Продолжение. Император Вэнь отменяет наказания за поношения, злоречие и пр. в адрес императора.
Продолжение. Император Вэнь отменяет наказания за поношения, злоречие и осуждение в адрес императора.
(1) По законам Хань (как и Цинь) со времен основателя династии имелся состав преступления "чудовищные речи" (а также злоречие и хулительные речи) - так назывались злоречие, осудительное порицание / хула (в том числе клеветническая), бранное поношение или проклятия в адрес императора и его правления. За такие вещи карали, собственно, во множестве стран древности - еще до всякого монотеизма в язычески-яхвистском Израиле за доказанную хулу против верховного бога и против царя карали смертью (известен эпизод при Ахаве); при Тиберии в Риме карали за аналогичные вещи в адрес императора; правда, в Хатти XIII века до н.э., Египте разных периодов, Индии Гуптов вообще не было смертной казни в законах (так что смертный приговор мог вынести разве что царь, в чрезвычайном порядке ad hoc). В древнем Китае, в том числе в начале Хань, эти вещи, однако, преследовались намного более жестоко, чем при Тиберии или Ахаве. Во-первых, наказание за это полагалось одно: мучительная смертная казнь с истреблением (также смертной казнью) трех ветвей родства виновного. Во-вторых, при китайских понятиях о почтительности под этот состав преступления можно было более или менее легко подвести вообще любое критическое высказывание относительно императора, или членов его рода, или распоряжений высших сановников, или мероприятий правительства в целом. Что и делалось в массовом порядке.
Затем императрица Люй-хоу, вдова основателя династии Хань, смягчила наказание по этому закону - теперь в норме родственников виновного не убивали, а обращали в государственных рабов, а самого виновного казнили смертью без предварительных мучений.
Затем Вэнь-ди в первые же полгода правления отменил вообще наказания родственников виновного (январь - февраль 179 г., см. предыдущий пост), и осталась за сказанное выше просто смертная казнь виновному без мучений.
(2) А через полтора года, в июне 178 года, Вэнь-ди (было ему тогда примерно 24 года) уже не обращался к сановникам с призывами обсудить ситуацию (как он сделал это, начиная процесс отмены наказаний родственников виновного - и когда сановники ему возражали), а попросту сам издал эдикт:
“В древности, управляя Поднебесной, при дворе правителя водружали знамя, под которым [люди] предлагали советы по улучшению дел, а также ставили столб для [записи желающими] порицаний [в адрес тех или иных мер и деяний властей], поэтому [правители] познавали пути управления и к ним стекались те, кто увещевал их, [когда они вставали на неверный путь]. Ныне в законах предусмотрены наказания за злоречие и осудительные речи [в адрес верховной власти] и за "чудовищные речи" [примерно то же, но нечто более сильное], из-за чего чиновники не осмеливаются до конца выразить свои чувства, а государь не может услышать о своих ошибках и упущениях. Как же мы сможем привлечь к себе мудрых и честных мужей из дальних мест? Отменяю подобные наказания.
[Далее], в народе некоторые люди предают государя проклятиям, для чего сговариваются, собираются в группы и говорят друг другу разные лживые слова. Чиновники считают все это большой изменой. И что бы там они еще ни говорили, чиновники все равно рассматривают это как злоречие и осудительные речи. Так мелкий люд за свою глупость и невежество платит жизнью, чего Мы никак не желаем допустить. Начиная с этого дня ни один совершивший преступление этого рода не должен подвергаться ответственности за него”.
Итак, император дозволил ВСЕМ любые порицания и осуждения действий правителя, высказанные в корректно-лояльной форме, а неслужилым и не имеющим рангов ("простолюдинам") - еще и проклятия, распространение клеветы и поносительная брань в адрес императора. Такие проклятия, клеветы и брань считались, конечно, недолжным делом, но от наказаний за это простые люди отныне освобождались. Иное дело служилые: для них это было более тяжелым нарушением, так как служба, ранг и жалованье обязывали их к большей лояльности императору и к большей ответственности за свое поведение - кому больше дано, с того больше и спросится. Какое наказание для них предусматривалось за проклятия и брань в адрес императора, мы не знаем, но в тяжких случаях такого рода - вероятно, могла применяться и смертная казнь.
Этот эдикт Вэнь-ди был сплошным подрывом основ почтительности, да и издал его император, видимо, без обсуждения с сановниками - что было прямым авторитарно-личным вмешательством в управление, да еще по коренному вопросу, да еще таким революционным. Эдикт был беспрецедентным не только для древнего Китая, но уж для него - втройне беспрецедентным.
(3) Этот эдикт не остался на словах. Сохранилось много эпизодов, когда чиновники безнаказанно высказывали императору осуждение - в лояльной форме, но порой приближавшиеся уже и к поношению. Так, однажды начальник канцелярии государевой охраны Фэн Тан рассказал императору о том, какие хорошие были встарь военачальники - Лянь По и Ли Му. "Император, услышав, что за люди были Лянь По и Ли Му, возрадовался и, хлопнув себя по ляжке, воскликнул: «Вот если бы у меня были такие полководцы, как Лянь По и Ли Му, разве стали бы меня тревожить отношения с сюнну [гуннами]?» На что Фэн Тан заметил: «Мой долг подданного сказать, что, если даже вы, Ваше величество, заполучите таких, как Лянь По и Ли Му, вы все равно не сумеете использовать их». Император разгневался, встал и удалился в свои покои. По прошествии какого-то времени он позвал Фэн Тана и с укоризной сказал ему: «Почему вы перед всеми опозорили меня, разве нельзя было сказать об этом мне наедине?» Фэн Тан, извиняясь, ответил: «Я человек неотесанный и не умею избегать запретных тем»".
Мало того, что Вэнь-ди сверх всякого закона ничего ему не сделал (и даже не сместил с поста) - хотя высказывание Фэн Тана, конечно, похоже больше было на унизительное поношение, чем на критическое предложение (что и сам Вэнь-ди отметил), - но Вэнь-ди некоторое время спустя, после очередного набега хунну, еще и вернулся к этой теме и спросил Фэн Тана: «Почем вы знаете, что я не смог бы использовать таких военачальников, как Лянь По и Ли Му?» Фэн Тан объяснил, что тем полководцам правитель делегировал полновластие на театре военных действий и не было в их адрес системы мелочного учета и контроля, так что чиновники не могли придираться к ним за нарушения регламента или неточности в отчетах, представляя это как сообщение ложных сведений императору - а теперь, объяснил Фэн Тан императору, все иначе.
"Я, ваш бестолковый слуга, - сказал Фэн Тан, - полагаю, что изданные Вашим величеством законы слишком строги, поощрения и награды слишком незначительны, а наказания слишком тяжелы. И вот наместник [пограничной области] Юньчжун Вэй Шан в своем отчете о заслугах в числе обезглавленных и плененных врагов ошибся в шести случаях - неверно указал их ранги [в преувеличенном виде]. Ваше величество за это лишили его поста [по представлению чиновников, поймавших его на этих ошибках, как за дезинформацию в адрес государя] и передали его в руки судей. Вот почему я и говорю, что, пусть даже Ваше величество и заполучили бы таких, как Лянь По и Ли Му, вы все равно не смогли бы их использовать. Я действительно неразумен, говоря на столь запретные темы, и я достоин смертного приговора!» Вэнь-ди был удовлетворен [услышанным и] в тот же день повелел Фэн Тану, взяв верительную бирку, помиловать Вэй Шана и восстановить его в должности руководителя области Юньчжун, а сам Фэн Тан был поставлен командующим колесницами и конницей".
Известно много других случаев, когда Вэнь-ди спокойно принимал возражения и критику, но случай с Фэн Таном показателен тем, что здесь Вэнь-ди проявил великодушие даже сверх буквы собственных смягчительных законов, поскольку исходное заявление Фэн Тана было скорее поношением, чем критическим советом (в отличие от разъяснений, которые он дал потом).
(4) В народе же императора желающие бранили и осуждали беспрепятственно, даже с издевкой. Например, когда брат императора, Чан, удельный царь (ван) Хуайнаньский, после многих проявлений нелояльности, которые ему спускали, составил заговор против Вэнь-ди, - Вэнь-ди так и не обрек его на смерть (хотя суд приговорил его к ней), а ограничился ссылкой. Однако Чан Хуайнань-ван со злости и с горя уморил себя голодом (что ему стоило бы сделать намного раньше). Удельное царство его отошло к короне. В народе обо всем этом ходили разные слухи, и многие бранили императора. Вскоре в народе сложили песенку:
"Даже из одного чи ткани можно что-то сшить [на двоих],
Даже из одного доу зерна можно намолоть муки [на двоих],
А тут старший брат с младшим ужиться [во всей Поднебесной] не смог!"
"Император, услышав эту песенку, вздохнул и сказал: «Яо и Шунь изгоняли своих родичей, Чжоу-гун казнил Гуаня и Цая, но в Поднебесной их прозвали мудрыми. Почему? Потому что [все знали, что] они во имя личного не могли навредить общему, [так что доверяли обоснованности их решений]. Что ж, [а про меня] неужели в Поднебесной считают, что я позарился на земли Хуайнань-вана?!»
Однако никого за эту песенку не преследовали. Больше того, чтобы люди видели, что император во всем этом деле отнюдь не зарился на аннексию земель удельного царства Хуайнани, Вэнь-ди, узнав об этой песенке, воссоздал удельное царство в Хуайнани, выведя ее из-под своего прямого контроля и передав в удел другому члену императорского дома Лю, дав ему титул Хуайнань-вана.
После смерти Вэнь-ди наказания за злоречие и т.д. были немедленно восстановлены в исконном или близком к нему объеме. И с тех пор никто не думал их отменять.
Источники: ШЦ 10, 102, 118; ХШ 3, 4, 23.
(1) По законам Хань (как и Цинь) со времен основателя династии имелся состав преступления "чудовищные речи" (а также злоречие и хулительные речи) - так назывались злоречие, осудительное порицание / хула (в том числе клеветническая), бранное поношение или проклятия в адрес императора и его правления. За такие вещи карали, собственно, во множестве стран древности - еще до всякого монотеизма в язычески-яхвистском Израиле за доказанную хулу против верховного бога и против царя карали смертью (известен эпизод при Ахаве); при Тиберии в Риме карали за аналогичные вещи в адрес императора; правда, в Хатти XIII века до н.э., Египте разных периодов, Индии Гуптов вообще не было смертной казни в законах (так что смертный приговор мог вынести разве что царь, в чрезвычайном порядке ad hoc). В древнем Китае, в том числе в начале Хань, эти вещи, однако, преследовались намного более жестоко, чем при Тиберии или Ахаве. Во-первых, наказание за это полагалось одно: мучительная смертная казнь с истреблением (также смертной казнью) трех ветвей родства виновного. Во-вторых, при китайских понятиях о почтительности под этот состав преступления можно было более или менее легко подвести вообще любое критическое высказывание относительно императора, или членов его рода, или распоряжений высших сановников, или мероприятий правительства в целом. Что и делалось в массовом порядке.
Затем императрица Люй-хоу, вдова основателя династии Хань, смягчила наказание по этому закону - теперь в норме родственников виновного не убивали, а обращали в государственных рабов, а самого виновного казнили смертью без предварительных мучений.
Затем Вэнь-ди в первые же полгода правления отменил вообще наказания родственников виновного (январь - февраль 179 г., см. предыдущий пост), и осталась за сказанное выше просто смертная казнь виновному без мучений.
(2) А через полтора года, в июне 178 года, Вэнь-ди (было ему тогда примерно 24 года) уже не обращался к сановникам с призывами обсудить ситуацию (как он сделал это, начиная процесс отмены наказаний родственников виновного - и когда сановники ему возражали), а попросту сам издал эдикт:
“В древности, управляя Поднебесной, при дворе правителя водружали знамя, под которым [люди] предлагали советы по улучшению дел, а также ставили столб для [записи желающими] порицаний [в адрес тех или иных мер и деяний властей], поэтому [правители] познавали пути управления и к ним стекались те, кто увещевал их, [когда они вставали на неверный путь]. Ныне в законах предусмотрены наказания за злоречие и осудительные речи [в адрес верховной власти] и за "чудовищные речи" [примерно то же, но нечто более сильное], из-за чего чиновники не осмеливаются до конца выразить свои чувства, а государь не может услышать о своих ошибках и упущениях. Как же мы сможем привлечь к себе мудрых и честных мужей из дальних мест? Отменяю подобные наказания.
[Далее], в народе некоторые люди предают государя проклятиям, для чего сговариваются, собираются в группы и говорят друг другу разные лживые слова. Чиновники считают все это большой изменой. И что бы там они еще ни говорили, чиновники все равно рассматривают это как злоречие и осудительные речи. Так мелкий люд за свою глупость и невежество платит жизнью, чего Мы никак не желаем допустить. Начиная с этого дня ни один совершивший преступление этого рода не должен подвергаться ответственности за него”.
Итак, император дозволил ВСЕМ любые порицания и осуждения действий правителя, высказанные в корректно-лояльной форме, а неслужилым и не имеющим рангов ("простолюдинам") - еще и проклятия, распространение клеветы и поносительная брань в адрес императора. Такие проклятия, клеветы и брань считались, конечно, недолжным делом, но от наказаний за это простые люди отныне освобождались. Иное дело служилые: для них это было более тяжелым нарушением, так как служба, ранг и жалованье обязывали их к большей лояльности императору и к большей ответственности за свое поведение - кому больше дано, с того больше и спросится. Какое наказание для них предусматривалось за проклятия и брань в адрес императора, мы не знаем, но в тяжких случаях такого рода - вероятно, могла применяться и смертная казнь.
Этот эдикт Вэнь-ди был сплошным подрывом основ почтительности, да и издал его император, видимо, без обсуждения с сановниками - что было прямым авторитарно-личным вмешательством в управление, да еще по коренному вопросу, да еще таким революционным. Эдикт был беспрецедентным не только для древнего Китая, но уж для него - втройне беспрецедентным.
(3) Этот эдикт не остался на словах. Сохранилось много эпизодов, когда чиновники безнаказанно высказывали императору осуждение - в лояльной форме, но порой приближавшиеся уже и к поношению. Так, однажды начальник канцелярии государевой охраны Фэн Тан рассказал императору о том, какие хорошие были встарь военачальники - Лянь По и Ли Му. "Император, услышав, что за люди были Лянь По и Ли Му, возрадовался и, хлопнув себя по ляжке, воскликнул: «Вот если бы у меня были такие полководцы, как Лянь По и Ли Му, разве стали бы меня тревожить отношения с сюнну [гуннами]?» На что Фэн Тан заметил: «Мой долг подданного сказать, что, если даже вы, Ваше величество, заполучите таких, как Лянь По и Ли Му, вы все равно не сумеете использовать их». Император разгневался, встал и удалился в свои покои. По прошествии какого-то времени он позвал Фэн Тана и с укоризной сказал ему: «Почему вы перед всеми опозорили меня, разве нельзя было сказать об этом мне наедине?» Фэн Тан, извиняясь, ответил: «Я человек неотесанный и не умею избегать запретных тем»".
Мало того, что Вэнь-ди сверх всякого закона ничего ему не сделал (и даже не сместил с поста) - хотя высказывание Фэн Тана, конечно, похоже больше было на унизительное поношение, чем на критическое предложение (что и сам Вэнь-ди отметил), - но Вэнь-ди некоторое время спустя, после очередного набега хунну, еще и вернулся к этой теме и спросил Фэн Тана: «Почем вы знаете, что я не смог бы использовать таких военачальников, как Лянь По и Ли Му?» Фэн Тан объяснил, что тем полководцам правитель делегировал полновластие на театре военных действий и не было в их адрес системы мелочного учета и контроля, так что чиновники не могли придираться к ним за нарушения регламента или неточности в отчетах, представляя это как сообщение ложных сведений императору - а теперь, объяснил Фэн Тан императору, все иначе.
"Я, ваш бестолковый слуга, - сказал Фэн Тан, - полагаю, что изданные Вашим величеством законы слишком строги, поощрения и награды слишком незначительны, а наказания слишком тяжелы. И вот наместник [пограничной области] Юньчжун Вэй Шан в своем отчете о заслугах в числе обезглавленных и плененных врагов ошибся в шести случаях - неверно указал их ранги [в преувеличенном виде]. Ваше величество за это лишили его поста [по представлению чиновников, поймавших его на этих ошибках, как за дезинформацию в адрес государя] и передали его в руки судей. Вот почему я и говорю, что, пусть даже Ваше величество и заполучили бы таких, как Лянь По и Ли Му, вы все равно не смогли бы их использовать. Я действительно неразумен, говоря на столь запретные темы, и я достоин смертного приговора!» Вэнь-ди был удовлетворен [услышанным и] в тот же день повелел Фэн Тану, взяв верительную бирку, помиловать Вэй Шана и восстановить его в должности руководителя области Юньчжун, а сам Фэн Тан был поставлен командующим колесницами и конницей".
Известно много других случаев, когда Вэнь-ди спокойно принимал возражения и критику, но случай с Фэн Таном показателен тем, что здесь Вэнь-ди проявил великодушие даже сверх буквы собственных смягчительных законов, поскольку исходное заявление Фэн Тана было скорее поношением, чем критическим советом (в отличие от разъяснений, которые он дал потом).
(4) В народе же императора желающие бранили и осуждали беспрепятственно, даже с издевкой. Например, когда брат императора, Чан, удельный царь (ван) Хуайнаньский, после многих проявлений нелояльности, которые ему спускали, составил заговор против Вэнь-ди, - Вэнь-ди так и не обрек его на смерть (хотя суд приговорил его к ней), а ограничился ссылкой. Однако Чан Хуайнань-ван со злости и с горя уморил себя голодом (что ему стоило бы сделать намного раньше). Удельное царство его отошло к короне. В народе обо всем этом ходили разные слухи, и многие бранили императора. Вскоре в народе сложили песенку:
"Даже из одного чи ткани можно что-то сшить [на двоих],
Даже из одного доу зерна можно намолоть муки [на двоих],
А тут старший брат с младшим ужиться [во всей Поднебесной] не смог!"
"Император, услышав эту песенку, вздохнул и сказал: «Яо и Шунь изгоняли своих родичей, Чжоу-гун казнил Гуаня и Цая, но в Поднебесной их прозвали мудрыми. Почему? Потому что [все знали, что] они во имя личного не могли навредить общему, [так что доверяли обоснованности их решений]. Что ж, [а про меня] неужели в Поднебесной считают, что я позарился на земли Хуайнань-вана?!»
Однако никого за эту песенку не преследовали. Больше того, чтобы люди видели, что император во всем этом деле отнюдь не зарился на аннексию земель удельного царства Хуайнани, Вэнь-ди, узнав об этой песенке, воссоздал удельное царство в Хуайнани, выведя ее из-под своего прямого контроля и передав в удел другому члену императорского дома Лю, дав ему титул Хуайнань-вана.
После смерти Вэнь-ди наказания за злоречие и т.д. были немедленно восстановлены в исконном или близком к нему объеме. И с тех пор никто не думал их отменять.
Источники: ШЦ 10, 102, 118; ХШ 3, 4, 23.