Третье Сказание об Эдилвэе - «Панцирь Эдилвэя»
Третье Сказание об Эдилвэе - «Панцирь Эдилвэя» (оригинал и академический перевод Г.Н. Курилова - Фольклор юкагиров. М., 2005. С. 170-179).
Третье Сказание об Эдилвэе изображает этого героя совсем иначе, чем приведенное нами выше сказание «Эдилвэй и Пэлдудиэ» (оно же Второе Сказание об Эдилвэе). В Третьем Сказании Эдилвэй убивает только тех, ктосам нападает на него без всякой вины с его, Эдилвэя, стороны, да и то предпочитает не делать это без необходимости. Сперва он вообще убивает лишь тех, кто непосредственно нападает на него (т.е. убивает в оборонительном бою), причем по возможности стремится даже не разгромить вражеское стойбище, откуда на него нападают, а лишь отогнать его, чтобы оно перестало на него нападать, и посылает ему весть: «Не пытайтесь больше меня убить, иначе всех вас убью»; в конце же концов он и убивает всех (кроме одного) мужчин вражеского стойбища, которое агрессивно нападало на его людей, угоняло их, пленило его самого и именно как община собралось его убить. Эдилвэй (как и в сказании «Эдилвэй и Пэлдудиэ») смог сбежать из этого стойбища, но потом вернулся атаковать его, и, победив и уничтожив сначала тех, кто вышел биться с ним, истребил затем всех мужчин в этом стойбище, в том числе стариков (кроме одного). Однако женщин (и, вероятно, детей мужского пола) в этом стойбище он не тронул. Хотя прямой военной необходимости уничтожать всех мужчин в стойбище уже после разгрома его воинов в бою не было, трудно думать, что авторы и аудитория могли тут в чем-то упрекнуть своего героя (хотя, как доказывают другие сказания об Эдилвэе, с точки зрения юкагирской традиции он поступил бы еще превосходнее, если бы, основательно поучив агрессивное вражеское стойбище уму-разуму и победив его, даровал ему мир и показал ему пример миролюбия и великодушия, не истребляя там всех мужчин, ср. Первое Сказание об Эдилвэе, до которого у нас еще дойдет очередь) - он истребил только мужчин в стойбище, которое само нападало на него и его людей, причем ранее он в подобных случаях как раз уничтожал только воинов, отправленных на него, а само их стойбище не атаковал, предупредив лишь, что если нападения все же будут повторяться, то он в конце концов перебьет у врага всех (мужчин), см. выше. Чужаки-враги не вняли этому предупреждению, да еще начали угонять людей Эдилвэя, за что и поплатились горше прежнего. Осуждать тут явно было нечего.И действительно, в отличие от Сказания «Эдилвэй и Пэлдудиэ», где Эдилвэя, который там как раз начинает кровопролитие, осуждают и попрекают за это те положительные герои (юкагирские юноши в стойбище чукчей и сам Пэлдудиэ), которые ему же все-таки и помогают, в Третьем Сказании никакие герои (в том числе такие же юкагирские юноши в стойбище врага, которые появляются в Третьем Сказании об Эдилвэе в той же роли, что в «Эдилвэе и Пэлдудиэ») к Эдилвэю упреков не обращают.
Стоит отметить также, что судя по нескольким фразам Третьего Сказания, Эдилвэй исходно был вождем стойбища, но после начала вражды с чукчами описывается как кочующий лишь одной своей семьей. Как отмечает Г.Н. Курилов (Ук. соч. С. 473, комм. к бл. 1), в еще одном варианте сказаний об Эдилвэе тот после начала своего конфликта с чукчами поселяется отдельно от своего рода, чтобы чукчи, враждовавшие с ним, нападая на него, не затронули бы его родичей (что было бы неизбежно, останься он жить вместе с ними). Очевидно, и в нашем Третьем Сказании подразумевается тот же сюжетный поворот.
Вообще, Эдилвэй Третьего Сказания является чем-то вроде синтеза Эдилвэя и Пэлдудиэ Второго Сказания. И Эдилвэй Третьего Сказания, и Пэлдудиэ во Втором сказании(по различным, но одинаково обусловленным нелюбовью к кровопролитию причинам) не хотели бы атаковать само стойбище, втянувшееся в конфликт с ними или их родичами, но в итоге нашли необходимым это сделать. Во Втором Сказании Пэлдудиэ не хотел воевать с чукчами, напавшими на стойбище Эдилвэя, и считал такую войну для себя «черным делом» (поскольку Эдилвэй сам был виноват в этой войне с чукчами, первым начав кровопролитие против них), но коль скоро названные чукчи угнали кого-то из стойбища Эдилвэя живыми, и этих угнанных еще можно было вызволить, Пэлдудиэ скрепя сердце решает все-таки атаковать стойбище этих чукчей и учиняет там страшное кровопролитие. Аналогичным образом в Третьем Сказании Эдилвэй (уже из чистого великодушия и отвращения к лишнему кровопролитию) до поры до времени не хочет атаковать нападающее на него стойбище, ограничиваясь действиями против выступающих оттуда на него воинов, но когда враг продолжает нападения и угоняет людей Эдилвэева рода, Эдилвэй, наконец, нападает на само вражеское стойбище и громит его. Последовательность мотивов (исходное нежелание героя атаковать само вражеское стойбище по соображениям, связанным с нелюбовью к кровопролитию или осуждением агрессивного кровопролития >> угон вражеским стойбищем юкагиров >> смена первоначальных намерений героя и разгром им вражеского стойбища) для Пэлдудиэ во Втором Сказании и Эдилвэя в Третьем Сказании тут одна и та же.
Еще одно сходство между ними заключается в том, что оба они по этическим мотивам живут наособицу от своего рода (хотя мотивы эти различны: Пэлдудиэ отселяется, по-видимому, для того чтобы не оказываться втянутым в «черные дела», Эдилвэй Третьего Сказания - чтобы нападения чукчей на него не приходились разом и на его родичей).
Таким образом, Эдилвэй Третьего Сказания соединяет похвальные черты Эдилвэя и Пэлдудиэ Второго Сказания. Соответственно, никакого аналога самому Пэлдудиэ в Третьем Сказании нет.
Однако финал предания об Эдилвэе - уничтожение его духом-Хозяином Земли за слишком многочисленные по меркам этого духа и вызывающие его недовольство убийства людей (хоть бы и врагов) - оставлен в Третьем Сказании в силе. Соответственно, этот финал приобретает несколько иное звучание, чем проглатывание Эдилвэя землей во Втором Сказании: герой наказывается мифологическим существом за кровопролитие, которое по соображениям этого существа оказывается чрезмерным (в достаточной степени, чтобы за него покарать), но этических претензий у традиции не вызывает - хотя это мифологическое существо тоже не вызывает этических претензий! Здесь мы соприкасаемся с очень нетривиальной юкагирской концепцией. Согласно ей, даже этически непредосудительное кровопролитие при определенном характере или масштабе может а) настолько тесно вовлечь человека в убийство, что это нарушит правильный баланс природных сил внутри самого этого человека (и тот заболеет), либо б) оказаться настолько крупным, что это начнет несколько нарушать оптимальный баланс жизни и смерти в рамках космического порядка (в пользу разрушения и смерти), и тогда духи - хранители этого баланса (и сочувствующие именно жизни, а потому разгневанные на указанное нарушение баланса) могут жестоко покарать такого человека, не вдаваясь в то, виновен он или невиновен в системе координат человеческого этоса.
Пример явления (а): в предании об Улегэрале Ойче сообщается, что большую ошибку совершит тот охотник, который начнет убивать добычу руками или догонит его бегом, чтобы ударить рукой - у такого охотника заболеют руки или ноги. Убивать добычу надо только с расстояния, стрелой (Фольклор Юкагиров. М., 2005. С. 207). Смысл здесь тот, что всякое убийство по своей природе заключает в себе разрушительно-оскверняюще-портящий заряд, и если совершать его руками или при непосредственной помощи ног (бежать за добычей так быстро, чтобы догнать ее и убить рукой), этот заряд разрядится на части тела, оказавшиеся столь тесно вовлеченными в убийство - и они захиреют. Если же убивать стрелой с расстояния, то разрушительно-пагубный заряд убиения разрядится на самой стреле и во всяком случае не достигнет охотника. Этически оба способа убивать добычу совершенно одинаковы, но один из них настолько тесно вовлекает части тела охотника в процесс, сам по себе «злой», что они же от этого и пострадают.
Примеры явления (б) связаны с великими мировыми духами - Солнцем и Хозяином земли. Поскольку для них все люди мира равноудалены, и поскольку они сочувствуют воспроизводству жизни вообще, то слишком многочисленные убийства одним врагом других врагов гневают Солнце и Хозяина земли даже и независимо от того, насколько оправданы могут быть эти убийства и на кого ложится вина за них по системе этического перерасчета ответственности и вин - на первый план выходит то, что тут кто-то истребил слишком уж много живого, и гнев со стороны Солнца и Хозяина земли на него и падает (т.е. падает на того, кто эти убийства физически совершил). Например, один юкагирский герой отражал нападение ламутов (эвенов) на стоянку своей семьи, причем решительно никакой вины со стороны его и его семьи в этом конфликте не было. Он перебил множество нападавших - так много, что потом сказал: «Я убил их столько, что Солнце разгневается на меня», - и рассудил, что если он останется жить, то Солнце из-за гнева на него нашлет беду на его семью (у юкагирского Солнца вообще в обычае отмщать гнев на человека на его родных - что не считается справедливым, но и Солнцу не ставится в вину, поскольку Солнце - не человек, и людскую справедливость обязано соблюдать не больше, чем медведь или волк). Лучше, решил он, я погибну сейчас - тогда Солнце удовлетворится моей смертью и не будет больше ничего делать моей семье. С этими словами он бросился к остатку врагов и попросил их убить его, что они и сделали (Иохельсон. Материалы по изучению... С. 95). Традиция вовсе не осуждает этого героя ни за одно звено этих поступков. Солнце из-за них разгневается, но по человеческим меркам он ничего плохого не сделал, а только эти мерки и использует традиция - она признает, что Солнце поступит по своим соображениям, но это его дела, и на суд самих юкагиров это не влияет. Это совсем не та ситуация, где чья-то кровь уже и по меркам самих юкагиров проливается излишне в такой степени или в ходе таких событий, что это кровопролитие ставится тому, кто его осуществляет, в вину и по человеческим меркам (как в «Эдилвэе и Пэлдудиэ»).
Солнце у юкагиров вообще таково, что в гнев-то оно приходит именно из-за того, что само по себе действительно прискорбно и нежелательно (как то же массовое убийство врагов-агрессоров - оно оправданно, но в убийстве самом по себе ничего хорошего нет, и прискорбно, что вообще вышло такое дело, пусть даже по вине только одной стороны) или разом и прискорбно, и нарушает этику. Поскольку гневается Солнце именно из-за таких вещей, именно потому, что совершилось нечто недоброе, и кару накладывает для того, чтобы гибелей было поменьше, а жизней побольше - то этим его общим мотивам и склонностям юкагирская традиция сочувствует и в этом отношении его ценит.
Но вот осуществляет Солнце этот свой гнев и налагает кары, не всегда точно сообразуясь с той справедливостью, какую уважают люди. Например, за то, что человек нанес недопустимое оскорбление старику, Солнце наказало виновного тем, что свело его с ума, заставило отгрызть сосок собственной жене (которая старика не оскорбляла), после чего этот виновный и умер (Иохельсон. Юкагиры и юкагиризированные тунгусы. Новосибирск, 2005. С. 210). Выше мы видели, что Солнце может наказать обороняющегося за то, что тот уж очень много убил нападающих. Во всех этих случаях Солнце ведет себя с людьми так же, как человек ведет себя с лайками - если ездовые лайки погрызутся, он больно вытянет их плетью, не вдаваясь в то, кто первый начал, и бить будет прежде всего того, кто активнее всего грызется. Причина, из-за которой человек тут вообще применит силу, внушает по человеческим меркам сочувствие - он недоволен грызней и хочет восстановления мира и покоя, - но при наведении этого мира сверху он не интересуется неким справедливым учетом того, какая лайка что сделала. Аналогично нередко себя ведет и Солнце с людьми. Поскольку Солнце - не человек, то такая манера поведения ему в вину не ставится, а мотивы, приводящие его в движение, ценятся, как говорилось, высоко (ведь на этом уровне его оценки совпадают с человеческими / юкагирскими - в принципе, в общем, мир и жизнь благо, а война и кровопролитие - нет). В итоге юкагиры относились к Солнцу в целом весьма положительно и считали его существом благодетельным, радеющим о жизни, ладе, порядке и справедливости (так оно все и есть: всему этому Солнце сочувствует, а противоположное приводит его в гнева) - но вот при раздаче ударов и наказаний, призванных все это обеспечивать, Солнце может и не позаботиться о точном соответствии этих ударов этическим провинностям участников. Не осуждая за это Солнце - ведь оно не человек и не подряжалось и на этом уровне тщательно соблюдать наши человеческие ценности; симпатии стоит уже то, что это нечеловеческое существо разделяет и обеспечивает наши ценности на более общем и базовом уровне - юкагиры, конечно, свой этический суд производят сообразно человеческой справедливости, а не сообразно тому, на кого именно положило кару Солнце по своим соображениям.
В аналогичной роли выступает Хозяин Земли в финале Третьего сказания об Эдилвэе.
Конечно, такие поступки, которые хоть и не нарушают этики, но нарушают баланс жизни и гибели в человеческом организме, что вызывает болезнь, или нарушают этот баланс во внешнем мире, что может вызвать гнев и кару Солнца, Хозяина Земли и пр., - такие поступки лучше все-таки не совершать, поэтому наставительный урок в финале нашего сказания имеется. Однако это не урок этики, а урок меры. То, что Эдилвэй может впадать в чрезмерную ярость, видно и из предупреждения, которое он делает спасающим его ребятам.
Ниже следует Третье сказание, подготовленное так же, как ранее второе (см. http://wyradhe.livejournal.com/239877.html): курсивом выделены дополнения, устаналиваемые по наведению от различных мест самого Третьего сказания или от иных юкагирских источников, прямым шрифтом - перевод самого записанного текста Третьего сказания (в основном следующий академическому). Арабская нумерация текстовых блоков, выделенных Г.Н. Куриловым, принадлежит последнему, римская нумерация содержательных звеньев - нам.
***
(I) [1] Эдилвэй - человек, родившийся, «когда земля была совсем новой» - в далеком прошлом. Сам он, оказывается, был богатырем. Он был вождем стойбища юкагиров-алайи. На этой земле, где кочевало стойбище Эдилвэя, было также стойбище чукчей, и в том стойбище был один чукча. Жили те чукчи со стойбищем Эдилвэя на той земле по-соседски, мирно. Так жили, но тот чукча захотел убить своего соседа-Эдилвэя. У того юкагирского мужа, Эдилвэя, был длиннополый железный панцирь. Тот чукча захотел его отнять. Вот мало-помалу дошло до драки. Чукча сказал:
-Убьем тебя и отберем твой панцирь!
Юкагир тогда сказал:
- Давай биться!
[2] Вот стали биться. Эдилвэй всех, кто пошел на него биться, убил. Собравшись, чукчи того стойбища опять напали на него. Опять всех нападавших убил. Сам он был одет в железный панцирь - стрелы, когда попадали в него, падали, не пробивая его. Не в силах одолеть его, чукчи сказали: «Пусть станет потише, тогда и убьем!» Так стали жить.
Тогда Эдилвэй отселился от своих людей, от своего стойбища, и стал жить со своей семьей наособицу, чтобы чукчи, придя его убивать, не затронули при этом родное стойбище Эдилвэя. Так он отводил угрозу от своего стойбища, хотя самому ему, живя наособицу, было бы гораздо труднее спастись при нападении чукчей, чем если бы он оставался в своем стойбище.
(II) [3] Как-то раз Эдилвэй вышел со своей стоянки, надев потертую меховую одежду, взял нож с отломанным концом. Свой железный панцирь зарыл в землю - выглядел так убого, как будто другой человек идет. Пошел к тем чукчам. Он, похоже, думал так: явлюсь к ним неузнанным, считай, без оружия, а потом скажусь, кто я. Если они изумятся, что я без оружия сам к ним явился, не нападая - захотят разговаривать, готов говорить, а захотят напасть, не побоюсь, хоть и без оружия - то, быть может, смирившись, откажутся от вражды. Но, наверное, набросятся на меня, тогда попробую одолеть. Хотя, поступая так, дам им преимущество на случай, если захотят убить, тем больше покажу бесстрашия с ловкостью и превосходства над ними.
Тот Эдилвэй, похоже, готов был думать, что не найдется человек сильнее его. .
Застал их за тем, что они забивали оленей на одежду. Возле туш убитых оленей сидели старики тех чукчей. Он подошел к ним. Он думал, что они его не узнают, но оказалось, что один старик его знал в лицо и узнал его. Тот старик и говорит:
- Что, сам пришел?
- Да, сам пришел.
Старик говорит:
- Пойдем к нам в ярангу.
- Пойдем.
[4] Вот пошли. Посадили его на шкуру. Он сел на нее, подобрав шкуру под себя, так чтобы никто другой на краях этой шкуры не уселся. Стали готовить угощение. В ярангу до самого входа набились люди, у всех ножи, - расселись, держа большие ножи. Тот старик сказал:
- Хорошо, что пришел! Ты ведь Эдилвэй, подтверди?
- Да, он и есть.
- Что ж, отправим тебя в другой мир, убьем.
- Ладно, убейте, для того и пришел.
Хозяин яранги сказал:
- Ну-ка, накормите его. Где твой панцирь?
- Мой железный панцирь у моей жены.
[5] Вот вынули еду. Посуду поставили только перед одним Эдилвэем. Эдилвэй тогда сказал:
- Вы хотите отправить меня в другой мир, хотите убить, поэтому я один есть не буду - не доверяю вам, вдруг отравите? От отравы умирать не хочу, если хотите убить, то после еды нападите на меня оружием!
- Ну что ж, все поедим, ставьте посуду, - сказали чукчи.
Вот расселись вокруг очага. Эдилвэй взял один кусок мяса. Хозяин яранги говорит:
- Давайте-ка все ешьте.
[6] Только начали есть, Эдилвэй, схватив шкуру, которую до того под себя подобрал, прыгнул к выходу. Шкуру под себя подобрал он нарочно - чтобы никто, сидя по краям ее, не смог помешать ему прыгнуть вместе со шкурой. У выхода стояли два человека с копьями. Эдилвэй швырнул шкуру через выход - они впопыхах по ней и нанесли удар, ее прокололи, а он тем временем проскочил низом.
(III) [7] Вот так и убежал. Чукчи бросились за ним. Один из них, оказалось, был очень резвым. Все равно не догнал Эдилвэя. Эдилвэй, убегая, с высокого увала перепрыгнул реку Лабунмэдэну (Большую Чукочью). Тот быстроногий чукча, прыгнув, в воду упал, не достигнув места, куда прыгнул Эдилвэй. Пока тот чукча выбирался на тот берег, Эдилвэй уже далеко ушел. Далеко уйдя, Эдилвэй спрятался в расщелине. Чукчи, погнавшиеся за ним, прошли над ним. Эдилвэй бросился за ними, настигая их сзади по одному незаметно для остальных. Когда догонял заднего, своим ножом с обломанным концом перерезал ему горло - и так всех убил одного за другим. Вот, уничтожив всех, догнал того, самого быстроногого. У того чукчи было копье. Он оглянулся назад - видит: Эдилвэй! Тогда тот чучка сел. Сказал:
- Убей меня сидящим.
- Не стану тебя убивать, пусть твой отец увидит оставленную мною метку, - сказал Эдилвэй и отрезал ему кончик уха.
(IV) [8] Так постоянно воевали. Те чукчи были не в силах убить Эдилвэя. Эдилвэй сказал:
- Вот и не пытайтесь меня убить, иначе всех вас убью.
Те чукчи со своими оленями ушли тогда в сторону моря, далеко на северо-запад, за реку Индигиир (Индигирку).
(V) [9] Настало лето. Как-то Эдилвэй бродил по берегу моря. Бродил, нашел старую стоянку. Там лежал полоз от нарты, юкагирский полоз. Он понял, что это была стоянка кого-то из его стойбища, и те чукчи совершили набег, напали на эту стоянку и угнали того человека с собой. Эдилвэй сказал: «Моего человека увезли, оказывается, погонюсь за ними!»
[10] Вот погнался. Догнал их за рекой Индигиир (Индигиркой). Свой железный панцирь, лук оставил в тундре - решил опять, как в тот раз, поступить. Когда приблизился к жилищам тех чукчей, выскочили люди. Смотрят на него. Бросились на него, говоря:
-Пришел?!
Видит: они без оружия, ничего нет, а их самих много. Окружив его, схватили. Повалили, связали веревкой. Потом, как мертвеца, привязали к грузовой нарте - так, чтобы он не мог и шевельнуться.
[11] Вот стали радоваться:
- О, хорошо, теперь, покончив с ним, вернемся на свои прежние земли, откуда из-за вражды с ним в сторону моря ушли!
Одни говорят:
- Давайте его сейчас же убьем!
Другие говорят:
- Принесем в жертву, когда доберемся!
Поехали на свою родину, увозя с собой этого человека. Когда делали остановку, два человека сторожили этого лежащего человека. В стойбище чукчей была одна женщина, юкагирка, которую угнали к себе при набеге те чукчи. Сыновей той женщины заставляли сторожить. Их мать говорила им:
- Нашего соплеменника мучают, мое сердце так болит.
А того связанного человека поили всего одной чашкой воды в день, кормили всего-то кусочком мяса.
[12] Тем ребятам после слов матери стало жалко Эдилвэя. Этих двух караульщиков предводитель чукчей днем кормил у себя, под присмотром, чтобы они не уносили еду Эдилвэю. Но ребята, когда ели, опускали пищу в рукава. Так приносили еду Эдилвэю.
[13] Они разговаривали с Эдилвэем. Ребята говорили:
- Наша мать горько плачет, говоря, что мучают нашего соплеменника. Когда доберемся до наших прежних земель, тебя сожгут в огне. Заколов копьем, бросят в огонь. Но сначала заставят бегать вокруг костра.
Через некоторое время они сказали:
- Среди тех, кто будет тебя тогда окружать, будем мы. Мы наденем свои малахаи косо, по этой примете нас узнаешь. Прыгай тогда через нас и убегай, мы тебе дадим убежать.
Эдилвэй им говорит: - Жив буду, опять приду - разгромить. Тогда глаза мне будет застить ярость, поэтому спрячьтесь в воде - иначе и вас убью вместе с остальными, не опомнившись, не разбирая, кто вы да что.
(VI) [14] Вот доехали до реки Чамадэну, которая называется еще Аласэй (Алазея). Встали на стоянку на высоком берегу реки. Забили оленей, отделили жир, растопили жир в больших котлах. И вот возле грузовой нарты разожгли огонь. Подтащили Эдилвэя к огню, развязали все ремни. Сказали:
- Давай ешь.
[15] Положили перед ним еду. Когда кончил, сказали:
- Как вода этой реки течет, так твой разум пусть уходит. Ну-ка, распрями свои суставы, трижды пробеги вокруг этого очага.
Поставили его на ноги. Он падает. Так, спотыкаясь, чтобы двигаться помедленнее и успеть разглядеть, где стоят те ребята, один раз огонь обогнул бегом. Огибая второй раз, приметил, где стояли те подкармливавшие его двое в косо надетых малахаях. Вот побежал дальше, заканчивая второй круг. Один старик оказался приметливым, сказал:
- Будьте настороже! Что-то он уже меньше спотыкается!
Вот Эдилвэй закончил второй круг, достиг того места, где сидел, - когда в следующий раз туда прибежит, закончив третий круг, там его и заколют, потом бросят в огонь. Огибая огонь в третий раз, Эдилвэй побежал изо всех сил. Тот старик одно и то же повторяет:
- Будьте настороже! Будьте настороже! Что-то он перестал спотыкаться!
[16] И вот, пробегая мимо тех ребят, через их головы прыгнул. Ребята ткнули для виду копьями - ох, промахнулись. Убежал Эдилвэй.
(VII) Эдилвэй пошел назад по следу аргиша тех чукчей. В самый полдень добрался до своего железного панциря, что он оставил в тундре. Благодаря полуденному солнцу смог его найти - [17] вот его железный панцирь поблескивает на солнце, по блеску нашел. Эдилвэй, надев панцирь, вернулся, стал биться с чукчами. Они выбежали сражаться перед стойбищем. Эдилвэй сразу одним ударом двоих убивал. Когда врагов осталось мало и они побежали - бросал в них копья. В него тоже попадали, но стрелы отскакивали от железа. Вот всех мужчин в том стойбище уничтожил, никого не оставил в живых. Но того старика, что на него остальным чукчам указывал, предупреждая, среди убитых не нашел. Потом стал искать того говорливого старика, искал по ярангам, перерывая их. Женщины сидели возле очага, от страха едва дышали. Женщинам он ничего не сделал.
[18] Тот старик, оказывается, спрятался в пологе, лежащем на нарте. Эдилвэй скинул полог. Старик, увидев его, сказал:
- Э-э, пришел, значит!
- Высунь свой язык! - сказал он старику. Когда тот высунул, Эдилвэй отрезал язык ножом, сказав: «Вот теперь таким языком говори».
[19] После этого Эдилвэй закричал, отыскивая тех ребят:
- Дети мои, где вы?
Оказывается, они рядом с берегом озера с полыми стеблями во рту прятались в воде. Тем ребятам он сказал:
- Давайте пойдем к моим людям. Увезем и вашу мать.
Так они отправились в сторону дома Эдилвэя.
(VIII) [20] Как-то, закончив, как рассказано, с теми чукчами, Эдилвэй брел по нашей реке Лабунмэдэну (Большой Чукочьей). Под яром идет. Свое оружие несет на себе. Под яром сидит старик.
Эдилвэй сказал:
- Отойди! Пропусти меня!
[21] Старик будто не слышит. Тогда Эдилвэй, сказав: «Почему не слышишь?» - ткнул его посохом в плечо. Тогда старик бросился на него с ножом. Почему-то так страшен оказался, что Эдилвэй побежал. Старик не отстает, перерезает ему сухожилия обеих ног, Эдилвэй с маху сел, не может встать. Поворачиваться и сопротивляться не стал, стал ждать смерти. Старик говорит:
- Ну что, богатырь, почему сидишь?
- Не ты ли меня усадил, как пойду?
Тот старик говорит:
- Остановись наконец, перестань убивать людей. Не думал, что найдется человек и посильнее тебя?
- Нет, не думал!
- А ты по чему ходишь?
Тогда Эдилвэй сказал:
- Я хожу по земле.
- Это ты по моей спине идешь. Больше с тобой говорить не буду. Обернись!
[22] Оглянулся - того нет. Провалился.
Оттуда ползком до своего дома насилу добрался. Его жена говорит,
- Что же это, как это с тобой случилось?
- Такое со мной сделал дух-Хозяин Земли.
Вот так намучившись обезноженным, через какое-то время сам пошел умирать в тундру. Вот так кончил.
Третье Сказание об Эдилвэе изображает этого героя совсем иначе, чем приведенное нами выше сказание «Эдилвэй и Пэлдудиэ» (оно же Второе Сказание об Эдилвэе). В Третьем Сказании Эдилвэй убивает только тех, ктосам нападает на него без всякой вины с его, Эдилвэя, стороны, да и то предпочитает не делать это без необходимости. Сперва он вообще убивает лишь тех, кто непосредственно нападает на него (т.е. убивает в оборонительном бою), причем по возможности стремится даже не разгромить вражеское стойбище, откуда на него нападают, а лишь отогнать его, чтобы оно перестало на него нападать, и посылает ему весть: «Не пытайтесь больше меня убить, иначе всех вас убью»; в конце же концов он и убивает всех (кроме одного) мужчин вражеского стойбища, которое агрессивно нападало на его людей, угоняло их, пленило его самого и именно как община собралось его убить. Эдилвэй (как и в сказании «Эдилвэй и Пэлдудиэ») смог сбежать из этого стойбища, но потом вернулся атаковать его, и, победив и уничтожив сначала тех, кто вышел биться с ним, истребил затем всех мужчин в этом стойбище, в том числе стариков (кроме одного). Однако женщин (и, вероятно, детей мужского пола) в этом стойбище он не тронул. Хотя прямой военной необходимости уничтожать всех мужчин в стойбище уже после разгрома его воинов в бою не было, трудно думать, что авторы и аудитория могли тут в чем-то упрекнуть своего героя (хотя, как доказывают другие сказания об Эдилвэе, с точки зрения юкагирской традиции он поступил бы еще превосходнее, если бы, основательно поучив агрессивное вражеское стойбище уму-разуму и победив его, даровал ему мир и показал ему пример миролюбия и великодушия, не истребляя там всех мужчин, ср. Первое Сказание об Эдилвэе, до которого у нас еще дойдет очередь) - он истребил только мужчин в стойбище, которое само нападало на него и его людей, причем ранее он в подобных случаях как раз уничтожал только воинов, отправленных на него, а само их стойбище не атаковал, предупредив лишь, что если нападения все же будут повторяться, то он в конце концов перебьет у врага всех (мужчин), см. выше. Чужаки-враги не вняли этому предупреждению, да еще начали угонять людей Эдилвэя, за что и поплатились горше прежнего. Осуждать тут явно было нечего.И действительно, в отличие от Сказания «Эдилвэй и Пэлдудиэ», где Эдилвэя, который там как раз начинает кровопролитие, осуждают и попрекают за это те положительные герои (юкагирские юноши в стойбище чукчей и сам Пэлдудиэ), которые ему же все-таки и помогают, в Третьем Сказании никакие герои (в том числе такие же юкагирские юноши в стойбище врага, которые появляются в Третьем Сказании об Эдилвэе в той же роли, что в «Эдилвэе и Пэлдудиэ») к Эдилвэю упреков не обращают.
Стоит отметить также, что судя по нескольким фразам Третьего Сказания, Эдилвэй исходно был вождем стойбища, но после начала вражды с чукчами описывается как кочующий лишь одной своей семьей. Как отмечает Г.Н. Курилов (Ук. соч. С. 473, комм. к бл. 1), в еще одном варианте сказаний об Эдилвэе тот после начала своего конфликта с чукчами поселяется отдельно от своего рода, чтобы чукчи, враждовавшие с ним, нападая на него, не затронули бы его родичей (что было бы неизбежно, останься он жить вместе с ними). Очевидно, и в нашем Третьем Сказании подразумевается тот же сюжетный поворот.
Вообще, Эдилвэй Третьего Сказания является чем-то вроде синтеза Эдилвэя и Пэлдудиэ Второго Сказания. И Эдилвэй Третьего Сказания, и Пэлдудиэ во Втором сказании(по различным, но одинаково обусловленным нелюбовью к кровопролитию причинам) не хотели бы атаковать само стойбище, втянувшееся в конфликт с ними или их родичами, но в итоге нашли необходимым это сделать. Во Втором Сказании Пэлдудиэ не хотел воевать с чукчами, напавшими на стойбище Эдилвэя, и считал такую войну для себя «черным делом» (поскольку Эдилвэй сам был виноват в этой войне с чукчами, первым начав кровопролитие против них), но коль скоро названные чукчи угнали кого-то из стойбища Эдилвэя живыми, и этих угнанных еще можно было вызволить, Пэлдудиэ скрепя сердце решает все-таки атаковать стойбище этих чукчей и учиняет там страшное кровопролитие. Аналогичным образом в Третьем Сказании Эдилвэй (уже из чистого великодушия и отвращения к лишнему кровопролитию) до поры до времени не хочет атаковать нападающее на него стойбище, ограничиваясь действиями против выступающих оттуда на него воинов, но когда враг продолжает нападения и угоняет людей Эдилвэева рода, Эдилвэй, наконец, нападает на само вражеское стойбище и громит его. Последовательность мотивов (исходное нежелание героя атаковать само вражеское стойбище по соображениям, связанным с нелюбовью к кровопролитию или осуждением агрессивного кровопролития >> угон вражеским стойбищем юкагиров >> смена первоначальных намерений героя и разгром им вражеского стойбища) для Пэлдудиэ во Втором Сказании и Эдилвэя в Третьем Сказании тут одна и та же.
Еще одно сходство между ними заключается в том, что оба они по этическим мотивам живут наособицу от своего рода (хотя мотивы эти различны: Пэлдудиэ отселяется, по-видимому, для того чтобы не оказываться втянутым в «черные дела», Эдилвэй Третьего Сказания - чтобы нападения чукчей на него не приходились разом и на его родичей).
Таким образом, Эдилвэй Третьего Сказания соединяет похвальные черты Эдилвэя и Пэлдудиэ Второго Сказания. Соответственно, никакого аналога самому Пэлдудиэ в Третьем Сказании нет.
Однако финал предания об Эдилвэе - уничтожение его духом-Хозяином Земли за слишком многочисленные по меркам этого духа и вызывающие его недовольство убийства людей (хоть бы и врагов) - оставлен в Третьем Сказании в силе. Соответственно, этот финал приобретает несколько иное звучание, чем проглатывание Эдилвэя землей во Втором Сказании: герой наказывается мифологическим существом за кровопролитие, которое по соображениям этого существа оказывается чрезмерным (в достаточной степени, чтобы за него покарать), но этических претензий у традиции не вызывает - хотя это мифологическое существо тоже не вызывает этических претензий! Здесь мы соприкасаемся с очень нетривиальной юкагирской концепцией. Согласно ей, даже этически непредосудительное кровопролитие при определенном характере или масштабе может а) настолько тесно вовлечь человека в убийство, что это нарушит правильный баланс природных сил внутри самого этого человека (и тот заболеет), либо б) оказаться настолько крупным, что это начнет несколько нарушать оптимальный баланс жизни и смерти в рамках космического порядка (в пользу разрушения и смерти), и тогда духи - хранители этого баланса (и сочувствующие именно жизни, а потому разгневанные на указанное нарушение баланса) могут жестоко покарать такого человека, не вдаваясь в то, виновен он или невиновен в системе координат человеческого этоса.
Пример явления (а): в предании об Улегэрале Ойче сообщается, что большую ошибку совершит тот охотник, который начнет убивать добычу руками или догонит его бегом, чтобы ударить рукой - у такого охотника заболеют руки или ноги. Убивать добычу надо только с расстояния, стрелой (Фольклор Юкагиров. М., 2005. С. 207). Смысл здесь тот, что всякое убийство по своей природе заключает в себе разрушительно-оскверняюще-портящий заряд, и если совершать его руками или при непосредственной помощи ног (бежать за добычей так быстро, чтобы догнать ее и убить рукой), этот заряд разрядится на части тела, оказавшиеся столь тесно вовлеченными в убийство - и они захиреют. Если же убивать стрелой с расстояния, то разрушительно-пагубный заряд убиения разрядится на самой стреле и во всяком случае не достигнет охотника. Этически оба способа убивать добычу совершенно одинаковы, но один из них настолько тесно вовлекает части тела охотника в процесс, сам по себе «злой», что они же от этого и пострадают.
Примеры явления (б) связаны с великими мировыми духами - Солнцем и Хозяином земли. Поскольку для них все люди мира равноудалены, и поскольку они сочувствуют воспроизводству жизни вообще, то слишком многочисленные убийства одним врагом других врагов гневают Солнце и Хозяина земли даже и независимо от того, насколько оправданы могут быть эти убийства и на кого ложится вина за них по системе этического перерасчета ответственности и вин - на первый план выходит то, что тут кто-то истребил слишком уж много живого, и гнев со стороны Солнца и Хозяина земли на него и падает (т.е. падает на того, кто эти убийства физически совершил). Например, один юкагирский герой отражал нападение ламутов (эвенов) на стоянку своей семьи, причем решительно никакой вины со стороны его и его семьи в этом конфликте не было. Он перебил множество нападавших - так много, что потом сказал: «Я убил их столько, что Солнце разгневается на меня», - и рассудил, что если он останется жить, то Солнце из-за гнева на него нашлет беду на его семью (у юкагирского Солнца вообще в обычае отмщать гнев на человека на его родных - что не считается справедливым, но и Солнцу не ставится в вину, поскольку Солнце - не человек, и людскую справедливость обязано соблюдать не больше, чем медведь или волк). Лучше, решил он, я погибну сейчас - тогда Солнце удовлетворится моей смертью и не будет больше ничего делать моей семье. С этими словами он бросился к остатку врагов и попросил их убить его, что они и сделали (Иохельсон. Материалы по изучению... С. 95). Традиция вовсе не осуждает этого героя ни за одно звено этих поступков. Солнце из-за них разгневается, но по человеческим меркам он ничего плохого не сделал, а только эти мерки и использует традиция - она признает, что Солнце поступит по своим соображениям, но это его дела, и на суд самих юкагиров это не влияет. Это совсем не та ситуация, где чья-то кровь уже и по меркам самих юкагиров проливается излишне в такой степени или в ходе таких событий, что это кровопролитие ставится тому, кто его осуществляет, в вину и по человеческим меркам (как в «Эдилвэе и Пэлдудиэ»).
Солнце у юкагиров вообще таково, что в гнев-то оно приходит именно из-за того, что само по себе действительно прискорбно и нежелательно (как то же массовое убийство врагов-агрессоров - оно оправданно, но в убийстве самом по себе ничего хорошего нет, и прискорбно, что вообще вышло такое дело, пусть даже по вине только одной стороны) или разом и прискорбно, и нарушает этику. Поскольку гневается Солнце именно из-за таких вещей, именно потому, что совершилось нечто недоброе, и кару накладывает для того, чтобы гибелей было поменьше, а жизней побольше - то этим его общим мотивам и склонностям юкагирская традиция сочувствует и в этом отношении его ценит.
Но вот осуществляет Солнце этот свой гнев и налагает кары, не всегда точно сообразуясь с той справедливостью, какую уважают люди. Например, за то, что человек нанес недопустимое оскорбление старику, Солнце наказало виновного тем, что свело его с ума, заставило отгрызть сосок собственной жене (которая старика не оскорбляла), после чего этот виновный и умер (Иохельсон. Юкагиры и юкагиризированные тунгусы. Новосибирск, 2005. С. 210). Выше мы видели, что Солнце может наказать обороняющегося за то, что тот уж очень много убил нападающих. Во всех этих случаях Солнце ведет себя с людьми так же, как человек ведет себя с лайками - если ездовые лайки погрызутся, он больно вытянет их плетью, не вдаваясь в то, кто первый начал, и бить будет прежде всего того, кто активнее всего грызется. Причина, из-за которой человек тут вообще применит силу, внушает по человеческим меркам сочувствие - он недоволен грызней и хочет восстановления мира и покоя, - но при наведении этого мира сверху он не интересуется неким справедливым учетом того, какая лайка что сделала. Аналогично нередко себя ведет и Солнце с людьми. Поскольку Солнце - не человек, то такая манера поведения ему в вину не ставится, а мотивы, приводящие его в движение, ценятся, как говорилось, высоко (ведь на этом уровне его оценки совпадают с человеческими / юкагирскими - в принципе, в общем, мир и жизнь благо, а война и кровопролитие - нет). В итоге юкагиры относились к Солнцу в целом весьма положительно и считали его существом благодетельным, радеющим о жизни, ладе, порядке и справедливости (так оно все и есть: всему этому Солнце сочувствует, а противоположное приводит его в гнева) - но вот при раздаче ударов и наказаний, призванных все это обеспечивать, Солнце может и не позаботиться о точном соответствии этих ударов этическим провинностям участников. Не осуждая за это Солнце - ведь оно не человек и не подряжалось и на этом уровне тщательно соблюдать наши человеческие ценности; симпатии стоит уже то, что это нечеловеческое существо разделяет и обеспечивает наши ценности на более общем и базовом уровне - юкагиры, конечно, свой этический суд производят сообразно человеческой справедливости, а не сообразно тому, на кого именно положило кару Солнце по своим соображениям.
В аналогичной роли выступает Хозяин Земли в финале Третьего сказания об Эдилвэе.
Конечно, такие поступки, которые хоть и не нарушают этики, но нарушают баланс жизни и гибели в человеческом организме, что вызывает болезнь, или нарушают этот баланс во внешнем мире, что может вызвать гнев и кару Солнца, Хозяина Земли и пр., - такие поступки лучше все-таки не совершать, поэтому наставительный урок в финале нашего сказания имеется. Однако это не урок этики, а урок меры. То, что Эдилвэй может впадать в чрезмерную ярость, видно и из предупреждения, которое он делает спасающим его ребятам.
Ниже следует Третье сказание, подготовленное так же, как ранее второе (см. http://wyradhe.livejournal.com/239877.html): курсивом выделены дополнения, устаналиваемые по наведению от различных мест самого Третьего сказания или от иных юкагирских источников, прямым шрифтом - перевод самого записанного текста Третьего сказания (в основном следующий академическому). Арабская нумерация текстовых блоков, выделенных Г.Н. Куриловым, принадлежит последнему, римская нумерация содержательных звеньев - нам.
***
(I) [1] Эдилвэй - человек, родившийся, «когда земля была совсем новой» - в далеком прошлом. Сам он, оказывается, был богатырем. Он был вождем стойбища юкагиров-алайи. На этой земле, где кочевало стойбище Эдилвэя, было также стойбище чукчей, и в том стойбище был один чукча. Жили те чукчи со стойбищем Эдилвэя на той земле по-соседски, мирно. Так жили, но тот чукча захотел убить своего соседа-Эдилвэя. У того юкагирского мужа, Эдилвэя, был длиннополый железный панцирь. Тот чукча захотел его отнять. Вот мало-помалу дошло до драки. Чукча сказал:
-Убьем тебя и отберем твой панцирь!
Юкагир тогда сказал:
- Давай биться!
[2] Вот стали биться. Эдилвэй всех, кто пошел на него биться, убил. Собравшись, чукчи того стойбища опять напали на него. Опять всех нападавших убил. Сам он был одет в железный панцирь - стрелы, когда попадали в него, падали, не пробивая его. Не в силах одолеть его, чукчи сказали: «Пусть станет потише, тогда и убьем!» Так стали жить.
Тогда Эдилвэй отселился от своих людей, от своего стойбища, и стал жить со своей семьей наособицу, чтобы чукчи, придя его убивать, не затронули при этом родное стойбище Эдилвэя. Так он отводил угрозу от своего стойбища, хотя самому ему, живя наособицу, было бы гораздо труднее спастись при нападении чукчей, чем если бы он оставался в своем стойбище.
(II) [3] Как-то раз Эдилвэй вышел со своей стоянки, надев потертую меховую одежду, взял нож с отломанным концом. Свой железный панцирь зарыл в землю - выглядел так убого, как будто другой человек идет. Пошел к тем чукчам. Он, похоже, думал так: явлюсь к ним неузнанным, считай, без оружия, а потом скажусь, кто я. Если они изумятся, что я без оружия сам к ним явился, не нападая - захотят разговаривать, готов говорить, а захотят напасть, не побоюсь, хоть и без оружия - то, быть может, смирившись, откажутся от вражды. Но, наверное, набросятся на меня, тогда попробую одолеть. Хотя, поступая так, дам им преимущество на случай, если захотят убить, тем больше покажу бесстрашия с ловкостью и превосходства над ними.
Тот Эдилвэй, похоже, готов был думать, что не найдется человек сильнее его. .
Застал их за тем, что они забивали оленей на одежду. Возле туш убитых оленей сидели старики тех чукчей. Он подошел к ним. Он думал, что они его не узнают, но оказалось, что один старик его знал в лицо и узнал его. Тот старик и говорит:
- Что, сам пришел?
- Да, сам пришел.
Старик говорит:
- Пойдем к нам в ярангу.
- Пойдем.
[4] Вот пошли. Посадили его на шкуру. Он сел на нее, подобрав шкуру под себя, так чтобы никто другой на краях этой шкуры не уселся. Стали готовить угощение. В ярангу до самого входа набились люди, у всех ножи, - расселись, держа большие ножи. Тот старик сказал:
- Хорошо, что пришел! Ты ведь Эдилвэй, подтверди?
- Да, он и есть.
- Что ж, отправим тебя в другой мир, убьем.
- Ладно, убейте, для того и пришел.
Хозяин яранги сказал:
- Ну-ка, накормите его. Где твой панцирь?
- Мой железный панцирь у моей жены.
[5] Вот вынули еду. Посуду поставили только перед одним Эдилвэем. Эдилвэй тогда сказал:
- Вы хотите отправить меня в другой мир, хотите убить, поэтому я один есть не буду - не доверяю вам, вдруг отравите? От отравы умирать не хочу, если хотите убить, то после еды нападите на меня оружием!
- Ну что ж, все поедим, ставьте посуду, - сказали чукчи.
Вот расселись вокруг очага. Эдилвэй взял один кусок мяса. Хозяин яранги говорит:
- Давайте-ка все ешьте.
[6] Только начали есть, Эдилвэй, схватив шкуру, которую до того под себя подобрал, прыгнул к выходу. Шкуру под себя подобрал он нарочно - чтобы никто, сидя по краям ее, не смог помешать ему прыгнуть вместе со шкурой. У выхода стояли два человека с копьями. Эдилвэй швырнул шкуру через выход - они впопыхах по ней и нанесли удар, ее прокололи, а он тем временем проскочил низом.
(III) [7] Вот так и убежал. Чукчи бросились за ним. Один из них, оказалось, был очень резвым. Все равно не догнал Эдилвэя. Эдилвэй, убегая, с высокого увала перепрыгнул реку Лабунмэдэну (Большую Чукочью). Тот быстроногий чукча, прыгнув, в воду упал, не достигнув места, куда прыгнул Эдилвэй. Пока тот чукча выбирался на тот берег, Эдилвэй уже далеко ушел. Далеко уйдя, Эдилвэй спрятался в расщелине. Чукчи, погнавшиеся за ним, прошли над ним. Эдилвэй бросился за ними, настигая их сзади по одному незаметно для остальных. Когда догонял заднего, своим ножом с обломанным концом перерезал ему горло - и так всех убил одного за другим. Вот, уничтожив всех, догнал того, самого быстроногого. У того чукчи было копье. Он оглянулся назад - видит: Эдилвэй! Тогда тот чучка сел. Сказал:
- Убей меня сидящим.
- Не стану тебя убивать, пусть твой отец увидит оставленную мною метку, - сказал Эдилвэй и отрезал ему кончик уха.
(IV) [8] Так постоянно воевали. Те чукчи были не в силах убить Эдилвэя. Эдилвэй сказал:
- Вот и не пытайтесь меня убить, иначе всех вас убью.
Те чукчи со своими оленями ушли тогда в сторону моря, далеко на северо-запад, за реку Индигиир (Индигирку).
(V) [9] Настало лето. Как-то Эдилвэй бродил по берегу моря. Бродил, нашел старую стоянку. Там лежал полоз от нарты, юкагирский полоз. Он понял, что это была стоянка кого-то из его стойбища, и те чукчи совершили набег, напали на эту стоянку и угнали того человека с собой. Эдилвэй сказал: «Моего человека увезли, оказывается, погонюсь за ними!»
[10] Вот погнался. Догнал их за рекой Индигиир (Индигиркой). Свой железный панцирь, лук оставил в тундре - решил опять, как в тот раз, поступить. Когда приблизился к жилищам тех чукчей, выскочили люди. Смотрят на него. Бросились на него, говоря:
-Пришел?!
Видит: они без оружия, ничего нет, а их самих много. Окружив его, схватили. Повалили, связали веревкой. Потом, как мертвеца, привязали к грузовой нарте - так, чтобы он не мог и шевельнуться.
[11] Вот стали радоваться:
- О, хорошо, теперь, покончив с ним, вернемся на свои прежние земли, откуда из-за вражды с ним в сторону моря ушли!
Одни говорят:
- Давайте его сейчас же убьем!
Другие говорят:
- Принесем в жертву, когда доберемся!
Поехали на свою родину, увозя с собой этого человека. Когда делали остановку, два человека сторожили этого лежащего человека. В стойбище чукчей была одна женщина, юкагирка, которую угнали к себе при набеге те чукчи. Сыновей той женщины заставляли сторожить. Их мать говорила им:
- Нашего соплеменника мучают, мое сердце так болит.
А того связанного человека поили всего одной чашкой воды в день, кормили всего-то кусочком мяса.
[12] Тем ребятам после слов матери стало жалко Эдилвэя. Этих двух караульщиков предводитель чукчей днем кормил у себя, под присмотром, чтобы они не уносили еду Эдилвэю. Но ребята, когда ели, опускали пищу в рукава. Так приносили еду Эдилвэю.
[13] Они разговаривали с Эдилвэем. Ребята говорили:
- Наша мать горько плачет, говоря, что мучают нашего соплеменника. Когда доберемся до наших прежних земель, тебя сожгут в огне. Заколов копьем, бросят в огонь. Но сначала заставят бегать вокруг костра.
Через некоторое время они сказали:
- Среди тех, кто будет тебя тогда окружать, будем мы. Мы наденем свои малахаи косо, по этой примете нас узнаешь. Прыгай тогда через нас и убегай, мы тебе дадим убежать.
Эдилвэй им говорит: - Жив буду, опять приду - разгромить. Тогда глаза мне будет застить ярость, поэтому спрячьтесь в воде - иначе и вас убью вместе с остальными, не опомнившись, не разбирая, кто вы да что.
(VI) [14] Вот доехали до реки Чамадэну, которая называется еще Аласэй (Алазея). Встали на стоянку на высоком берегу реки. Забили оленей, отделили жир, растопили жир в больших котлах. И вот возле грузовой нарты разожгли огонь. Подтащили Эдилвэя к огню, развязали все ремни. Сказали:
- Давай ешь.
[15] Положили перед ним еду. Когда кончил, сказали:
- Как вода этой реки течет, так твой разум пусть уходит. Ну-ка, распрями свои суставы, трижды пробеги вокруг этого очага.
Поставили его на ноги. Он падает. Так, спотыкаясь, чтобы двигаться помедленнее и успеть разглядеть, где стоят те ребята, один раз огонь обогнул бегом. Огибая второй раз, приметил, где стояли те подкармливавшие его двое в косо надетых малахаях. Вот побежал дальше, заканчивая второй круг. Один старик оказался приметливым, сказал:
- Будьте настороже! Что-то он уже меньше спотыкается!
Вот Эдилвэй закончил второй круг, достиг того места, где сидел, - когда в следующий раз туда прибежит, закончив третий круг, там его и заколют, потом бросят в огонь. Огибая огонь в третий раз, Эдилвэй побежал изо всех сил. Тот старик одно и то же повторяет:
- Будьте настороже! Будьте настороже! Что-то он перестал спотыкаться!
[16] И вот, пробегая мимо тех ребят, через их головы прыгнул. Ребята ткнули для виду копьями - ох, промахнулись. Убежал Эдилвэй.
(VII) Эдилвэй пошел назад по следу аргиша тех чукчей. В самый полдень добрался до своего железного панциря, что он оставил в тундре. Благодаря полуденному солнцу смог его найти - [17] вот его железный панцирь поблескивает на солнце, по блеску нашел. Эдилвэй, надев панцирь, вернулся, стал биться с чукчами. Они выбежали сражаться перед стойбищем. Эдилвэй сразу одним ударом двоих убивал. Когда врагов осталось мало и они побежали - бросал в них копья. В него тоже попадали, но стрелы отскакивали от железа. Вот всех мужчин в том стойбище уничтожил, никого не оставил в живых. Но того старика, что на него остальным чукчам указывал, предупреждая, среди убитых не нашел. Потом стал искать того говорливого старика, искал по ярангам, перерывая их. Женщины сидели возле очага, от страха едва дышали. Женщинам он ничего не сделал.
[18] Тот старик, оказывается, спрятался в пологе, лежащем на нарте. Эдилвэй скинул полог. Старик, увидев его, сказал:
- Э-э, пришел, значит!
- Высунь свой язык! - сказал он старику. Когда тот высунул, Эдилвэй отрезал язык ножом, сказав: «Вот теперь таким языком говори».
[19] После этого Эдилвэй закричал, отыскивая тех ребят:
- Дети мои, где вы?
Оказывается, они рядом с берегом озера с полыми стеблями во рту прятались в воде. Тем ребятам он сказал:
- Давайте пойдем к моим людям. Увезем и вашу мать.
Так они отправились в сторону дома Эдилвэя.
(VIII) [20] Как-то, закончив, как рассказано, с теми чукчами, Эдилвэй брел по нашей реке Лабунмэдэну (Большой Чукочьей). Под яром идет. Свое оружие несет на себе. Под яром сидит старик.
Эдилвэй сказал:
- Отойди! Пропусти меня!
[21] Старик будто не слышит. Тогда Эдилвэй, сказав: «Почему не слышишь?» - ткнул его посохом в плечо. Тогда старик бросился на него с ножом. Почему-то так страшен оказался, что Эдилвэй побежал. Старик не отстает, перерезает ему сухожилия обеих ног, Эдилвэй с маху сел, не может встать. Поворачиваться и сопротивляться не стал, стал ждать смерти. Старик говорит:
- Ну что, богатырь, почему сидишь?
- Не ты ли меня усадил, как пойду?
Тот старик говорит:
- Остановись наконец, перестань убивать людей. Не думал, что найдется человек и посильнее тебя?
- Нет, не думал!
- А ты по чему ходишь?
Тогда Эдилвэй сказал:
- Я хожу по земле.
- Это ты по моей спине идешь. Больше с тобой говорить не буду. Обернись!
[22] Оглянулся - того нет. Провалился.
Оттуда ползком до своего дома насилу добрался. Его жена говорит,
- Что же это, как это с тобой случилось?
- Такое со мной сделал дух-Хозяин Земли.
Вот так намучившись обезноженным, через какое-то время сам пошел умирать в тундру. Вот так кончил.