(no subject)
О радости пою, о раковине сердца,
Где прячется весна в потемках декабря.
О розовом краю, взывающем погреться,
О редких быстрых снах, что радугой горят.
О радости шуршат полозья снегохода,
О ней молчат снега над спящею рекой,
И дедушка-рыбак с лицом магистра Йоды
О ней, не о деньгах вздыхает глубоко.
О ра-до-стень-тень-тень волнуется синица.
«М-урра-мур-ррадость есть», - нахрапывает кот.
И дятел Божий день в восторге суетится,
Отстукивает текст и телеграммы шлет.
Старинные слова, просвечивают яти:
«Тотъ умеръ, кто не радъ! Ты рада ли теперь?»
Я все еще жива, спасибо, милый дятел,
Душа моя стара, но я живучий зверь.
Я радости служу. Я радостью поверю
и этот новый год, и этот древний мир.
От трепета дрожу, но открываю двери -
Пускай она войдет. И царствует! Аминь.
Где прячется весна в потемках декабря.
О розовом краю, взывающем погреться,
О редких быстрых снах, что радугой горят.
О радости шуршат полозья снегохода,
О ней молчат снега над спящею рекой,
И дедушка-рыбак с лицом магистра Йоды
О ней, не о деньгах вздыхает глубоко.
О ра-до-стень-тень-тень волнуется синица.
«М-урра-мур-ррадость есть», - нахрапывает кот.
И дятел Божий день в восторге суетится,
Отстукивает текст и телеграммы шлет.
Старинные слова, просвечивают яти:
«Тотъ умеръ, кто не радъ! Ты рада ли теперь?»
Я все еще жива, спасибо, милый дятел,
Душа моя стара, но я живучий зверь.
Я радости служу. Я радостью поверю
и этот новый год, и этот древний мир.
От трепета дрожу, но открываю двери -
Пускай она войдет. И царствует! Аминь.