Кутузов и Луксандра Гулиано в 1811-1812 гг.
Кутузов и Луксандра Гулиано в 1811-1812 гг.
ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ГОСПОДИН КАВАЛЕР?
Весной 1811 года Кутузов прибыл в Бухарест главнокомандующим русских войск на театре русско-турецкой войны (1806-1812 г.). О валашской конкубине, которую он там немедленно завел, в Валахии и вообще в княжествах знали, разумеется все, - пребывание ее при Кутузове было еще более демонстративным, чем более раннее пребывание девицы Филипеску при Милорадовиче (о чем ниже), - а вскоре эта история стала известна и в Петербурге. К весне 1812 она дошла даже до такого малооведомленного человека, как посланник Сардинского короля при русском дворе, граф Жозеф де Местр, который за 15 лет по-русски выучил четыре слова - «бог», «человек», «право» и «лево» [ПП: 254] и обо всем узнавал в последнюю очередь в силу трех причин: во-первых, он был глуп, очень недипломатичен и не потрудился наладить серьезное осведомление о чем бы то ни было, во-вторых, донельзя поглощен генеральными высокоидейными вопросами, размышления над которыми оставляли ему довольно мало места для работы в точном смысле слова; в-третьих, ни он, ни представляемый им двор не имел ни малейшего значения для России, так что общаться с ним не было никакой политической надобности. Тем не менее и он писал своему начальнику, сардинскому дипломату де Росси (письмо от 27.04 / 9.05.1812):
«А знаете ли, г-н Кавалер, как развлекается генерал Кутузов вместо того, чтобы вести переговоры о мире? Он околдован некой валашкой и проводит с нею дни и ночи, её же открыто почитают состоящей на содержании у Порты. Ему семьдесят лет и от простреленного виска он потерял один глаз, что сделало его очаровательнейшим из мужчин, какого только можно знать. - Мне представляется невероятным, чтобы дело сие осталось без последствий». (Là-dessus, savez-vous, monsieur le chevalier, à quoi s'amuse M. le général Kutussoff, au lieu de faire la paix? Il passe les jours et les nuits avec une Valaque dont il est ensorcelé et qui passe publiquement pour être aux gages de la Porte. Vous saurez qu'il a soixante-dix ans et qu'il a eu la tempe percée par un coup de feu qui lui a emporté l'œil et en a fait un des plus charmants hommes qu'on puisse connaître, etc.) [см. ПП: 206; CD I: 100].
Де Местру не пришло в голову даже то, что если слухи, достигшие его, справедливы, то иметь конкубиной даму, в самом деле состоящую на содержании у Порты, при переговорах с Портой более чем небесполезно (а не только приятно), ибо через нее особенно удобно сбрасывать этой самой Порте то, что ты на самом деле хотел бы оной Порте внушить. Как уже говорилось, де Местр был глуп и недипломатичен.
В российской публике история эта получила такое распространение, что Лев Толстой в «Войне и Мире» говорит о ней как об общеизвестном факте (хотя записки Ланжерона, по которым эту историю узнавали читатели XX века, были во времена написания «Войны и Мира» еще недоступны). В первом варианте «Войны и Мира» о кн. Волконском говорится так: «Пробыв около году в Турецкой армии, в начале 12-го года, когда Кутузов уже жил более двух месяцев безвыездно в Букареште с своей любовницей валашкой, ведя переговоры о мире, и когда доходили слухи о близкой войне с французами, князь Андрей опять попросился в русскую армию и по протекции Кутузова был причислен к главному штабу военного министра Барклая де Толли». В каноническом же варианте Толстой почти буквально воспроизводит де Местра: «В 12-м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли» [ВиМ Т. 1. Ч.3. VIII].
Наконец, граф Ланжерон, служивший в русской армии на театре турецкой войны 1806-1812 гг., оставил несколько более подробных замечаний об этой истории в своих записках. Ланжерон пересмотрел и дополнил эти записки в 1827; в 1831 он умер и оставил их рукопись Дому Инвалидов, закрыв ее для читателей на 50 лет - верный залог того, что сам он считал эти записки добросовестными. В 1881 доступ к ним был открыт, в начале XX века русский перевод их части, посвященной турецкой войне, появился в «Русской старине» (куски воспоминаний, относящиеся к другим временам, публиковались в оразное время у нас и за границей; полностью записки Ланжерона не опубликованы были еще и к 2004 - ни по-русски, ни по-французски [Keep 2004]).
Однако фамилия кутузовской валашки истории оказалась в указанном издании записок Ланжерона дважды искажена: в одном месте русский переводчик неправильно прочел почерк Ланжерона и передал эту фамилию как «Гуниан» (вместо «*Гулиан») [Ланжерон 1910/7: 167], а в другом месте уже сам Ланжерон привычно записал ее как «Гулиани», с типичным для этого региона окончанием на -и [Ланжерон 1911/8: 257] вместо правильного «Гулиано». Под этими именами злополучная валашка попала в советские романы о Кутузове: «Гуниани» в романе Леонтия Раковского (1960) и «Гулиани» в романе Олега Михайлова (1988). Оба называются «Кутузов», во втором облик Кутузова обрисован очень верно, что для романа советского времени - просто поразительно! Раковский начал писать свой роман еще при Сталине (в 1951), и у него «Гуниани» - просто гостья Кутузова, а все остальное сочинил Ланжерон по страсти к сплетням; Михайлов излагает дело в точности по этим самым «сплетням» Ланжерона. Соответствующие фрагменты обоих романов приведены ниже.
Зато румынские авторы этой истории касались неоднократно, указывая и некоторые дополнительные подробности ее, и политический контекст. Изложим же ее впервые в сводном виде.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ.
ДВА КОНСТАНТИНА - ВАРЛАМ И ФИЛИПЕСКУ.
Валашский аристократ Василе «Папа» из рода Могошеску (ок. 1700) первым имел прозвище Барканеску по владению своему Барканешты (близ Слатины на Олте); от него пошел род Барканеску. Внук его Йоан Барканеску умер в 1807 г. великим логофетом (то есть вторым по рангу министром при господаре). Женат Йоан был вторым браком на Катинке Гике, дочери великого бана (то есть первого по рангу министра при господаре) Константина Гики, и имел от Катинки нескольких детей, из коих последней была дочь Луксандра (Александра), родившаяся ок. 1797 г. Она и стала валашкой Кутузова. Когда ей исполнилось 10 лет, умер ее батюшка; к этому времени Валахия была год как занята русскими войсками и попала под русское военное управление. Последний господарь, Константин Ипсиланти, был вскоре снят с поста русской стороной и удален.
В валашском совете вельмож - «диване» - существовали две клики, которые, начиная с Ланжерона, обычно называют прорусской и антирусской. В действительности обе осуществляли ту или иную внешнеполитическую ориентацию лишь постольку, поскольку это было им на руку в их внутривалашских счетах, и поскольку враждебная клика уже заручилась поддержкой кого-то одного - Турции ли, России.. «Прорусская» клика, связанная с самим князем Ипсиланти, возглавлялась боярином Константином Варламом (его фамилия пишется также «Варлаам»), сыном важного сановника Думитраки Варлама. Константину Варламу было около 60 лет или более: в 1769 он успел послужить на русской службе во время первой турецкой войны Екатерины. «Антирусская» же клика (ставившая на другого господаря, Александра Суцу, соперника Константина Ипсиланти) возглавлялась боярином Константином Филипеску.
Семья Барканеску принадлежала именно к клике Константина Варлама, который, кстати же, приходился Луксандре Барканеску дядей (видимо, внучатным). Большое влияние на дочь имела ее матушка, Катинка Барканеску, урожд. Гика, достаточно послушная Варламу. После отстранения Ипсиланти от господарского престола Варлам был оставлен каймакамом Валахии (регент в отсутствие господаря).
Происходящее можно представить по Ланжерону, писавшему:
«Ко всему сказанному добавлю, что в Бухаресте имелось несколько партий; каждый боярин делался врагом всех остальных, лишь только он достигал какого-либо места, и тогда все восставали против него. Между ними не существовало ни родственной связи, ни уз дружбы, да и могло ли быть это чувство в сердцах развратников!
Я уже говорил, что русская партия была самая слабая, или скорее ничтожная, она состояла из бояр менее алчных и испорченных, которые, по крайней мере, не имели пороков, доходивших до холодной жестокости. Во главе этой партии был Варлам, служивший в русских войсках в войну 1769 года и бывший приверженцем русских, потому что, во первых, это было в его интересах, во-вторых, -пользуясь доверием князя Ипсиланти и не смотря на грозившие ему опасности, он приготовил без особого труда магазины для русских, даже в то время, когда турки были еще в Бухаресте. Такое отношение его к русским тем более важно, что, будучи посвящен в секрет нашего наступления, он не мог рассчитывать на какое-либо снисхождение со стороны турок, зная хорошо, что их месть так же ужасна, как и неумолима. Лучшие фамилии в Валахии: Гика, Градистан, Бракован и боярин Ненчулеско, были согласны с направлением Варлама, в тех же интересах и по тем же соображениям. Но вся эта партия состояла лишь из 10 -12 членов высшего класса, все же остальные греки или валахи были преданы или проданы туркам и их главному адепту Филипеско. Когда мы вошли в Бухарест, Варлам был во главе правления, в нем соединялись должности великого вестиара (президента Дивана) и каймакама -помощника князя Ипсиланти. Без сомнения, русские ему были очень обязаны и не должны были забыть его услуг, но, однако, вскоре случилось иное» [Ланжерон 1908/7: 171 сл.];
и:
«В Бухаресте был только небольшой кружок бояр, расположенных к князю Илсиланти и к русской партии. Во главе этой партии стоял Варлаам, который, в войну 1769 г., служил офицером в Апшеронском полку, a затем долгое время был в Петербурге и в Москве. Это был человек искренне преданный русским, но по своей слабохарактерности часто поддающийся влиянию недостойных своих союзников и неумело действовавший в своих сношениях, хотя сам по себе он был очень честен, насколько может им быть валах. Князь Ипсиланти, покидая Валахию, сделал его каймакамом, т. е. вице-президентом страны. Варлаам с мужеством и успехом продолжал дело, начатое князем, т. е. постройку наших магазинов. Благодаря его усердию и заботам наша армия получала прекрасную провизию, не делая никакого ущерба казне» [Ланжерон 1907/8: 313 сл.].
МИХАИЛ ПРЕДТЕЧА: М-ЛЬ ФИЛИПЕСКУ И МИЛОРАДОВИЧ
Между тем в 1806-1807 году одним из виднейших русских генералов в Валахии стал беззаветный герой Милорадович. Филипеску решил добиться решительного влияния на него, оставив с носом враждебную клику, и с этой целью устроил Милорадовичу в возлюбленные собственную дочь. Чтобы та не очень сопротивлялась, и батюшка ее, и Милорадович делали вид, что Милорадович на ней женится (Милорадович был холост и вообще ни на ком никогда жениться не собирался). Ланжерон об этом пишет так:
«Милорадович… пленился дочерью одного из первых бояр Валахии по имени Филипеско, хотя она и не была красавицей, но ему она очень нравилась и он не разбирал, кому она принадлежит, нашим друзьям, или врагам, a вскоре ее отец завладел всей администрацией. Константин Филипеско - наибольший враг русских (Кутузов, будучи в Константинополе, послом [в начале 1790-х гг.], получил от двора полный список врагов России в Валахии, во главе их был Филипеско), главный агент [бывшего господаря] Александра Сутца, начальника французской партии в Константинополе, будучи самым скрытным и вероломным из всех валахов, воспользовался этой непростительной слабостью Милорадовича и, продав ему свою дочь (эта молодая девушка, по своим хорошим качествам, не заслуживала быть жертвою бесчеловечных разсчетов своего отца, но она, по своей молодости и неопытности понадеялась на обещание Милорадовича жениться на ней - обещание, которое он забыл, уже выезжая из Бухареста), овладел его доверием, а через него и доверием Михельсона [русского командующего в Валахии]. Ему удалось бросить подозрение в измене на Ипсиланти и удалить его; поссорить с ним Михельсона, который также сменил с должности Варлаама и начал преследовать как его, так и всех сторонников России, которые по своим делам никак не заслуживали такой неблагодарности. Из-за этого многие сторонники России, возмущенные таким недоверием, перешли на сторону наших врагов. Все места были розданы смертельнейшим врагам России и известнейшим шпионам из французов и турок. С этих пор можно было предвидеть и неуспех войны и разорение страны, производимое Филипеско и его сообщниками с дерзостью и быстротой, свойственными только подобным администраторам» [Ланжерон 1907/8: 314 сл.].
В 1809 г. Милорадовичу было вверено верховное управление Валахией и командование тамошними русскими войсками, отчего позиции Филипеску и компании только укрепились. Это в конце концов привело в отчаяние начальника Милорадовича, командующего всеми русскими силами на дунайском театре Багратиона. Сначала отношения между ними были хороши, но уже 29.12.1809 Багратион писал Аракчееву:
«…А скажу вам в откровенности, что общий наш приятель Михайло Андреевич [Милорадович] крепко виноват против меня. Я люблю пробовать людей не на словах, а на деле: он кричал и писал - я дам пример всем служить и повиноваться и т.п., на поверку вышло, что не хочет расстаться с мамзель Филипеско, в которую по уши влюблен. Любовь его - Бог с ним, пусть бы веселился, но отец ее наш первый враг, и он играет первую роль во всей Валахии. Наш приятель за него уцепился крепко и способу нет никакого отделить, ибо что бы я ни затеял, тотчас турки знают от Филипеско. Наш приятель влюблен до сумасшествия, и способа нет с ним ладить. Я позвал было на сию сторону [Дуная], яко пост важный, почетный и составляющий левое мое крыло; но вот его рапорт: „Мне надо быть в Бухаресте; и премножество дел по всем частям”; а надо все хвататься за Филипеско и его товарищей. Но наш Михайло благословенный сделался от любви как дитя блаженный. Будет придираться, беситься, а в резон ввести не могу никак, ибо влюбленный человек лишается почти рассудка. Я вам говорю сие для того, что вы его любите и я очень люблю: он добрый, благородный, честный и все хорошее имел, но теперь узнать невозможно его. Из доброго человека сделался самым настоящим интриганом валахским. Его надо отсюда вывести; со временем любовь пройдет - он же нам спасибо скажет, а между тем избавится и от разорений. Он должен в Бухаресте около 35000 руб. - шутка ли? Истинно любя, его надо уволить: он очень желает, говорят, в Киев военным губернатором» [Дубровин 1883: 13-14].
Весной 1810 года Милорадовича и точно убрали из Валахии в киевские военные губернаторы. Позиции Филипеско пошатнулись, позиции Константина Варлама укрепились. Между тем его племяннице Луксандре исполнилось 13 лет и ее выдали замуж за боярина высокого ранга (по должности - тоже какого-то логофета) Николае Гулиано; этот брак состоялся к концу 1810 г.
Тем временем Багратиона в качестве главнокомандующего на Дунае давно успели сменить Каменским, тот умер, временным исполняющим его обязанности стал Ланжерон - но рексриптом от 7 марта 1811 император назначил новым главнокомандующим Кутузова. Ланжерона это, понятное дело, к Кутузову не расположило.
Кутузов успел послужить на Дунае в роли подчиненного генерала с весны 1808 по июнь 1809, когда Александр убрал Кутузова оттуда из-за того, что с ним поссорился тогдашний командующий на Дунае Прозоровский (предшественник Багратиона в этой должности). Теперь Кутузов возвращался на Дунай главнокомандующим.
«ПРОСТУШКА И МИЛОЧКА»
1/13 апреля 1811 Кутузов прибыл Бухарест и вступил в командование. Его с распростертыми объятиями тут же принял Константин Варлам; Кутузова здесь помнили еще по его недавней службе тут в 1808-1809. А тогда, по выражению Ланжерона, «Кутузов, всегда окруженный гаремом, имел веселый дом, где все себя чувствовали очень свободно, и где его дочь, M-me Хитрово (также весьма свободная) очень любезно принимала гостей» [Ланжерон 1908/6: 666]. Мадам Хитрово - это знаменитая Елизавета Михайловна, любимая дочь Кутузова, первым браком замужем за Тизенгаузеном, убитым при Аустерлице, вторым - за Николаем Хитрово (впоследствии влюбленная без взаимности в Пушкина, величавшего ее заглазно Пентефреихой). Кутузов с ней был очень дружен, и она наезжала к нему на Дунай и подолгу оставалась при нем. В апреле 1811 Кутузов, конечно, прибыл к армии без дочери; однако ее прибытие по его следам ожидалось вскорости и было заранее обговорено между ними. Вернее, они уговорились, что она поедет на Черное Море, в Одессу, и если все будет в порядке, то заедет и к отцу в Бухарест.
Принимая Кутузова, Варлам решил повторить прием Филипеско с Милорадовичем и представил Кутузову свою племянницу Луксандру Гулиано (Кутузов был принят и в доме самого Гулиано) в качестве перспективной кутузовской конкубины [Vintilă-Ghiţulescu 2005; Vintilă-Ghiţulescu 2006: 179; Vintilă-Ghiţulescu 2007; cf. Lazarescu 1999: 123, 130, 178]. Николае Гулиано, разумеется, не возражал. Как заметила К. Винтилэ-Гицулеску, пророссийская группировка воспользовалась для прихода к власти тем же приемом, что ранее группировка Филипеско: предложила Кутузову девушку. Кутузову и сама Луксандра, и эта идея понравилась, и он перевез ее к себе; для развлечения Луксандры дело было обставлено как своего рода умыкание, которое Кутузов поручил своему давнему доверенному лицу Коронелли. Совершилось это все чуть ли не течение одного-двух дней - 1-2 апреля 1811. Подробности сообщает Ланжерон:
«Первым делом Кутузова, по приезде в Бухарест [1/13 апреля 1811 г.], было отыскать себе владычицу; сделать это было совсем не трудно, но его выбор поразил нас. Он пал на 14-летнюю девочку, племянницу Ворлама и бывшую уже замужем за одним молодым боярином Гу[л]<н>ианом. Она очень понравилась Кутузову, и он, хорошо зная валахские нравы, приказал ее мужу доставить ее к нему, что тот и исполнил [это слишком суммарное описание - подробности Ланжерон приводит в другом месте, см. ниже]. На следующий день Кутузов представил нам свою возлюбленную и ввел ее в общество, но, к несчастью, этот ребенок (как и все женщины, кто бы они ни были) скоро начал иметь на нас большое влияние и пользовался им исключительно для себя и для своих родных» [Ланжерон 1910/7: 167 сл.].
Этот пассаж Ланжерон продолжает нравственным примечанием:
«Когда 64-летний старик, одноглазый, толстый, уродливый, как Кутузов, не может существовать без того, чтобы иметь около себя трех, четырех женщин, хвастаясь этим богатством - это достойно или отвращения или сожаления; но когда последнее из этих созданий управляет им совершенно, руководит всеми его действиями, дурно на него влияет, раздает места, то тут уже отвращение уступает место негодованию.
Повсюду, где женщины имеют слишком много власти и вмешиваются в политические дела, всегда их влияние - более или менее роковое для их страны. Через них погибла Польша, ими же много вреда сделали Франции, но в России они имели меньше влияния потому, что нация уже привыкла видеть их на троне, а следовательно видеть и мужчин, управляющих только их именем» [Ланжерон 1910/7: 168].
Ланжерон, однако, не рассудил в достаточной мере, что Луксандра Гулиано была не простая валашка, а дама из высшей знати, принадлежавшей к прорусской ее группировке и этой самой группировкой Кутузову преподнесенная в дар и залог их тесного единения. Румынские авторы это как раз хорошо понимают (никоим образом не хочу сказать, что личные достоинства Луксандры тут не имели значения - конечно, имели; если бы она Кутузову не понравилась, Варлам бы ему какую-нибудь другую даму нашел. Я хочу сказать, что Кутузов тут приятное соединял с полезным, и только такой наивный по-своему человек, как Ланжерон, мог полагать, что Кутузов позволил бы клике Варлама через все это дело использовать себя, Кутузова, к чужой пользе, вместо того, чтобы, напротив, использовать ее, клику, к пользе своей и служебной).
В другом месте Ланжерон описывает процедуру «умыкания», возвращаясь ко всему сюжету:
«Во время пребывания своего в Бухаресте [в 1811 - 1812 г.], Кутузов, не стесняясь более ничем, предавался самому постыдному беспутству. Он до такой степени забыл стыд и приличие, что публично увез от мужа ту маленькую валашку 14 лет, о которой я уже говорил. Ее звали M-me Гулиани (это похищение было произведено днем; совершил его г. Коронелли, о котором я уже говорил, и которого мы называли балеарским королем, он был действительно [пред]назначен для этого. M-me Гулиани вышла от мужа, и Коронелли ее сопровождал с каретой Кутузова, он посадил в нее молодую женщину, уложил ее вещи и отправил в приготовленный для нее дом. Сам же он [Коронелли] следовал за каретой пешком)» [Ланжерон 1911/8: 257].
Елизавета Хитрово между тем приехала в Одессу; Кутузов писал ей туда, приглашая в Бухарест и замечая в частности: «Ты увидишь новых лиц, между прочим, женщину замужем на на 14-м году жизни, такую простушку и такую милочку (tres naïve et tres plаisante)» [письмо от 28 апреля 1811 г., Тизенгаузен 1874: 359 сл.; фр.]. Нет необходимости указывать, что статус простушки и милочки при Кутузове должен был стать совершенно очевидным Елизавете Хитрово, самое позднее, с первого дня пребывания при отце (если только ее не осведомили бы обо всем раньше), так что Кутузов просто хвалится ей своим приобретением и приглашает поглядеть на него; своим успехом у дам он в письмах ей хвалился, с некоторым оттенком скромности, и ранее. В письме от 28.12.1810 он, в частности, извещал Елизавету о том, как привязана к нему в Вильне была жена генерала Беннигсена: прощаясь с ним при отъезде его из Вильны, «мадам Беннигсен рассталась со мной только при самом выходе [моем] на улицу, хотя было холодно, и она меня утопила в слезах. …Госпожа Фишер же проскакала 80 верст, чтобы догнать меня [и попрощаться со мной]» [Тизенгаузен 1874: 352; фр.]. Беннигсен, кстати, Кутузова за этот роман с его женой особенно возненавидел.
«МАЛЕНЬКАЯ СУЛТАНША»
Елизавета Хитрово приехала к отцу и гостила в Бухаресте в мае 1811 [Балязин 1811: 149], где могла видеть веселую жизнь, описанную опять-таки Ланжероном: В частности, Кутузов вступил в параллельный роман и с матушкой Луксандры Гулиано, Катинкой Барканеску, урожденной Гика, сделавшейся также ближайшей его наперсницей. Знал бы Толстой, что приписанный им Рамбалю сюжет ухаживания за матерью и дочерью одновременно был осуществлен столь почитаемым им Кутузовым, да еще с такой полнотой, какая Рамбалю и не снилась (Рамбаль, по Толстому, «поклонялся [любви, которая]… заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинациях уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству. Так, капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана» [ВиМ 3/3/XXIX]. Кутузов устроился намного проще и трогательнее, потому что тут никто ничем не жертвовал и великодушием не боролся). Кутузов также возымел обыкновение, являясь с мадам Гулиано на обеды, уединяться с ней после обеда в каком-нибудь покое; однако как минимум однажды понимания общества в этом маневре он не встретил: на приёме у валашского сановника Кумено, когда Кутузов с мадам Гулиано таким манером скрылись где-то в доме, остальные приглашенные в знак своего негодования покинули прием вовсе - чем, вне всякого сомнения, очень насмешили потом Михаила Илларионовича.
Приводим сообщения Ланжерона:
«Она [Луксандра Гулиано] сделалась его фавориткой; каждый вечер она приходила к нему, и он относился к ней в присутствии всех с такой фамильярностью, которая переходила все границы пристойности и вооружала против себя всех честных людей, которые были принуждены ходить к нему. Когда же он бывал приглашен на обед куда-нибудь, он считал себя вправе приводить с собою M-me Гулиани, а после обеда он запирался с ней в отдельной комнате. Валахский вице-президент г. Кумено имел неосторожность пригласить к себе обедать, вместе с этой счастливой парочкой, других дам и генералов, но все гости, кроме Кутузова, вскоре принуждены были оставить его дом. На балах, в клубах, во всех общественных местах можно было видеть эту маленькую бесстыдницу около Кутузова. Часто она усаживалась на руки к своему 70-ти летнему любовнику, играла его аксельбантами и позволяла себе целовать его, помирая со смеху [Ланжерон 1911/8: 257 сл.]… Интимное общество [Кутузова] состояло из людей, соответствовавших нравам и обычаям его дома. Вот кто были его поверенные, его избранные, его лучшие друзья: Мать M-me Гулиани (M-me Варканеско), которая тайно учила дочь тому, что она должна была знать, чтобы возбуждать истощенные чувства генерала, а затем приходила пользоваться результатами своих уроков[Ланжерон 1911/8: 258]».
Пафос Ланжерона совершенно разделяют несколько румынских историков, в сочинении которых говорится, что Кутузов превратил свой дом в лупанар, где Луксандра Гулиано стала официальной метрессой и султанской фавориткой [Filitti et al. 2004: 349, 355]. Зато Дан Лазареску в глоссарии к своей работе определяет ее очень трогательно, просто как «эгерию генерала Кутузова» [Lazarescu 1999: 237].
Ланжерон также плачется, как кутузовское увлечение плохо влияло на дела:
«M-me Гулиани за 3.000 дукатов возвела на место каймакама (наместника визиря или генерал-губернатора Малой Валахии) одного графа Дудетцло, известного в Валахии за весьма дурного человека и даже опасного по своим взглядам и сношениям, и который во времена князя Ипсиланти должен был бы быть казнен за перехваченную корреспонденцию с Пасван-Оглы, достойную полного осуждения. M-me Гулиани также дала должность шефа полиции в Бухаресте своему двоюродному брату, одному Филипеско, шпиону, известному туркам. Таким образом раздавались и другие места. Кабинет и канцелярия Кутузова были центром всех интриг. Преступный и грешный старик был осажден всеми этими индивидуумами, которые старались овладеть его доверием, и стоило им достичь желаемого, как они его обманывали самым безбожным образом [Ланжерон 1911/8: 259 cл.]… В 1812 г. генерал Кутузов вместо того, чтобы учредить таможню в Зимнице в пользу Императора, представил денежную выгоду семье своей маленькой султанши [там же: 271]».
К этому можно добавить ламентации де Места в 1812 касательно того, что-де Кутузов околдован валашкой [Гулиано], которая открыто находится на содержании Порты.
Со своей стороны выскажу полную уверенность в том, что:
1. Если бы Кутузов принялся искать для ведения дел в Валахии значительного человека, который бы не был «известен за весьма дурного человека» и не являлся бы таковым в действительности, то ему не стоило бы и начинать, ибо найти порядочного человека среди валашской элиты того времени было столь же легко, как и в нынешней РФ.
2. Кутузова было очень мудрено обойти и тогда, и до того, и после того, если только те действия, которые со стороны рассматривались как пример его одурачивания, не входили заранее - безвестно для наблюдателей - в его, кутузовские расчеты и прикидки как вещи желательные или безразличные.
3. Хотя де Местр был человек очень глупый, можно ему поверить в рассуждении связей Порты с Луксандрой Гулиано и попыткам тайно использовать оную для оказательства влияния на Кутузова в нужном туркам направлении - ибо, учитывая положение Луксандры при Кутузове, со стороны Порты было бы только разумно попытаться употребить ее в таком качестве. Если так оно и было, то можно не сомневаться, что Кутузов эту ниточку связи с Портой сумел использовать с куда большим эффектом для своей стороны.
ЭПИЛОГ.
В конце весны 1812 Кутузов, заключивший Бухаресткий мир на условиях, вызвавших полнейшее остервенение у Наполеона, крайнюю скорбь у англичан и у самих турок (блефовал, подкупал и надувал он турок при этом до невероятия; и в самом деле, накануне несомненного нападения Наполеона на Россию выцыганить у турок Бессарабию и заключить с ними мир - когда по всем здравым раскладам Турция должна была мира не заключать вовсе, а подождать еще месяц, оказаться у Наполеона в союзниках и вернуть все потери за сто лет, да еще с прибавкой - это требовало даже и по кутузовским меркам невероятных вещей), был снят Александром с поста командующего Молдавской армией и оставлен без службы вовсе. Дальнейшее поприще его известно.
Валахия была возвращена туркам. Клика Варлама оказалась в проигрышном положении. Николае Гулиано в конце концов развелся с женой - надо думать, из-за кутузовской истории, - но на ней это особенно не сказалось, и она снова вышла замуж за генерала Г. Левенди [Dariescu 2010], что состоялось уже к 1827, как сообщает в своем примечании от этого года тот же Ланжерон:
«(1827) M-me Гулиани, разведенная с своим мужем, венчалась с греком, секретарем при русской миссии в Константинополе, по имени Левенди (Levendi)» [Ланжерон 1911/8: 258].
У них родился сын, Ахилл Левенди. Г. Левенди был членом греческой гетерии и умер в Афинах в 1847 г. Когда скончалась Луксандра, я не знаю.
ЛИТЕРАТУРА
Балязин 1991 - Балязин В.Н. Михаил Кутузов. М.
CD - Maistre J., de. Correspondance diplomatique: 1811-1817. I-II. P., 1860.
Dariescu 2010 - Cosmin Dariescu. Sancłionarea Adulterului în Dreptul Românesc al Veacului al XIX-Lea. // SSRN E-Pub October 17, 2010 (http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1693405 )
Дубровин 1883 - Письма главнейших деятелей в царствование императора Александра I: 1807-1829 гг. / Н.Ф. Дубровин. Спб., 1883.
Filitti et al. 2004 - Călători străini despre ţările române în secolul al XIX-lea. Vol. I 1801-1821 / G. Filitti, B. Marinescu, Ş. Rădulescu-Zoner, M. Stroia, P. Cernovo. Academiei Române, Bucureşti.
Keep 2004 - John Keep. Le comte de Langeron et le développement des la connaissance des armeés Russes par les Français // L'influence Française en Russie au XVIIIie Siècle / Jean-Pierre Poussou. P.-Sorbonne. P. 559-576
Ланжерон - Записки графа Ланжерона. Война с Турцией 1806-1812 г.г. Перевод с французской рукописи, под редакцией Е. Каменского // Русская старина. 1907/5 - 1911/8.
Lazarescu 1999 - Dan A. Lăzărescu. Imaginea poporului român în conștiința europeană: 1821-1834. Bucureşti., AGIR
ПП - Граф Жозеф де Местр. Петербургские письма / изд. Д.В. Соловьев. СПб., Инапресс, 1995.
Тизенгаузен 1874 - Тизенгаузен Е. Ф. Князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленскй. Письма его дочери графине Е. М. Тизенгаузен, во втором замужестве Хитрово // Русская старина. 1874 (т. Х) / 06. С. 337-377.
Vintilă-Ghiţulescu 2005 - Constanţa. De la liubov la hamor... // Dilema Veche. 96 (17 noiembre 2005).
Vintilă-Ghiţulescu 2006 - Constanţa Vintilă-Ghiţulescu. Focul Amorului. Despre dragoste şi sexualitate în societatea românească (1750-1830). Bucureşti, Ed. Humanitas.
Vintilă-Ghiţulescu 2007 - Constanţa Vintilă-Ghiţulescu. Rusofili şi Rusofobi // Dilema Veche. 171 (18-24 mai 2007).
ПРИЛОЖЕНИЕ. Луксандра Гулиано в романах «Кутузов»
Леонтий Раковский:
«…Свободные вечера он [Кутузов] проводил в тесном кругу офицеров своей свиты и нескольких бухарестских знакомых.
Михаил Илларионович с детства был живым и общительным человеком. Проведя большую часть жизни в армии, он, однако, не стал «рубакой», знающим только саблю да штык. Он любил встречаться с людьми, посидеть и поговорить не только у солдатского костра, но и в гостиной, в кругу молодых, хорошеньких женщин, за легкой, непринужденной беседой. Недаром Екатерина II когда-то назначила его, боевого генерала, на трудный пост дипломата. Кутузов очаровывал дам своей внимательностью, предупредительностью к ним, своим веселым остроумием. Он был редким собеседником, потому что много знал, хорошо и интересно говорил и при нужде мог терпеливо слушать.
Среди знакомых бухарестских дам, «понимающих кое-что в светском обращении», как писал о них любимой дочери Елизавете Михаил Илларионович, его очень забавляла своей детской непосредственностью четырнадцатилетняя жена валашского боярина Гуниани, жившего по соседству.
Когда генерал Александр Федорович Ланжерон приходил к Кутузову посидеть вечером и встречал у него эту чету, он щурил глаза и иронически раздувал свои французские ноздри.
Михаил Илларионович все видел. И не без основания думал, что Александр Федорович, по-бабьи любивший сплетня и пересуды, завтра же станет рассказывать по всему штабу разные небылицы о шестидесятишестилетнем командующем.
Кутузова это ничуть не тревожило. Он продолжал вести знакомство с теми, с кем ему было приятно встречаться».
Олег Михайлов:
«Среди прочих достопримечательностей Кутузову представили прелестную замужнюю валашку - такую забавную простушку. Она была племянницей известного своими прорусскими симпатиями Варлама и недавно обвенчалась с молодым боярином Гулиани…
Любовь - та же война. Могут сказать, что стыдно старцу, который вдруг воспылал страстью к юной простушке. Но ведь сочинил же немецкий народ сказку о Фаусте. Фаустом, который добился своего, не продавшись при этом черту, чувствовал себя Михаил Илларионович. Похищение было организовано так. Действительный статский советник Иван Яковлевич Коронелли средь бела дня подъехал в карете к покоям боярина Гулиани. В тот же миг мадам Гулиани, как бы случайно прогуливаясь, вышла навстречу, а слуга вынес ее вещи. Коронелли усадил ее в карету, которая направилась к специально приготовленному дому. Сам действительный статский советник уже не посмел сесть рядом с избранницей Кутузова и шел за каретой пешком. Конечно, весь бухарестский свет был возмущен и шокирован. Осуждали не за разницу в возрасте, не за азиатский способ умыкания, а прежде всего за то, что выбор графа Михаила Илларионовича пал на полуграмотную валашку. Кутузов в ответ только посмеивался и позволял ей играть своими аксельбантами. Когда вице-президент Валахии Комнено пригласил к себе на обед всю бухарестскую знать, Михаил Илларионович явился туда с Гулиани. Возмущенные дамы шушукались за столом, склоняя своих супругов покинуть собрание, оскверненное присутствием этой маленькой бесстыдницы.
Зато в кругу офицеров и в валашской среде Кутузов никого не шокировал. Тут не было ни завистливых барынек, ни чопорного Ланжерона, ни великосветских дам, предающихся распутству тайно. Общество собиралось, может быть, и разношерстное, но веселое и без затей: генерал-майор Репнинский, герой рейда за Дунай, на Лом-Паланку, матушка Гулиани - разбитная и смешливая мадам Верканеско, полковник лейб-гвардии Семеновского полка и начальник канцелярии Молдавской армии умница Паисий Кайсаров, казначей валахского дивана Варлам и его милая супруга, теща Булгакова, и сам Константин Яковлевич Булгаков, управляющий дипломатической частью армии, наконец, Иван Степанович Бароцци, чиновник Министерства иностранных дел, всегда с готовой шуткой и метким словом».
ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ГОСПОДИН КАВАЛЕР?
Весной 1811 года Кутузов прибыл в Бухарест главнокомандующим русских войск на театре русско-турецкой войны (1806-1812 г.). О валашской конкубине, которую он там немедленно завел, в Валахии и вообще в княжествах знали, разумеется все, - пребывание ее при Кутузове было еще более демонстративным, чем более раннее пребывание девицы Филипеску при Милорадовиче (о чем ниже), - а вскоре эта история стала известна и в Петербурге. К весне 1812 она дошла даже до такого малооведомленного человека, как посланник Сардинского короля при русском дворе, граф Жозеф де Местр, который за 15 лет по-русски выучил четыре слова - «бог», «человек», «право» и «лево» [ПП: 254] и обо всем узнавал в последнюю очередь в силу трех причин: во-первых, он был глуп, очень недипломатичен и не потрудился наладить серьезное осведомление о чем бы то ни было, во-вторых, донельзя поглощен генеральными высокоидейными вопросами, размышления над которыми оставляли ему довольно мало места для работы в точном смысле слова; в-третьих, ни он, ни представляемый им двор не имел ни малейшего значения для России, так что общаться с ним не было никакой политической надобности. Тем не менее и он писал своему начальнику, сардинскому дипломату де Росси (письмо от 27.04 / 9.05.1812):
«А знаете ли, г-н Кавалер, как развлекается генерал Кутузов вместо того, чтобы вести переговоры о мире? Он околдован некой валашкой и проводит с нею дни и ночи, её же открыто почитают состоящей на содержании у Порты. Ему семьдесят лет и от простреленного виска он потерял один глаз, что сделало его очаровательнейшим из мужчин, какого только можно знать. - Мне представляется невероятным, чтобы дело сие осталось без последствий». (Là-dessus, savez-vous, monsieur le chevalier, à quoi s'amuse M. le général Kutussoff, au lieu de faire la paix? Il passe les jours et les nuits avec une Valaque dont il est ensorcelé et qui passe publiquement pour être aux gages de la Porte. Vous saurez qu'il a soixante-dix ans et qu'il a eu la tempe percée par un coup de feu qui lui a emporté l'œil et en a fait un des plus charmants hommes qu'on puisse connaître, etc.) [см. ПП: 206; CD I: 100].
Де Местру не пришло в голову даже то, что если слухи, достигшие его, справедливы, то иметь конкубиной даму, в самом деле состоящую на содержании у Порты, при переговорах с Портой более чем небесполезно (а не только приятно), ибо через нее особенно удобно сбрасывать этой самой Порте то, что ты на самом деле хотел бы оной Порте внушить. Как уже говорилось, де Местр был глуп и недипломатичен.
В российской публике история эта получила такое распространение, что Лев Толстой в «Войне и Мире» говорит о ней как об общеизвестном факте (хотя записки Ланжерона, по которым эту историю узнавали читатели XX века, были во времена написания «Войны и Мира» еще недоступны). В первом варианте «Войны и Мира» о кн. Волконском говорится так: «Пробыв около году в Турецкой армии, в начале 12-го года, когда Кутузов уже жил более двух месяцев безвыездно в Букареште с своей любовницей валашкой, ведя переговоры о мире, и когда доходили слухи о близкой войне с французами, князь Андрей опять попросился в русскую армию и по протекции Кутузова был причислен к главному штабу военного министра Барклая де Толли». В каноническом же варианте Толстой почти буквально воспроизводит де Местра: «В 12-м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли» [ВиМ Т. 1. Ч.3. VIII].
Наконец, граф Ланжерон, служивший в русской армии на театре турецкой войны 1806-1812 гг., оставил несколько более подробных замечаний об этой истории в своих записках. Ланжерон пересмотрел и дополнил эти записки в 1827; в 1831 он умер и оставил их рукопись Дому Инвалидов, закрыв ее для читателей на 50 лет - верный залог того, что сам он считал эти записки добросовестными. В 1881 доступ к ним был открыт, в начале XX века русский перевод их части, посвященной турецкой войне, появился в «Русской старине» (куски воспоминаний, относящиеся к другим временам, публиковались в оразное время у нас и за границей; полностью записки Ланжерона не опубликованы были еще и к 2004 - ни по-русски, ни по-французски [Keep 2004]).
Однако фамилия кутузовской валашки истории оказалась в указанном издании записок Ланжерона дважды искажена: в одном месте русский переводчик неправильно прочел почерк Ланжерона и передал эту фамилию как «Гуниан» (вместо «*Гулиан») [Ланжерон 1910/7: 167], а в другом месте уже сам Ланжерон привычно записал ее как «Гулиани», с типичным для этого региона окончанием на -и [Ланжерон 1911/8: 257] вместо правильного «Гулиано». Под этими именами злополучная валашка попала в советские романы о Кутузове: «Гуниани» в романе Леонтия Раковского (1960) и «Гулиани» в романе Олега Михайлова (1988). Оба называются «Кутузов», во втором облик Кутузова обрисован очень верно, что для романа советского времени - просто поразительно! Раковский начал писать свой роман еще при Сталине (в 1951), и у него «Гуниани» - просто гостья Кутузова, а все остальное сочинил Ланжерон по страсти к сплетням; Михайлов излагает дело в точности по этим самым «сплетням» Ланжерона. Соответствующие фрагменты обоих романов приведены ниже.
Зато румынские авторы этой истории касались неоднократно, указывая и некоторые дополнительные подробности ее, и политический контекст. Изложим же ее впервые в сводном виде.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ.
ДВА КОНСТАНТИНА - ВАРЛАМ И ФИЛИПЕСКУ.
Валашский аристократ Василе «Папа» из рода Могошеску (ок. 1700) первым имел прозвище Барканеску по владению своему Барканешты (близ Слатины на Олте); от него пошел род Барканеску. Внук его Йоан Барканеску умер в 1807 г. великим логофетом (то есть вторым по рангу министром при господаре). Женат Йоан был вторым браком на Катинке Гике, дочери великого бана (то есть первого по рангу министра при господаре) Константина Гики, и имел от Катинки нескольких детей, из коих последней была дочь Луксандра (Александра), родившаяся ок. 1797 г. Она и стала валашкой Кутузова. Когда ей исполнилось 10 лет, умер ее батюшка; к этому времени Валахия была год как занята русскими войсками и попала под русское военное управление. Последний господарь, Константин Ипсиланти, был вскоре снят с поста русской стороной и удален.
В валашском совете вельмож - «диване» - существовали две клики, которые, начиная с Ланжерона, обычно называют прорусской и антирусской. В действительности обе осуществляли ту или иную внешнеполитическую ориентацию лишь постольку, поскольку это было им на руку в их внутривалашских счетах, и поскольку враждебная клика уже заручилась поддержкой кого-то одного - Турции ли, России.. «Прорусская» клика, связанная с самим князем Ипсиланти, возглавлялась боярином Константином Варламом (его фамилия пишется также «Варлаам»), сыном важного сановника Думитраки Варлама. Константину Варламу было около 60 лет или более: в 1769 он успел послужить на русской службе во время первой турецкой войны Екатерины. «Антирусская» же клика (ставившая на другого господаря, Александра Суцу, соперника Константина Ипсиланти) возглавлялась боярином Константином Филипеску.
Семья Барканеску принадлежала именно к клике Константина Варлама, который, кстати же, приходился Луксандре Барканеску дядей (видимо, внучатным). Большое влияние на дочь имела ее матушка, Катинка Барканеску, урожд. Гика, достаточно послушная Варламу. После отстранения Ипсиланти от господарского престола Варлам был оставлен каймакамом Валахии (регент в отсутствие господаря).
Происходящее можно представить по Ланжерону, писавшему:
«Ко всему сказанному добавлю, что в Бухаресте имелось несколько партий; каждый боярин делался врагом всех остальных, лишь только он достигал какого-либо места, и тогда все восставали против него. Между ними не существовало ни родственной связи, ни уз дружбы, да и могло ли быть это чувство в сердцах развратников!
Я уже говорил, что русская партия была самая слабая, или скорее ничтожная, она состояла из бояр менее алчных и испорченных, которые, по крайней мере, не имели пороков, доходивших до холодной жестокости. Во главе этой партии был Варлам, служивший в русских войсках в войну 1769 года и бывший приверженцем русских, потому что, во первых, это было в его интересах, во-вторых, -пользуясь доверием князя Ипсиланти и не смотря на грозившие ему опасности, он приготовил без особого труда магазины для русских, даже в то время, когда турки были еще в Бухаресте. Такое отношение его к русским тем более важно, что, будучи посвящен в секрет нашего наступления, он не мог рассчитывать на какое-либо снисхождение со стороны турок, зная хорошо, что их месть так же ужасна, как и неумолима. Лучшие фамилии в Валахии: Гика, Градистан, Бракован и боярин Ненчулеско, были согласны с направлением Варлама, в тех же интересах и по тем же соображениям. Но вся эта партия состояла лишь из 10 -12 членов высшего класса, все же остальные греки или валахи были преданы или проданы туркам и их главному адепту Филипеско. Когда мы вошли в Бухарест, Варлам был во главе правления, в нем соединялись должности великого вестиара (президента Дивана) и каймакама -помощника князя Ипсиланти. Без сомнения, русские ему были очень обязаны и не должны были забыть его услуг, но, однако, вскоре случилось иное» [Ланжерон 1908/7: 171 сл.];
и:
«В Бухаресте был только небольшой кружок бояр, расположенных к князю Илсиланти и к русской партии. Во главе этой партии стоял Варлаам, который, в войну 1769 г., служил офицером в Апшеронском полку, a затем долгое время был в Петербурге и в Москве. Это был человек искренне преданный русским, но по своей слабохарактерности часто поддающийся влиянию недостойных своих союзников и неумело действовавший в своих сношениях, хотя сам по себе он был очень честен, насколько может им быть валах. Князь Ипсиланти, покидая Валахию, сделал его каймакамом, т. е. вице-президентом страны. Варлаам с мужеством и успехом продолжал дело, начатое князем, т. е. постройку наших магазинов. Благодаря его усердию и заботам наша армия получала прекрасную провизию, не делая никакого ущерба казне» [Ланжерон 1907/8: 313 сл.].
МИХАИЛ ПРЕДТЕЧА: М-ЛЬ ФИЛИПЕСКУ И МИЛОРАДОВИЧ
Между тем в 1806-1807 году одним из виднейших русских генералов в Валахии стал беззаветный герой Милорадович. Филипеску решил добиться решительного влияния на него, оставив с носом враждебную клику, и с этой целью устроил Милорадовичу в возлюбленные собственную дочь. Чтобы та не очень сопротивлялась, и батюшка ее, и Милорадович делали вид, что Милорадович на ней женится (Милорадович был холост и вообще ни на ком никогда жениться не собирался). Ланжерон об этом пишет так:
«Милорадович… пленился дочерью одного из первых бояр Валахии по имени Филипеско, хотя она и не была красавицей, но ему она очень нравилась и он не разбирал, кому она принадлежит, нашим друзьям, или врагам, a вскоре ее отец завладел всей администрацией. Константин Филипеско - наибольший враг русских (Кутузов, будучи в Константинополе, послом [в начале 1790-х гг.], получил от двора полный список врагов России в Валахии, во главе их был Филипеско), главный агент [бывшего господаря] Александра Сутца, начальника французской партии в Константинополе, будучи самым скрытным и вероломным из всех валахов, воспользовался этой непростительной слабостью Милорадовича и, продав ему свою дочь (эта молодая девушка, по своим хорошим качествам, не заслуживала быть жертвою бесчеловечных разсчетов своего отца, но она, по своей молодости и неопытности понадеялась на обещание Милорадовича жениться на ней - обещание, которое он забыл, уже выезжая из Бухареста), овладел его доверием, а через него и доверием Михельсона [русского командующего в Валахии]. Ему удалось бросить подозрение в измене на Ипсиланти и удалить его; поссорить с ним Михельсона, который также сменил с должности Варлаама и начал преследовать как его, так и всех сторонников России, которые по своим делам никак не заслуживали такой неблагодарности. Из-за этого многие сторонники России, возмущенные таким недоверием, перешли на сторону наших врагов. Все места были розданы смертельнейшим врагам России и известнейшим шпионам из французов и турок. С этих пор можно было предвидеть и неуспех войны и разорение страны, производимое Филипеско и его сообщниками с дерзостью и быстротой, свойственными только подобным администраторам» [Ланжерон 1907/8: 314 сл.].
В 1809 г. Милорадовичу было вверено верховное управление Валахией и командование тамошними русскими войсками, отчего позиции Филипеску и компании только укрепились. Это в конце концов привело в отчаяние начальника Милорадовича, командующего всеми русскими силами на дунайском театре Багратиона. Сначала отношения между ними были хороши, но уже 29.12.1809 Багратион писал Аракчееву:
«…А скажу вам в откровенности, что общий наш приятель Михайло Андреевич [Милорадович] крепко виноват против меня. Я люблю пробовать людей не на словах, а на деле: он кричал и писал - я дам пример всем служить и повиноваться и т.п., на поверку вышло, что не хочет расстаться с мамзель Филипеско, в которую по уши влюблен. Любовь его - Бог с ним, пусть бы веселился, но отец ее наш первый враг, и он играет первую роль во всей Валахии. Наш приятель за него уцепился крепко и способу нет никакого отделить, ибо что бы я ни затеял, тотчас турки знают от Филипеско. Наш приятель влюблен до сумасшествия, и способа нет с ним ладить. Я позвал было на сию сторону [Дуная], яко пост важный, почетный и составляющий левое мое крыло; но вот его рапорт: „Мне надо быть в Бухаресте; и премножество дел по всем частям”; а надо все хвататься за Филипеско и его товарищей. Но наш Михайло благословенный сделался от любви как дитя блаженный. Будет придираться, беситься, а в резон ввести не могу никак, ибо влюбленный человек лишается почти рассудка. Я вам говорю сие для того, что вы его любите и я очень люблю: он добрый, благородный, честный и все хорошее имел, но теперь узнать невозможно его. Из доброго человека сделался самым настоящим интриганом валахским. Его надо отсюда вывести; со временем любовь пройдет - он же нам спасибо скажет, а между тем избавится и от разорений. Он должен в Бухаресте около 35000 руб. - шутка ли? Истинно любя, его надо уволить: он очень желает, говорят, в Киев военным губернатором» [Дубровин 1883: 13-14].
Весной 1810 года Милорадовича и точно убрали из Валахии в киевские военные губернаторы. Позиции Филипеско пошатнулись, позиции Константина Варлама укрепились. Между тем его племяннице Луксандре исполнилось 13 лет и ее выдали замуж за боярина высокого ранга (по должности - тоже какого-то логофета) Николае Гулиано; этот брак состоялся к концу 1810 г.
Тем временем Багратиона в качестве главнокомандующего на Дунае давно успели сменить Каменским, тот умер, временным исполняющим его обязанности стал Ланжерон - но рексриптом от 7 марта 1811 император назначил новым главнокомандующим Кутузова. Ланжерона это, понятное дело, к Кутузову не расположило.
Кутузов успел послужить на Дунае в роли подчиненного генерала с весны 1808 по июнь 1809, когда Александр убрал Кутузова оттуда из-за того, что с ним поссорился тогдашний командующий на Дунае Прозоровский (предшественник Багратиона в этой должности). Теперь Кутузов возвращался на Дунай главнокомандующим.
«ПРОСТУШКА И МИЛОЧКА»
1/13 апреля 1811 Кутузов прибыл Бухарест и вступил в командование. Его с распростертыми объятиями тут же принял Константин Варлам; Кутузова здесь помнили еще по его недавней службе тут в 1808-1809. А тогда, по выражению Ланжерона, «Кутузов, всегда окруженный гаремом, имел веселый дом, где все себя чувствовали очень свободно, и где его дочь, M-me Хитрово (также весьма свободная) очень любезно принимала гостей» [Ланжерон 1908/6: 666]. Мадам Хитрово - это знаменитая Елизавета Михайловна, любимая дочь Кутузова, первым браком замужем за Тизенгаузеном, убитым при Аустерлице, вторым - за Николаем Хитрово (впоследствии влюбленная без взаимности в Пушкина, величавшего ее заглазно Пентефреихой). Кутузов с ней был очень дружен, и она наезжала к нему на Дунай и подолгу оставалась при нем. В апреле 1811 Кутузов, конечно, прибыл к армии без дочери; однако ее прибытие по его следам ожидалось вскорости и было заранее обговорено между ними. Вернее, они уговорились, что она поедет на Черное Море, в Одессу, и если все будет в порядке, то заедет и к отцу в Бухарест.
Принимая Кутузова, Варлам решил повторить прием Филипеско с Милорадовичем и представил Кутузову свою племянницу Луксандру Гулиано (Кутузов был принят и в доме самого Гулиано) в качестве перспективной кутузовской конкубины [Vintilă-Ghiţulescu 2005; Vintilă-Ghiţulescu 2006: 179; Vintilă-Ghiţulescu 2007; cf. Lazarescu 1999: 123, 130, 178]. Николае Гулиано, разумеется, не возражал. Как заметила К. Винтилэ-Гицулеску, пророссийская группировка воспользовалась для прихода к власти тем же приемом, что ранее группировка Филипеско: предложила Кутузову девушку. Кутузову и сама Луксандра, и эта идея понравилась, и он перевез ее к себе; для развлечения Луксандры дело было обставлено как своего рода умыкание, которое Кутузов поручил своему давнему доверенному лицу Коронелли. Совершилось это все чуть ли не течение одного-двух дней - 1-2 апреля 1811. Подробности сообщает Ланжерон:
«Первым делом Кутузова, по приезде в Бухарест [1/13 апреля 1811 г.], было отыскать себе владычицу; сделать это было совсем не трудно, но его выбор поразил нас. Он пал на 14-летнюю девочку, племянницу Ворлама и бывшую уже замужем за одним молодым боярином Гу[л]<н>ианом. Она очень понравилась Кутузову, и он, хорошо зная валахские нравы, приказал ее мужу доставить ее к нему, что тот и исполнил [это слишком суммарное описание - подробности Ланжерон приводит в другом месте, см. ниже]. На следующий день Кутузов представил нам свою возлюбленную и ввел ее в общество, но, к несчастью, этот ребенок (как и все женщины, кто бы они ни были) скоро начал иметь на нас большое влияние и пользовался им исключительно для себя и для своих родных» [Ланжерон 1910/7: 167 сл.].
Этот пассаж Ланжерон продолжает нравственным примечанием:
«Когда 64-летний старик, одноглазый, толстый, уродливый, как Кутузов, не может существовать без того, чтобы иметь около себя трех, четырех женщин, хвастаясь этим богатством - это достойно или отвращения или сожаления; но когда последнее из этих созданий управляет им совершенно, руководит всеми его действиями, дурно на него влияет, раздает места, то тут уже отвращение уступает место негодованию.
Повсюду, где женщины имеют слишком много власти и вмешиваются в политические дела, всегда их влияние - более или менее роковое для их страны. Через них погибла Польша, ими же много вреда сделали Франции, но в России они имели меньше влияния потому, что нация уже привыкла видеть их на троне, а следовательно видеть и мужчин, управляющих только их именем» [Ланжерон 1910/7: 168].
Ланжерон, однако, не рассудил в достаточной мере, что Луксандра Гулиано была не простая валашка, а дама из высшей знати, принадлежавшей к прорусской ее группировке и этой самой группировкой Кутузову преподнесенная в дар и залог их тесного единения. Румынские авторы это как раз хорошо понимают (никоим образом не хочу сказать, что личные достоинства Луксандры тут не имели значения - конечно, имели; если бы она Кутузову не понравилась, Варлам бы ему какую-нибудь другую даму нашел. Я хочу сказать, что Кутузов тут приятное соединял с полезным, и только такой наивный по-своему человек, как Ланжерон, мог полагать, что Кутузов позволил бы клике Варлама через все это дело использовать себя, Кутузова, к чужой пользе, вместо того, чтобы, напротив, использовать ее, клику, к пользе своей и служебной).
В другом месте Ланжерон описывает процедуру «умыкания», возвращаясь ко всему сюжету:
«Во время пребывания своего в Бухаресте [в 1811 - 1812 г.], Кутузов, не стесняясь более ничем, предавался самому постыдному беспутству. Он до такой степени забыл стыд и приличие, что публично увез от мужа ту маленькую валашку 14 лет, о которой я уже говорил. Ее звали M-me Гулиани (это похищение было произведено днем; совершил его г. Коронелли, о котором я уже говорил, и которого мы называли балеарским королем, он был действительно [пред]назначен для этого. M-me Гулиани вышла от мужа, и Коронелли ее сопровождал с каретой Кутузова, он посадил в нее молодую женщину, уложил ее вещи и отправил в приготовленный для нее дом. Сам же он [Коронелли] следовал за каретой пешком)» [Ланжерон 1911/8: 257].
Елизавета Хитрово между тем приехала в Одессу; Кутузов писал ей туда, приглашая в Бухарест и замечая в частности: «Ты увидишь новых лиц, между прочим, женщину замужем на на 14-м году жизни, такую простушку и такую милочку (tres naïve et tres plаisante)» [письмо от 28 апреля 1811 г., Тизенгаузен 1874: 359 сл.; фр.]. Нет необходимости указывать, что статус простушки и милочки при Кутузове должен был стать совершенно очевидным Елизавете Хитрово, самое позднее, с первого дня пребывания при отце (если только ее не осведомили бы обо всем раньше), так что Кутузов просто хвалится ей своим приобретением и приглашает поглядеть на него; своим успехом у дам он в письмах ей хвалился, с некоторым оттенком скромности, и ранее. В письме от 28.12.1810 он, в частности, извещал Елизавету о том, как привязана к нему в Вильне была жена генерала Беннигсена: прощаясь с ним при отъезде его из Вильны, «мадам Беннигсен рассталась со мной только при самом выходе [моем] на улицу, хотя было холодно, и она меня утопила в слезах. …Госпожа Фишер же проскакала 80 верст, чтобы догнать меня [и попрощаться со мной]» [Тизенгаузен 1874: 352; фр.]. Беннигсен, кстати, Кутузова за этот роман с его женой особенно возненавидел.
«МАЛЕНЬКАЯ СУЛТАНША»
Елизавета Хитрово приехала к отцу и гостила в Бухаресте в мае 1811 [Балязин 1811: 149], где могла видеть веселую жизнь, описанную опять-таки Ланжероном: В частности, Кутузов вступил в параллельный роман и с матушкой Луксандры Гулиано, Катинкой Барканеску, урожденной Гика, сделавшейся также ближайшей его наперсницей. Знал бы Толстой, что приписанный им Рамбалю сюжет ухаживания за матерью и дочерью одновременно был осуществлен столь почитаемым им Кутузовым, да еще с такой полнотой, какая Рамбалю и не снилась (Рамбаль, по Толстому, «поклонялся [любви, которая]… заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинациях уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству. Так, капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана» [ВиМ 3/3/XXIX]. Кутузов устроился намного проще и трогательнее, потому что тут никто ничем не жертвовал и великодушием не боролся). Кутузов также возымел обыкновение, являясь с мадам Гулиано на обеды, уединяться с ней после обеда в каком-нибудь покое; однако как минимум однажды понимания общества в этом маневре он не встретил: на приёме у валашского сановника Кумено, когда Кутузов с мадам Гулиано таким манером скрылись где-то в доме, остальные приглашенные в знак своего негодования покинули прием вовсе - чем, вне всякого сомнения, очень насмешили потом Михаила Илларионовича.
Приводим сообщения Ланжерона:
«Она [Луксандра Гулиано] сделалась его фавориткой; каждый вечер она приходила к нему, и он относился к ней в присутствии всех с такой фамильярностью, которая переходила все границы пристойности и вооружала против себя всех честных людей, которые были принуждены ходить к нему. Когда же он бывал приглашен на обед куда-нибудь, он считал себя вправе приводить с собою M-me Гулиани, а после обеда он запирался с ней в отдельной комнате. Валахский вице-президент г. Кумено имел неосторожность пригласить к себе обедать, вместе с этой счастливой парочкой, других дам и генералов, но все гости, кроме Кутузова, вскоре принуждены были оставить его дом. На балах, в клубах, во всех общественных местах можно было видеть эту маленькую бесстыдницу около Кутузова. Часто она усаживалась на руки к своему 70-ти летнему любовнику, играла его аксельбантами и позволяла себе целовать его, помирая со смеху [Ланжерон 1911/8: 257 сл.]… Интимное общество [Кутузова] состояло из людей, соответствовавших нравам и обычаям его дома. Вот кто были его поверенные, его избранные, его лучшие друзья: Мать M-me Гулиани (M-me Варканеско), которая тайно учила дочь тому, что она должна была знать, чтобы возбуждать истощенные чувства генерала, а затем приходила пользоваться результатами своих уроков[Ланжерон 1911/8: 258]».
Пафос Ланжерона совершенно разделяют несколько румынских историков, в сочинении которых говорится, что Кутузов превратил свой дом в лупанар, где Луксандра Гулиано стала официальной метрессой и султанской фавориткой [Filitti et al. 2004: 349, 355]. Зато Дан Лазареску в глоссарии к своей работе определяет ее очень трогательно, просто как «эгерию генерала Кутузова» [Lazarescu 1999: 237].
Ланжерон также плачется, как кутузовское увлечение плохо влияло на дела:
«M-me Гулиани за 3.000 дукатов возвела на место каймакама (наместника визиря или генерал-губернатора Малой Валахии) одного графа Дудетцло, известного в Валахии за весьма дурного человека и даже опасного по своим взглядам и сношениям, и который во времена князя Ипсиланти должен был бы быть казнен за перехваченную корреспонденцию с Пасван-Оглы, достойную полного осуждения. M-me Гулиани также дала должность шефа полиции в Бухаресте своему двоюродному брату, одному Филипеско, шпиону, известному туркам. Таким образом раздавались и другие места. Кабинет и канцелярия Кутузова были центром всех интриг. Преступный и грешный старик был осажден всеми этими индивидуумами, которые старались овладеть его доверием, и стоило им достичь желаемого, как они его обманывали самым безбожным образом [Ланжерон 1911/8: 259 cл.]… В 1812 г. генерал Кутузов вместо того, чтобы учредить таможню в Зимнице в пользу Императора, представил денежную выгоду семье своей маленькой султанши [там же: 271]».
К этому можно добавить ламентации де Места в 1812 касательно того, что-де Кутузов околдован валашкой [Гулиано], которая открыто находится на содержании Порты.
Со своей стороны выскажу полную уверенность в том, что:
1. Если бы Кутузов принялся искать для ведения дел в Валахии значительного человека, который бы не был «известен за весьма дурного человека» и не являлся бы таковым в действительности, то ему не стоило бы и начинать, ибо найти порядочного человека среди валашской элиты того времени было столь же легко, как и в нынешней РФ.
2. Кутузова было очень мудрено обойти и тогда, и до того, и после того, если только те действия, которые со стороны рассматривались как пример его одурачивания, не входили заранее - безвестно для наблюдателей - в его, кутузовские расчеты и прикидки как вещи желательные или безразличные.
3. Хотя де Местр был человек очень глупый, можно ему поверить в рассуждении связей Порты с Луксандрой Гулиано и попыткам тайно использовать оную для оказательства влияния на Кутузова в нужном туркам направлении - ибо, учитывая положение Луксандры при Кутузове, со стороны Порты было бы только разумно попытаться употребить ее в таком качестве. Если так оно и было, то можно не сомневаться, что Кутузов эту ниточку связи с Портой сумел использовать с куда большим эффектом для своей стороны.
ЭПИЛОГ.
В конце весны 1812 Кутузов, заключивший Бухаресткий мир на условиях, вызвавших полнейшее остервенение у Наполеона, крайнюю скорбь у англичан и у самих турок (блефовал, подкупал и надувал он турок при этом до невероятия; и в самом деле, накануне несомненного нападения Наполеона на Россию выцыганить у турок Бессарабию и заключить с ними мир - когда по всем здравым раскладам Турция должна была мира не заключать вовсе, а подождать еще месяц, оказаться у Наполеона в союзниках и вернуть все потери за сто лет, да еще с прибавкой - это требовало даже и по кутузовским меркам невероятных вещей), был снят Александром с поста командующего Молдавской армией и оставлен без службы вовсе. Дальнейшее поприще его известно.
Валахия была возвращена туркам. Клика Варлама оказалась в проигрышном положении. Николае Гулиано в конце концов развелся с женой - надо думать, из-за кутузовской истории, - но на ней это особенно не сказалось, и она снова вышла замуж за генерала Г. Левенди [Dariescu 2010], что состоялось уже к 1827, как сообщает в своем примечании от этого года тот же Ланжерон:
«(1827) M-me Гулиани, разведенная с своим мужем, венчалась с греком, секретарем при русской миссии в Константинополе, по имени Левенди (Levendi)» [Ланжерон 1911/8: 258].
У них родился сын, Ахилл Левенди. Г. Левенди был членом греческой гетерии и умер в Афинах в 1847 г. Когда скончалась Луксандра, я не знаю.
ЛИТЕРАТУРА
Балязин 1991 - Балязин В.Н. Михаил Кутузов. М.
CD - Maistre J., de. Correspondance diplomatique: 1811-1817. I-II. P., 1860.
Dariescu 2010 - Cosmin Dariescu. Sancłionarea Adulterului în Dreptul Românesc al Veacului al XIX-Lea. // SSRN E-Pub October 17, 2010 (http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1693405 )
Дубровин 1883 - Письма главнейших деятелей в царствование императора Александра I: 1807-1829 гг. / Н.Ф. Дубровин. Спб., 1883.
Filitti et al. 2004 - Călători străini despre ţările române în secolul al XIX-lea. Vol. I 1801-1821 / G. Filitti, B. Marinescu, Ş. Rădulescu-Zoner, M. Stroia, P. Cernovo. Academiei Române, Bucureşti.
Keep 2004 - John Keep. Le comte de Langeron et le développement des la connaissance des armeés Russes par les Français // L'influence Française en Russie au XVIIIie Siècle / Jean-Pierre Poussou. P.-Sorbonne. P. 559-576
Ланжерон - Записки графа Ланжерона. Война с Турцией 1806-1812 г.г. Перевод с французской рукописи, под редакцией Е. Каменского // Русская старина. 1907/5 - 1911/8.
Lazarescu 1999 - Dan A. Lăzărescu. Imaginea poporului român în conștiința europeană: 1821-1834. Bucureşti., AGIR
ПП - Граф Жозеф де Местр. Петербургские письма / изд. Д.В. Соловьев. СПб., Инапресс, 1995.
Тизенгаузен 1874 - Тизенгаузен Е. Ф. Князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленскй. Письма его дочери графине Е. М. Тизенгаузен, во втором замужестве Хитрово // Русская старина. 1874 (т. Х) / 06. С. 337-377.
Vintilă-Ghiţulescu 2005 - Constanţa. De la liubov la hamor... // Dilema Veche. 96 (17 noiembre 2005).
Vintilă-Ghiţulescu 2006 - Constanţa Vintilă-Ghiţulescu. Focul Amorului. Despre dragoste şi sexualitate în societatea românească (1750-1830). Bucureşti, Ed. Humanitas.
Vintilă-Ghiţulescu 2007 - Constanţa Vintilă-Ghiţulescu. Rusofili şi Rusofobi // Dilema Veche. 171 (18-24 mai 2007).
ПРИЛОЖЕНИЕ. Луксандра Гулиано в романах «Кутузов»
Леонтий Раковский:
«…Свободные вечера он [Кутузов] проводил в тесном кругу офицеров своей свиты и нескольких бухарестских знакомых.
Михаил Илларионович с детства был живым и общительным человеком. Проведя большую часть жизни в армии, он, однако, не стал «рубакой», знающим только саблю да штык. Он любил встречаться с людьми, посидеть и поговорить не только у солдатского костра, но и в гостиной, в кругу молодых, хорошеньких женщин, за легкой, непринужденной беседой. Недаром Екатерина II когда-то назначила его, боевого генерала, на трудный пост дипломата. Кутузов очаровывал дам своей внимательностью, предупредительностью к ним, своим веселым остроумием. Он был редким собеседником, потому что много знал, хорошо и интересно говорил и при нужде мог терпеливо слушать.
Среди знакомых бухарестских дам, «понимающих кое-что в светском обращении», как писал о них любимой дочери Елизавете Михаил Илларионович, его очень забавляла своей детской непосредственностью четырнадцатилетняя жена валашского боярина Гуниани, жившего по соседству.
Когда генерал Александр Федорович Ланжерон приходил к Кутузову посидеть вечером и встречал у него эту чету, он щурил глаза и иронически раздувал свои французские ноздри.
Михаил Илларионович все видел. И не без основания думал, что Александр Федорович, по-бабьи любивший сплетня и пересуды, завтра же станет рассказывать по всему штабу разные небылицы о шестидесятишестилетнем командующем.
Кутузова это ничуть не тревожило. Он продолжал вести знакомство с теми, с кем ему было приятно встречаться».
Олег Михайлов:
«Среди прочих достопримечательностей Кутузову представили прелестную замужнюю валашку - такую забавную простушку. Она была племянницей известного своими прорусскими симпатиями Варлама и недавно обвенчалась с молодым боярином Гулиани…
Любовь - та же война. Могут сказать, что стыдно старцу, который вдруг воспылал страстью к юной простушке. Но ведь сочинил же немецкий народ сказку о Фаусте. Фаустом, который добился своего, не продавшись при этом черту, чувствовал себя Михаил Илларионович. Похищение было организовано так. Действительный статский советник Иван Яковлевич Коронелли средь бела дня подъехал в карете к покоям боярина Гулиани. В тот же миг мадам Гулиани, как бы случайно прогуливаясь, вышла навстречу, а слуга вынес ее вещи. Коронелли усадил ее в карету, которая направилась к специально приготовленному дому. Сам действительный статский советник уже не посмел сесть рядом с избранницей Кутузова и шел за каретой пешком. Конечно, весь бухарестский свет был возмущен и шокирован. Осуждали не за разницу в возрасте, не за азиатский способ умыкания, а прежде всего за то, что выбор графа Михаила Илларионовича пал на полуграмотную валашку. Кутузов в ответ только посмеивался и позволял ей играть своими аксельбантами. Когда вице-президент Валахии Комнено пригласил к себе на обед всю бухарестскую знать, Михаил Илларионович явился туда с Гулиани. Возмущенные дамы шушукались за столом, склоняя своих супругов покинуть собрание, оскверненное присутствием этой маленькой бесстыдницы.
Зато в кругу офицеров и в валашской среде Кутузов никого не шокировал. Тут не было ни завистливых барынек, ни чопорного Ланжерона, ни великосветских дам, предающихся распутству тайно. Общество собиралось, может быть, и разношерстное, но веселое и без затей: генерал-майор Репнинский, герой рейда за Дунай, на Лом-Паланку, матушка Гулиани - разбитная и смешливая мадам Верканеско, полковник лейб-гвардии Семеновского полка и начальник канцелярии Молдавской армии умница Паисий Кайсаров, казначей валахского дивана Варлам и его милая супруга, теща Булгакова, и сам Константин Яковлевич Булгаков, управляющий дипломатической частью армии, наконец, Иван Степанович Бароцци, чиновник Министерства иностранных дел, всегда с готовой шуткой и метким словом».