Массон об А.А. Безбородко, Ключевский, "обличение Николая I П.А.Федотовым"
А.А. Безбородко, бюст Шубина и картина Лампи
Masson, Mémoires secrets sur la Russie.. Ch.5
Безбородко и Морков были двумя полными противоположностями. Один - неуклюжий, тяжеловесный, небрежный, беспорядочный, со слоновьей походкой. Его богатая одежда, казалось, всегда была только что наброшена им при выходе с очередной оргии, еще оставлявшей на нем следы сонливого отупения. Другой, изысканный во всем до такой степени, что мог бы блистать в амплуа оригиналов или смешных маркизов в какой-нибудь комедии, напыщенный до безвкусия (...)
Безбородко, несмотря на свою развращенность, деятелен; временами на него находит трудолюбие. Пройдя расстояние от канцелярского писца до первого Министра (писец в канцелярии Румянцева, он сделался секретарем Екатерины. Вот что рассказывают о его карьере. Получив однажды приказание составить некий указ, он забыл об этом и явился к императрице, ничего не написав. Она спросила о нем. Безбородко, не растерявшись, вытащил из кармана чистый лист бумаги, по которому стал читать, как если бы указ был там в готовом виде. Екатерина, довольная такой редакцией, попросила лист, чтобы его подписать, и была сильно изумлена, не видя ничего, кроме чистой бумаги. Эта легкость в сочинении деловых бумаг поразила ее, и, не упрекнув секретаря за небрежность или плутовство, она сделала его государственным министром, поскольку он знал наизусть формулы указа и имел дерзость ее обморочить), он приобрел большой навык в делах и легкость в писании бумаг. Но неряшливость и беспорядочность, свойственные его внешности, отражаются на всех учреждениях, ему вверенных, и в особенности на ведомстве императорских почт, генеральным директором которых он состоит: в этом легко может убедиться всякий (действительно, при проезде через земли главного директора почт никогда нельзя было найти лошадей, и пассажиры были принуждены давать огромные взятки). До него это было самое исправное учреждение России: в скором времени оно придет в полнейшее расстройство. Его канцелярия - это всепоглощающая бездна, откуда ничто не возвращается; одно из удобств его дома, которое наилучшим образом его характеризует, состоит в том, что здесь существует множество выходов и потайных лестниц, которыми он ускользает выходя или входя, стремясь миновать несчастных, целыми днями ожидающих его в передней (рассказывают, что один проситель, не имея возможности его изловить, решился наконец проскользнуть в его карету и ждать его там. Безбородко, изумленный такой смелостью и изобретательностью, выслушал этого человека и обещал ему поговорить о его деле с императрицей. Но тот не пожелал покинуть своего места и ждал ответа в карете до тех пор, пока Безбородко не вышел из дворца. Говорят, ответ был благоприятным). Нужна была бы нить Ариадны, чтобы добраться до этого Минотавра; его, скорее всего, отыскали бы в глубине лабиринта поглощенным своей добычей - какой-нибудь девушкой. Нравы Моркова нельзя назвать образцовыми, но он не бегает по Мещанским (название той части города, где в большом числе живут публичные женщины Петербурга), как Безбородко. ...Впрочем, русская дипломатия при Екатерине II не требовала больших талантов. Она употребляла только два средства, более действенные, чем разум и красноречие: угрозы и деньги, следствием коих всегда бывают страх и развращение. Есть чему удивляться в том предубеждении, которым часть Европы (и прежде всего Германия) пропитана в пользу России. Там воображают, что петербургский кабинет состоит из людей необыкновенных: венский кабинет преклоняется перед его влиянием, а берлинский до сих пор не может избавиться от страха и уважения. Конечно, если бы ученые немецкие публицисты вблизи увидели людей, которые их ослепили, они были бы сконфужены тем, что так долго могли принимать блеск прогнившего престола за светоч гения, мишуру за богатства, нахальство за величие и самонадеянность за силу".
[Невольный комментарий от самого Безбородко - незадолго до смерти, уже при Павле, он сказал "с досадою", по восп. Шишкова, "при некотором с новыми вельможами состязании о политических делах": "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела". Ключевский по мелкой ошибке памяти перетолковал это как фразу, адресованную молодым русским дипломатам, а дальше уж стали пересказывать по Ключевскому.
Угрозы и деньги, действительно, вещь в дипломатии необычайно эффективная (доброе слово и пистолет...), и укоризны Массона по этому поводу мне страшно напоминают слова одного частного лица, которое, не зная, в чем придраться к человеку, рубившему ему дрова, не нашло лучшего как сказать: "А тебе лишь бы нарубить дров побольше да побыстрее!")
Кстати уж из тех же записок Шишкова: как-то пришли при Павле спросить Безбородко, можно ли пропустить в страну иностранную газету, где было в статье о России, в остальном не вызывающей опасений, выражение: "Проснись, Павел!"
- "Пустое пишут! - отвечал с сердцем Безбородко, - А уже так проснулся, что и нам никому спать не дает!"
***
Ключевский. Полная суть дела в нескольких словах. "...Опустившаяся монархия Людовика XIV спустя всего 77 лет после его смерти пала от того, что обратилась к своему верноподданному народу с просьбой выручить ее из затруднений, созданных ее же собственными ошибками, и, между прочим, из дефицитов и долгов... Поучительно, как отнеслись... старые монархии к катастрофе, постигшей их образец. Еще недавно лучшие их представители и дельцы, государи и их сотрудники, образовавшие своего рода школу просветительного абсолютизма, Фридрих II, Иосиф II, Густав III, Помбаль, Аранда, проводили в своей преобразовательной деятельности те самые начала свободы, равенства, человеколюбия, во имя которых была низложена французская монархия. Их преемники, государи и министры, не были похожи на своих ближайших предшественников и не могли или не хотели продолжать их дела. Это было непредвиденным счастьем для революционной Франции, что в ту минуту, когда революция низложила там монархию и доламывала последние камни старого порядка, у монархической власти в Западной Европе не оказалось ни достойных носителей, ни искренних и надежных защитников".
***
Вот в этом рисунке из альбома Павла Федотова в советский период усматривали карикатуру на Николая I и бедственное положение России в его правление.
На рисунке изображено поле, усеянное "мертвыми костями" вперемешку с пустыми и частью побитыми винными бутылками, какая-то михрюточная (пол михрютки неопределим - не то парень, не то девка) пародия на голову витязя, со шлемом, составленным, если присмотреться, из игральных карт, сам Федотов, играющий на гитаре, и какая-то фигура (скорее мужская, чем женская), валяющаяся нагишом аки труп под соответствующим антуражу вороньем.
За основу пародирования взята, как видим, сцена из Руслана и Людмилы "о поле! поле! кто тебя..." (точнее, соединение сцены поля со сценой с Живой Головой): "Вдали всё пусто; здесь и там Желтеют кости; по холмам Разбросаны колчаны, латы; Где сбруя, где заржавый щит; В костях руки здесь меч лежит; Травой оброс там шлем косматый И старый череп тлеет в нем; Богатыря там остов целый С его поверженным конем Лежит недвижный; копья, стрелы В сырую землю вонзены..."
Здесь вместо остова - тело, вместо оружия - бутылки (так что кости делаются из человеческих - костями, обглоданными по ходу пирушки), Живая Голова украшена шлемом из карт и т.д. Иными словами, это изображение - на основе пародийного обыгрывания соответствующих образов Руслана и Людмилы - офицерской попойки с картами (возможно, и с веселыми девицами, если михрютка в шлеме - женская), реализующее также метафору "мертвецки пьяный" ; Федотов принимает в ней участие, играя на гитаре и обозревая "поле боя". Шаг в шаг "...my own theme park / lunar lander, with blackjack and hookers".
Что делает из этого рисунка сов.искусствоведение (Лещинский. П.А. Федотов, Л., 1946, С.13-14)? Оно объясняет: тело, лежащее навзничь нагишом - это император Николай Павлович, издевательски отпеваемый Федотовым, а голова под шлемом - "девичья", и символизирует "проигранную, пропитую, хранящую мертвое молчание Николаевскую Россию".
По сравнению с этим стандартная трактовка федотовского Свежего Кавалера как какого-то держиморды, упоенного своей властью со зверской серьезностью (на самом деле он показан как человек очень добрый, довольно смешливый и к награждению своему относящийся разом с удовольствием и иронией, а к величию всей Могучей Властной Иерархии, которая его награждает - с сознательным комикованием, довольно критическим; фигура Грозного Начальника, "Прекрасен... Ужасен.. Весь как Божия Гроза" у героя вызывает раздражение и насмешку и им сознательно пародируется и выставляется в гротескном виде) уже не кажется такой дикой.
Masson, Mémoires secrets sur la Russie.. Ch.5
Безбородко и Морков были двумя полными противоположностями. Один - неуклюжий, тяжеловесный, небрежный, беспорядочный, со слоновьей походкой. Его богатая одежда, казалось, всегда была только что наброшена им при выходе с очередной оргии, еще оставлявшей на нем следы сонливого отупения. Другой, изысканный во всем до такой степени, что мог бы блистать в амплуа оригиналов или смешных маркизов в какой-нибудь комедии, напыщенный до безвкусия (...)
Безбородко, несмотря на свою развращенность, деятелен; временами на него находит трудолюбие. Пройдя расстояние от канцелярского писца до первого Министра (писец в канцелярии Румянцева, он сделался секретарем Екатерины. Вот что рассказывают о его карьере. Получив однажды приказание составить некий указ, он забыл об этом и явился к императрице, ничего не написав. Она спросила о нем. Безбородко, не растерявшись, вытащил из кармана чистый лист бумаги, по которому стал читать, как если бы указ был там в готовом виде. Екатерина, довольная такой редакцией, попросила лист, чтобы его подписать, и была сильно изумлена, не видя ничего, кроме чистой бумаги. Эта легкость в сочинении деловых бумаг поразила ее, и, не упрекнув секретаря за небрежность или плутовство, она сделала его государственным министром, поскольку он знал наизусть формулы указа и имел дерзость ее обморочить), он приобрел большой навык в делах и легкость в писании бумаг. Но неряшливость и беспорядочность, свойственные его внешности, отражаются на всех учреждениях, ему вверенных, и в особенности на ведомстве императорских почт, генеральным директором которых он состоит: в этом легко может убедиться всякий (действительно, при проезде через земли главного директора почт никогда нельзя было найти лошадей, и пассажиры были принуждены давать огромные взятки). До него это было самое исправное учреждение России: в скором времени оно придет в полнейшее расстройство. Его канцелярия - это всепоглощающая бездна, откуда ничто не возвращается; одно из удобств его дома, которое наилучшим образом его характеризует, состоит в том, что здесь существует множество выходов и потайных лестниц, которыми он ускользает выходя или входя, стремясь миновать несчастных, целыми днями ожидающих его в передней (рассказывают, что один проситель, не имея возможности его изловить, решился наконец проскользнуть в его карету и ждать его там. Безбородко, изумленный такой смелостью и изобретательностью, выслушал этого человека и обещал ему поговорить о его деле с императрицей. Но тот не пожелал покинуть своего места и ждал ответа в карете до тех пор, пока Безбородко не вышел из дворца. Говорят, ответ был благоприятным). Нужна была бы нить Ариадны, чтобы добраться до этого Минотавра; его, скорее всего, отыскали бы в глубине лабиринта поглощенным своей добычей - какой-нибудь девушкой. Нравы Моркова нельзя назвать образцовыми, но он не бегает по Мещанским (название той части города, где в большом числе живут публичные женщины Петербурга), как Безбородко. ...Впрочем, русская дипломатия при Екатерине II не требовала больших талантов. Она употребляла только два средства, более действенные, чем разум и красноречие: угрозы и деньги, следствием коих всегда бывают страх и развращение. Есть чему удивляться в том предубеждении, которым часть Европы (и прежде всего Германия) пропитана в пользу России. Там воображают, что петербургский кабинет состоит из людей необыкновенных: венский кабинет преклоняется перед его влиянием, а берлинский до сих пор не может избавиться от страха и уважения. Конечно, если бы ученые немецкие публицисты вблизи увидели людей, которые их ослепили, они были бы сконфужены тем, что так долго могли принимать блеск прогнившего престола за светоч гения, мишуру за богатства, нахальство за величие и самонадеянность за силу".
[Невольный комментарий от самого Безбородко - незадолго до смерти, уже при Павле, он сказал "с досадою", по восп. Шишкова, "при некотором с новыми вельможами состязании о политических делах": "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела". Ключевский по мелкой ошибке памяти перетолковал это как фразу, адресованную молодым русским дипломатам, а дальше уж стали пересказывать по Ключевскому.
Угрозы и деньги, действительно, вещь в дипломатии необычайно эффективная (доброе слово и пистолет...), и укоризны Массона по этому поводу мне страшно напоминают слова одного частного лица, которое, не зная, в чем придраться к человеку, рубившему ему дрова, не нашло лучшего как сказать: "А тебе лишь бы нарубить дров побольше да побыстрее!")
Кстати уж из тех же записок Шишкова: как-то пришли при Павле спросить Безбородко, можно ли пропустить в страну иностранную газету, где было в статье о России, в остальном не вызывающей опасений, выражение: "Проснись, Павел!"
- "Пустое пишут! - отвечал с сердцем Безбородко, - А уже так проснулся, что и нам никому спать не дает!"
***
Ключевский. Полная суть дела в нескольких словах. "...Опустившаяся монархия Людовика XIV спустя всего 77 лет после его смерти пала от того, что обратилась к своему верноподданному народу с просьбой выручить ее из затруднений, созданных ее же собственными ошибками, и, между прочим, из дефицитов и долгов... Поучительно, как отнеслись... старые монархии к катастрофе, постигшей их образец. Еще недавно лучшие их представители и дельцы, государи и их сотрудники, образовавшие своего рода школу просветительного абсолютизма, Фридрих II, Иосиф II, Густав III, Помбаль, Аранда, проводили в своей преобразовательной деятельности те самые начала свободы, равенства, человеколюбия, во имя которых была низложена французская монархия. Их преемники, государи и министры, не были похожи на своих ближайших предшественников и не могли или не хотели продолжать их дела. Это было непредвиденным счастьем для революционной Франции, что в ту минуту, когда революция низложила там монархию и доламывала последние камни старого порядка, у монархической власти в Западной Европе не оказалось ни достойных носителей, ни искренних и надежных защитников".
***
Вот в этом рисунке из альбома Павла Федотова в советский период усматривали карикатуру на Николая I и бедственное положение России в его правление.
На рисунке изображено поле, усеянное "мертвыми костями" вперемешку с пустыми и частью побитыми винными бутылками, какая-то михрюточная (пол михрютки неопределим - не то парень, не то девка) пародия на голову витязя, со шлемом, составленным, если присмотреться, из игральных карт, сам Федотов, играющий на гитаре, и какая-то фигура (скорее мужская, чем женская), валяющаяся нагишом аки труп под соответствующим антуражу вороньем.
За основу пародирования взята, как видим, сцена из Руслана и Людмилы "о поле! поле! кто тебя..." (точнее, соединение сцены поля со сценой с Живой Головой): "Вдали всё пусто; здесь и там Желтеют кости; по холмам Разбросаны колчаны, латы; Где сбруя, где заржавый щит; В костях руки здесь меч лежит; Травой оброс там шлем косматый И старый череп тлеет в нем; Богатыря там остов целый С его поверженным конем Лежит недвижный; копья, стрелы В сырую землю вонзены..."
Здесь вместо остова - тело, вместо оружия - бутылки (так что кости делаются из человеческих - костями, обглоданными по ходу пирушки), Живая Голова украшена шлемом из карт и т.д. Иными словами, это изображение - на основе пародийного обыгрывания соответствующих образов Руслана и Людмилы - офицерской попойки с картами (возможно, и с веселыми девицами, если михрютка в шлеме - женская), реализующее также метафору "мертвецки пьяный" ; Федотов принимает в ней участие, играя на гитаре и обозревая "поле боя". Шаг в шаг "...my own theme park / lunar lander, with blackjack and hookers".
Что делает из этого рисунка сов.искусствоведение (Лещинский. П.А. Федотов, Л., 1946, С.13-14)? Оно объясняет: тело, лежащее навзничь нагишом - это император Николай Павлович, издевательски отпеваемый Федотовым, а голова под шлемом - "девичья", и символизирует "проигранную, пропитую, хранящую мертвое молчание Николаевскую Россию".
По сравнению с этим стандартная трактовка федотовского Свежего Кавалера как какого-то держиморды, упоенного своей властью со зверской серьезностью (на самом деле он показан как человек очень добрый, довольно смешливый и к награждению своему относящийся разом с удовольствием и иронией, а к величию всей Могучей Властной Иерархии, которая его награждает - с сознательным комикованием, довольно критическим; фигура Грозного Начальника, "Прекрасен... Ужасен.. Весь как Божия Гроза" у героя вызывает раздражение и насмешку и им сознательно пародируется и выставляется в гротескном виде) уже не кажется такой дикой.