участковый железнодорожный комиссар Лаврентьев, следователь губернского ЧК Иванов (надо добавить, что советские авторы не учли в своем перечне основного состава Воронежского ЧК, изрубленного при взятии города - он попал в как бы потери боевые), и Петров, о котором советские авторы не знают ничего, кроме фамилии, Нониев, о котором они же выяснили лишь то, что он был заведующим похоронного бюро Воронежа. Комиссар Волгин был приговорен, но смог бежать и потом жил в Воронеже после ГВ. Кроме того, советские авторы упоминают казни председателя Воронежского ревкома Моисеева, партийного работника и подпольщика Бабицкого (казнен на пл. Застава по приговору военно-полевого суда, в советских изданиях 1960-х гг. воспроизведена часть газетного сообщения об этом приговоре: "рассматривалось дело Бабицкого Ефима Моисеевича, обвиняемого в активной коммунистической пропаганде и вооруженной борьбе с Добровольческой армией. Обвиняемый Бабицкий заявил, что сражался против Добровольческой армии совершенно добровольно, по собственному желанию. Ввиду этого заявления суд приговорил Бабицкого к смертной казни"), "комсомолки из революционной семьи" (советская характеристика) Марии Копыловой, расстрелянной в Рамонском р-не города, председателя Чижовского ревкома Солодовникова, комиссара Зубрилова. Всего по именем - немногим более 10 человек. Поскольку имена жертв выясняли партийные историки и краеведы много десятков лет, такое количество поименно упомянутых согласуется с числом в 30 человек казненных, указанном в "Правде" в 1919, и оценкой общего числа жертв в "десятки" в итоговом краеведении.
В Воронеже в начале 1914 проживало 94 тыс. человек, а в 1917 г. - 170 тыс. человек, из них более 80 тыс. - прибывшие из других мест (беженцы и др.). В том же 1917 евреев в Воронеже насчитывалось: 2,6 тыс. коренных и 4,3 тыс. беженцев.
Таким образом, во взятом с боя губернском большевистском центре примерно со 100 с лишним тысячами населения, из них более 5 тыс. евреев, за три недели владычества (при продолжении операции под городом и подпольной борьбы в городе) белые власти и силы Шкуро казнили и убили, по приговорам судов, эксцессуально при расправах и просто уголовно, по советскому выяснению постфактум, менее 50 человек (вернее всего - около 30) человек (кроме того или в том числе погибло "несколько человек евреев-обывателей"; корреспондент "Правды" Бабицкого сюда не включал, естественно, поскольку Бабицкий у него должен был проходить по партийной графе, а не по еврейской-обывательской).
Объяснять этот (низкий и по белым меркам ГВ) уровень можно также и общим влиянием личности командующего, ибо Шкуро был общеизвестно человеком крайне "не кровожадным, а наоборот" (кстати говоря, и он, и его жена Татьяна Шкуро, урожденная Потапова, ругали с возмущением ген. Покровского за жестокость. Шкуро - в собственных записках, а его жена [выражая также позицию мужа] - в разговоре с белым военным прокурором полк. Калининым, который это и записал. Шкуро и его жена оба даже полагали, что и большевистских руководителей среднего звена, если они не только не чинили террора, проводимого их партией и государством и не поддерживали его, но еще и пытались не дать коллегам его развернуть или хотя бы старались как-то редуцировать, казнить не надо. Калинин, кстати, о ней пишет: "Молодая женщина, превратившаяся с головокружительной быстротой из скромной офицерши в жену «героя», пока еще не вошла в роль генеральши. Что меня более всего поразило в ней, это большой пессимизм, полное отсутствие веры в успех всего белогвардейского предприятия. Старорежимные замашки господ из особого совещания, на ее взгляд, не обещали ничего доброго. - Если пойдем вперед и будем восстанавливать помещичье землевладение, далеко не уйдем, - говорила она. В этих суждениях нельзя было не видеть несомненного отражения затаенных мыслей супруга". Супруг, кстати, в своих записках выражает ту же мысль без утайки, хотя они тут оба сильно преувеличили: на деле аграрная политики Деникина сыграла крайне малую роль в его поражении, поскольку почти не дала лишних повстанцев и вообще не сказалась на притоке добровольцев: пообещай он хоть всю землю, это такого притока не вызвало бы).
Я долго думать-то не стану, исторью мира напишу (с) В.Е. Колосовский, в смысле, приведу я просто сообщение из газеты "Правда" от 30.10.1919 по н.с. под названием "Что несет с собой Деникин?" (приведено в: Дни грозовые. Воронежская организация КПСС в годы гражданской войны (1918-1920 гг.). Документы и материалы. Воронеж, 1960. С. 150-151). Надо полагать, газета "Правда" была последним изданием в мире, которое могло бы _приуменьшить_ размах белых расправ в Воронеже. Надо добавить, что это был момент крайнего ожесточения в войне, а Воронеж заняли не кто-нибудь, а кубанские казачьи части под командованием Шкуро, т.е. войска, не отличавшиеся самым высоким уровнем дисциплины и правосознания даже по сравнению со средними величинами такового на войне вообще и гражданской в частности. Воронеж был занят войсками Шкуро 1 октября по н.с. и захвачен красными войсками снова 24 октября 1919 по н.с., так что материал, появившийся в "Правде" 30-го октября, отражает сведения, собранные советской стороной в Воронеже уже после его занятия - т.е. фактически все трехнедельное владычество белых в городе.
После всего этого читаем:
"ЧТО НЕСЕТ С СОБОЙ ДЕНИКИН? Несколько дней господства белых в Воронеже (от Воронежского корреспондента). Казаки 3 Конного корпуса генерала Шкура заняли Воронеж 1 октября.
Сразу же начались ловля и казни коммунистов. Всего было арестовано в первые дни казацкой охранкой около 30 человек. В числе захваченных оказались комендант г. Воронежа
тов. Скрибис и первый председатель Воронежского губернского исполнительного комитета тов. Моисеев. Все они повешены (или расстреляны). Среди замученных казаками большинство рабочих, не эвакуировавшихся из города, и семьи тех из товарищей, которые остались в городе. [Автор этим хочет сказать не то, что казаки замучили большинство воронежских рабочих и пр., а то, что большинство из репрессированных составили рабочие и пр. В Воронеже несколько сот рабочих добровольцами поступили к Шкуро, составив 1-й Железнодорожный - по месту работы большинства из них - батальон, которым Шкуро поставил командовать полковника Николая Рудсона, этнически, кстати, эстонца]. Все квартиры, где жили партийные работники или их семьи, разграблены дотла. Грабежи вообще носили самый дикий характер. Растащены товары изо всех складов, из магазинов, из частных квартир. Среди замученных белыми несколько человек евреев-обывателей. Еврейская масса вся ограблена до нитки. Издевательствам, избиениям нет конца. Белый террор принял ужасающие размеры".
За истекшие примерно 100 лет поиск и увековечение памяти советских жертв (в 1929, например, был возведен доселе стоящий памятник "жертвам белого террора", допрежь всего т. Скрибису сотоварищи) ничем этого не дополнил. Нынешнее краведение описывает дело так же, как "Правда":
"Однако подошедшие дивизии генерала Шкуро 1 октября 1919 года снова захватили Воронеж. И сразу стали возрождаться старые, ненавистные порядки. Заводы, мельницы, магазины, дома возвращались бывшим владельцам. Расстрелы, пытки, погромы - вот что принесли трудовому люду белые. На площади Круглых рядов, возле которых белобандиты устраивали пышные смотры войск, были построены виселицы. Первыми на них были повешены захваченные белоказаками комендант города, командир комендантской роты Скрибис, комиссар Волгин, следователь ЧК Иванов, коммунист Петров, машинист Шлегель. Затем были совершены другие казни. Десятки преданных Советской власти людей, в том числе А. С. Моисеев, председатель Воронежского ревкома в дни октябрьских событий, были расстреляны по приговору так называемого «суда». Но власть мамонтовцев и шкуровцев продержалась недолго. У стен города появились части 8-й армии, конный корпус С. М. Буденного. 24 октября город был освобожден. Он навсегда стал советским!" (http://mygeog.ru/ot-nauki-do-iskusstva/ , 2011)
Выяснение персонального состава казненных заняло у советских авторов немало времени, обращались они к этому вопросу многократно, так что и тут упущено могло быть немногое. Прежде всего упоминаются четверо повешенных в главную казнь - 4 октября, и казненные на той же виселице на Круглых Рядах в следующие дни. Это были: комендант Воронежа Скрибис, большевик и командир бронепоезда Шлегель, участковый железнодорожный комиссар Лаврентьев, следователь губернского ЧК Иванов (надо добавить, что советские авторы не учли в своем перечне основного состава Воронежского ЧК, изрубленного при взятии города - он попал в как бы потери боевые), и Петров, о котором советские авторы не знают ничего, кроме фамилии, Нониев, о котором они же выяснили лишь то, что он был заведующим похоронного бюро Воронежа. Комиссар Волгин был приговорен, но смог бежать и потом жил в Воронеже после ГВ. Кроме того, советские авторы упоминают казни председателя Воронежского ревкома Моисеева, партийного работника и подпольщика Бабицкого (казнен на пл. Застава по приговору военно-полевого суда, в советских изданиях 1960-х гг. воспроизведена часть газетного сообщения об этом приговоре: "рассматривалось дело Бабицкого Ефима Моисеевича, обвиняемого в активной коммунистической пропаганде и вооруженной борьбе с Добровольческой армией. Обвиняемый Бабицкий заявил, что сражался против Добровольческой армии совершенно добровольно, по собственному желанию. Ввиду этого заявления суд приговорил Бабицкого к смертной казни"), "комсомолки из революционной семьи" (советская характеристика) Марии Копыловой, расстрелянной в Рамонском р-не города, председателя Чижовского ревкома Солодовникова, комиссара Зубрилова. Всего по именем - немногим более 10 человек. Поскольку имена жертв выясняли партийные историки и краеведы много десятков лет, такое количество поименно упомянутых согласуется с числом в 30 человек казненных, указанном в "Правде" в 1919, и оценкой общего числа жертв в "десятки" в итоговом краеведении.
В Воронеже в начале 1914 проживало 94 тыс. человек, а в 1917 г. - 170 тыс. человек, из них более 80 тыс. - прибывшие из других мест (беженцы и др.). В том же 1917 евреев в Воронеже насчитывалось: 2,6 тыс. коренных и 4,3 тыс. беженцев.
Таким образом, во взятом с боя губернском большевистском центре примерно со 100 с лишним тысячами населения, из них более 5 тыс. евреев, за три недели владычества (при продолжении операции под городом и подпольной борьбы в городе) белые власти и силы Шкуро казнили и убили, по приговорам судов, эксцессуально при расправах и просто уголовно, по советскому выяснению постфактум, менее 50 человек (вернее всего - около 30) человек (кроме того или в том числе погибло "несколько человек евреев-обывателей"; корреспондент "Правды" Бабицкого сюда не включал, естественно, поскольку Бабицкий у него должен был проходить по партийной графе, а не по еврейской-обывательской).
Объяснять этот (низкий и по белым меркам ГВ) уровень можно также и общим влиянием личности командующего, ибо Шкуро был общеизвестно человеком крайне "не кровожадным, а наоборот" (кстати говоря, и он, и его жена Татьяна Шкуро, урожденная Потапова, ругали с возмущением ген. Покровского за жестокость. Шкуро - в собственных записках, а его жена [выражая также позицию мужа] - в разговоре с белым военным прокурором полк. Калининым, который это и записал. Шкуро и его жена оба даже полагали, что и большевистских руководителей среднего звена, если они не только не чинили террора, проводимого их партией и государством и не поддерживали его, но еще и пытались не дать коллегам его развернуть или хотя бы старались как-то редуцировать, казнить не надо. Калинин, кстати, о ней пишет: "Молодая женщина, превратившаяся с головокружительной быстротой из скромной офицерши в жену «героя», пока еще не вошла в роль генеральши. Что меня более всего поразило в ней, это большой пессимизм, полное отсутствие веры в успех всего белогвардейского предприятия. Старорежимные замашки господ из особого совещания, на ее взгляд, не обещали ничего доброго. - Если пойдем вперед и будем восстанавливать помещичье землевладение, далеко не уйдем, - говорила она. В этих суждениях нельзя было не видеть несомненного отражения затаенных мыслей супруга". Супруг, кстати, в своих записках выражает ту же мысль без утайки, хотя они тут оба сильно преувеличили: на деле аграрная политики Деникина сыграла крайне малую роль в его поражении, поскольку почти не дала лишних повстанцев и вообще не сказалась на притоке добровольцев: пообещай он хоть всю землю, это такого притока не вызвало бы).