Сага-3
Перовский меж тем тоже совершенно не горел желанием раскапывать и обнаруживать крамолы Петрашевского и его круга. У него, как и у Орлова, были к этому, кроме общегуманитарных причин, куда более веские причины практические. То, что при раскапывании крамолы забьют фонтаном, было самоочевидно. В деле неизбежно обнаружились бы замешанными чиновники самых разных министерств и военные самых разных частей, в их числе - родственники влиятельных особ. Ни начальники этих министерств и командиры частей, ни означенные влиятельные родственники, мягко говоря, не сказали бы спасибо ретивому дознавателю, который выявил бы крамольные калякания их подчиненных и родных и представил их Государю с понятными для всех последствиями. (Липранди потом действительно сломал себе на этом карьеру). И если Орлов по своему положению и характеру мог этим фактором и пренебречь, то Перовский - едва ли.
Сговаривались ли Перовский с Орловым (обиняками, конечно) о том, чтобы дело по возможности спустить в песок, - неведомо; но по дальнейшим событиям ясно, что самому Липранди Перовский именно такую установку и дал - в привычной манере прозрачных для опытного человека намеков (надо сказать, что Булгаков в "Последних днях" идеально передал сценой с "А то поедут не туда" манеру общения сановников времен Николая). Ход событий был таков:
- Липранди без труда собрал предварительные сведения о Петрашевском, передал их Орлову, тот - Государю (*не исключено, кстати, что тот разговор Орлова с Государем о непреступности кружка Петрашевского, который я излагал выше, помещая его на момент _до_ соглашения Орлова с Перовским, имел место не тогда, а именно сейчас; характера событий, действий и мотивов эта перестановка в любом случае не изменила бы). Государь встревожился и велел учредить постоянный тайный надзор за Петрашевским, причем, кажется, опять пугнул Орлова, так как тот около десяти вечера прилетел к Перовскому и к полуночи они кликнули Липранди.
- Липранди явился и получил приказание от Орлова и Перовского "устроить уже настоящий тайный надзор" за Петрашевским по воле Государя.
Тут попытался отбояриться и Липранди! Как показывает дальнейшее, большого сочувствия (а вернее сказать, никакого) он к будущим жертвам не испытывал, а вот влезать в это дело не хотел: неизбежные последствия в виде арестов, скандала и соответствующего озлобления многих начальников и вельмож на главного исполнителя были ясны и ему. Поэтому он "представил всю неопытность свою в подобных делах", предупредил, что "может сделать упущения", и всячески пытался отговориться от этого поручения.
Орлов и Перовский, слыша такие речи от профессионального разведчика, контрразведчика и следователя, могли только посмеяться в душе; Орлов ласково разъяснил: - За это будем отвечать уж мы со Львом Алексеевичем (Перовским), а вам я скажу более, что такова воля Государя - он вспомнил, что Вы управляли делами высшей заграничной тайной полиции во время войны.
Деваться было некуда, и Липранди приступил к действиям. Шел март 1848 года.
Действовал Липранди так: никого интеллигентного к Петрашевскому не подсылал, никаких подходов к его кружку не искал, а взял двух безграмотных агентов и под видом извозчиков посылал их стоять близ дома Петрашевского, дабы они доглядывали, сколько народу ходит к Петрашевскому, а потом, если кто-то из покидающих Петрашевского гостей захочет прокатиться на них домой, могли тем самым разузнать, кто это и где живет. Параллельно Липранди отмечает в рапортах, как сложно выяснить что-то более важное: хозяин дома, вишь, очень "осторожен", а именно: сам выходит в переднюю и присутствует при отпирании дверей навстречу гостю, парадный подъезд запирает по вечерам (используя далее черный ход), а за таинственность свою у соседей слывет под кличкою "Басурмана"...
Все сии труды продлились около месяца, и результатом было выяснение (трудами агентов-"извозчиков" и полиции) менее чем десятка личностей посетителей Петрашевского.
После чего Липранди прекрашает какие бы то ни было действия, и с середины апреля 1848 года по январь 1849 по надзору над Петрашевским и выяснению того, что он там делает и о чем разговаривает, не делалось _ровным счетом ничего_. Даже отчетов не писали.
В переводе на русский язык: Перовский дал понять Липранди, что чем быстрее это дело уйдет в песок, тем лучше; Липранди в течение месяца имитировал слежку за Петрашевским, учиняя такие меры, которые заведомо не могли дать на Петрашевского и его приятелей никакого компромата (разве что выходящие от Петрашевского гости орали бы на всю улицу "Даешь социалистическую республику!" или пытались вербовать в тайное общество извозчиков, которые развозили их по домам). А раз крамолы не обнаруживается, то и докладывать Государю пока не о чем - не сообщать же ему, что вот-де еще один гость Петрашевского идентифицирован! Так что ему ничего и не докладывали. В течение месяца Государь всем этим делом так и не понтересовался, и обрадованный Перовский, решив, что Государь обо всем этом уже забыл и к вопросу о Петрашевском возвращаться сам не станет, дал Липранди отмашку - тоже, конечно, намеками, - тихо похоронить все это предприятие и прекратить по нему всякие действия.
Что тот и сделал.
А император действительно ни о чем не спрашивал еще много месяцев. И все это время Перовский и Липранди думали, что он забыл, а там и сами забыли. (На тот случай, если он все-таки вспомнит, у них заранее было всё готово - как мы увидим ниже).
А Орлов меж тем весь 1848 год неведомо для всех получал через Дубельта от своего агента в кругу Петрашевского сведения о том, что там происходит. А там уж и до разговоров о том, что царь-де "богдыхан" и что надо это разъяснить народу, и что освободить крестьян можно хоть бы и через восстание, доходило; но поскольку никаких приуготовлений к каким-то делам по-прежнему не было, а граф Орлов твердо положил про себя, что пустых разговоров он преследовать и разоблачать перед императором не будет, хоть бы они и подпадали под запрет законов (они подпадали), то Орлов ничего и не делал.
А Петрашевский как-то собрал дворников домов своих и соседских, прочитал им лекцию о коммунизме по Фурье и спросил: - Поняли, ребята?
- Поняли, как не понять! - ответили дворники.
Довольный Петрашевский дал им по двугривенному и пригласил прийти к нему еще раз и товарищей привести. Те исполнили, и Петрашевский закатил им еще более подробную лекцию о коммунизме, и отпуская, дал им по пятаку.
- Барин! - сказали они. - Это маловато будет; мы Вашу милость слушали нынче долее, чем в первый раз, а денег получили за это от Вас менее!
Становилось все яснее, что иначе как тайным обществом дела не сделать. В декабре 1848 Петрашевский приступил, наконец, к интенсивным переговорам с избранными своими гостями о тайном обществе. Переговоры кончились неожиданно: общества не составилось, зато семеро из гостей Петрашевского, рассудив между собой, что идея хороша, но сам-то "Петрашевский дурак, актер и болтун, у него не выйдет ничего" - решились составить тайно от Петрашевского особое общество друг с другом, Петрашевскому о нем ничего не сообщать и его туда не принимать, а меж тем тайно собрать типографию и печатать на ней прокламации, а далее их распространять - как пояснил приятелю один из семерки (а именно Достоевский) "конечно, с целью произвести переворот в России". Руководителем был Спешнев, прочие участники - Мордвинов, Момбелли, Филиппов, Достоевский, Григорьев и Милютин. Из них Мордвинов и Милютин были отпрысками весьма влиятельных семейств (Мордвиновы - совсем уж сановно-вельможеские, Милютины - весьма авторитетное служилое смейство). Как перейти от прокламаций к перевороту, они не знали и не загадывали: ввяжемся, а там посмотрим.
Между тем над всеми ними разразился гром: на рубеже 1848/1849 года Император запросил Орлова - Перовского о том, что выяснено по делу о Петрашевском. Ничего он не забыл.
Прод. след.
Сговаривались ли Перовский с Орловым (обиняками, конечно) о том, чтобы дело по возможности спустить в песок, - неведомо; но по дальнейшим событиям ясно, что самому Липранди Перовский именно такую установку и дал - в привычной манере прозрачных для опытного человека намеков (надо сказать, что Булгаков в "Последних днях" идеально передал сценой с "А то поедут не туда" манеру общения сановников времен Николая). Ход событий был таков:
- Липранди без труда собрал предварительные сведения о Петрашевском, передал их Орлову, тот - Государю (*не исключено, кстати, что тот разговор Орлова с Государем о непреступности кружка Петрашевского, который я излагал выше, помещая его на момент _до_ соглашения Орлова с Перовским, имел место не тогда, а именно сейчас; характера событий, действий и мотивов эта перестановка в любом случае не изменила бы). Государь встревожился и велел учредить постоянный тайный надзор за Петрашевским, причем, кажется, опять пугнул Орлова, так как тот около десяти вечера прилетел к Перовскому и к полуночи они кликнули Липранди.
- Липранди явился и получил приказание от Орлова и Перовского "устроить уже настоящий тайный надзор" за Петрашевским по воле Государя.
Тут попытался отбояриться и Липранди! Как показывает дальнейшее, большого сочувствия (а вернее сказать, никакого) он к будущим жертвам не испытывал, а вот влезать в это дело не хотел: неизбежные последствия в виде арестов, скандала и соответствующего озлобления многих начальников и вельмож на главного исполнителя были ясны и ему. Поэтому он "представил всю неопытность свою в подобных делах", предупредил, что "может сделать упущения", и всячески пытался отговориться от этого поручения.
Орлов и Перовский, слыша такие речи от профессионального разведчика, контрразведчика и следователя, могли только посмеяться в душе; Орлов ласково разъяснил: - За это будем отвечать уж мы со Львом Алексеевичем (Перовским), а вам я скажу более, что такова воля Государя - он вспомнил, что Вы управляли делами высшей заграничной тайной полиции во время войны.
Деваться было некуда, и Липранди приступил к действиям. Шел март 1848 года.
Действовал Липранди так: никого интеллигентного к Петрашевскому не подсылал, никаких подходов к его кружку не искал, а взял двух безграмотных агентов и под видом извозчиков посылал их стоять близ дома Петрашевского, дабы они доглядывали, сколько народу ходит к Петрашевскому, а потом, если кто-то из покидающих Петрашевского гостей захочет прокатиться на них домой, могли тем самым разузнать, кто это и где живет. Параллельно Липранди отмечает в рапортах, как сложно выяснить что-то более важное: хозяин дома, вишь, очень "осторожен", а именно: сам выходит в переднюю и присутствует при отпирании дверей навстречу гостю, парадный подъезд запирает по вечерам (используя далее черный ход), а за таинственность свою у соседей слывет под кличкою "Басурмана"...
Все сии труды продлились около месяца, и результатом было выяснение (трудами агентов-"извозчиков" и полиции) менее чем десятка личностей посетителей Петрашевского.
После чего Липранди прекрашает какие бы то ни было действия, и с середины апреля 1848 года по январь 1849 по надзору над Петрашевским и выяснению того, что он там делает и о чем разговаривает, не делалось _ровным счетом ничего_. Даже отчетов не писали.
В переводе на русский язык: Перовский дал понять Липранди, что чем быстрее это дело уйдет в песок, тем лучше; Липранди в течение месяца имитировал слежку за Петрашевским, учиняя такие меры, которые заведомо не могли дать на Петрашевского и его приятелей никакого компромата (разве что выходящие от Петрашевского гости орали бы на всю улицу "Даешь социалистическую республику!" или пытались вербовать в тайное общество извозчиков, которые развозили их по домам). А раз крамолы не обнаруживается, то и докладывать Государю пока не о чем - не сообщать же ему, что вот-де еще один гость Петрашевского идентифицирован! Так что ему ничего и не докладывали. В течение месяца Государь всем этим делом так и не понтересовался, и обрадованный Перовский, решив, что Государь обо всем этом уже забыл и к вопросу о Петрашевском возвращаться сам не станет, дал Липранди отмашку - тоже, конечно, намеками, - тихо похоронить все это предприятие и прекратить по нему всякие действия.
Что тот и сделал.
А император действительно ни о чем не спрашивал еще много месяцев. И все это время Перовский и Липранди думали, что он забыл, а там и сами забыли. (На тот случай, если он все-таки вспомнит, у них заранее было всё готово - как мы увидим ниже).
А Орлов меж тем весь 1848 год неведомо для всех получал через Дубельта от своего агента в кругу Петрашевского сведения о том, что там происходит. А там уж и до разговоров о том, что царь-де "богдыхан" и что надо это разъяснить народу, и что освободить крестьян можно хоть бы и через восстание, доходило; но поскольку никаких приуготовлений к каким-то делам по-прежнему не было, а граф Орлов твердо положил про себя, что пустых разговоров он преследовать и разоблачать перед императором не будет, хоть бы они и подпадали под запрет законов (они подпадали), то Орлов ничего и не делал.
А Петрашевский как-то собрал дворников домов своих и соседских, прочитал им лекцию о коммунизме по Фурье и спросил: - Поняли, ребята?
- Поняли, как не понять! - ответили дворники.
Довольный Петрашевский дал им по двугривенному и пригласил прийти к нему еще раз и товарищей привести. Те исполнили, и Петрашевский закатил им еще более подробную лекцию о коммунизме, и отпуская, дал им по пятаку.
- Барин! - сказали они. - Это маловато будет; мы Вашу милость слушали нынче долее, чем в первый раз, а денег получили за это от Вас менее!
Становилось все яснее, что иначе как тайным обществом дела не сделать. В декабре 1848 Петрашевский приступил, наконец, к интенсивным переговорам с избранными своими гостями о тайном обществе. Переговоры кончились неожиданно: общества не составилось, зато семеро из гостей Петрашевского, рассудив между собой, что идея хороша, но сам-то "Петрашевский дурак, актер и болтун, у него не выйдет ничего" - решились составить тайно от Петрашевского особое общество друг с другом, Петрашевскому о нем ничего не сообщать и его туда не принимать, а меж тем тайно собрать типографию и печатать на ней прокламации, а далее их распространять - как пояснил приятелю один из семерки (а именно Достоевский) "конечно, с целью произвести переворот в России". Руководителем был Спешнев, прочие участники - Мордвинов, Момбелли, Филиппов, Достоевский, Григорьев и Милютин. Из них Мордвинов и Милютин были отпрысками весьма влиятельных семейств (Мордвиновы - совсем уж сановно-вельможеские, Милютины - весьма авторитетное служилое смейство). Как перейти от прокламаций к перевороту, они не знали и не загадывали: ввяжемся, а там посмотрим.
Между тем над всеми ними разразился гром: на рубеже 1848/1849 года Император запросил Орлова - Перовского о том, что выяснено по делу о Петрашевском. Ничего он не забыл.
Прод. след.