Время и формалин
Давно я не выкладывал фрагментов из записной книжки, которых, тем временем, всё больше. Когда-нибудь их наберётся достаточно, чтобы собрать связную книгу, а пока немного рассуждений героя, которого я пока ещё не полюбил, а значит, не уверен, что ещё пущу в записную книжку.
Я похож на художника, взявшегося медлительным маслом ловить мгновение в кружащихся цветных песчинках на дне родника. Я окидываю взором дрожание воды, блики на мокрой траве, с пронзительной ясностью схватываю картинку, но прежде, чем успеваю смешать краски, она гаснет в памяти, да и сама натура меняется - песчинки устроили калейдоскоп, солнечные зайчики скакнули на новые места. Всё, вроде, одно и то же, всё на своём месте, но чуть иное - и настроение изменилось, и цвет, и яркость. И этой малой перемены уже достаточно для потери - я сам переменился, у меня в памяти больше на одну стёршуюся картинку, на одно сожаление. И вот можно рисовать, да только будет ли это тем родником? Смогу ли я защитить от нового себя мгновение, которое уже в прошлом?
Это похоже на борьбу со временем. Я встречаю достойный феномен, и нацеливаюсь на него банкой с формалином, чтобы с египетским упорством забальзамировать для вечной жизни, однако сама эта готовность меняет меня, меняет явление, чем бы оно ни было - миловидною кареглазой девицей с искорками веснушек на щеках или песчаным родником, или случайной городской луной.
Горько отпускать красоту, больно отпускать жизнь. Пора детства, одуванчиковых венков, песчаных городов и клятв в вечной верности. Я частенько шагаю по памятным улицам, будоражащим самые глубокие мои тайны, и узнаю их в чём-то, но чаще - не узнаю, подмечаю не сходства, а различия, гадаю, какие перемены принесло время, а какие появились из-за податливости памяти.
Больнее всего отпускать людей. Кирпичик за кирпичиком можно вкладывать в человека, строить, проектировать, тратить цемент и сталепрокат без счёту, но каждый камень в фундамент отношений - это камень в их крушение. Близкие отдаляются, верные меняются, родные умирают.
Я с неприязнью пишу не самое простое признание, но я всеми силами противлюсь переменам. Всё, что я хочу видеть в своей жизни - это воспоминания. Они неизменны потому, что уже призрачны. Я избегаю нового, и, будь моя воля, запретил бы будущее, которое несёт нам только потери ибо всё новое становится потерей в миг встречи с ним.
Я похож на художника, взявшегося медлительным маслом ловить мгновение в кружащихся цветных песчинках на дне родника. Я окидываю взором дрожание воды, блики на мокрой траве, с пронзительной ясностью схватываю картинку, но прежде, чем успеваю смешать краски, она гаснет в памяти, да и сама натура меняется - песчинки устроили калейдоскоп, солнечные зайчики скакнули на новые места. Всё, вроде, одно и то же, всё на своём месте, но чуть иное - и настроение изменилось, и цвет, и яркость. И этой малой перемены уже достаточно для потери - я сам переменился, у меня в памяти больше на одну стёршуюся картинку, на одно сожаление. И вот можно рисовать, да только будет ли это тем родником? Смогу ли я защитить от нового себя мгновение, которое уже в прошлом?
Это похоже на борьбу со временем. Я встречаю достойный феномен, и нацеливаюсь на него банкой с формалином, чтобы с египетским упорством забальзамировать для вечной жизни, однако сама эта готовность меняет меня, меняет явление, чем бы оно ни было - миловидною кареглазой девицей с искорками веснушек на щеках или песчаным родником, или случайной городской луной.
Горько отпускать красоту, больно отпускать жизнь. Пора детства, одуванчиковых венков, песчаных городов и клятв в вечной верности. Я частенько шагаю по памятным улицам, будоражащим самые глубокие мои тайны, и узнаю их в чём-то, но чаще - не узнаю, подмечаю не сходства, а различия, гадаю, какие перемены принесло время, а какие появились из-за податливости памяти.
Больнее всего отпускать людей. Кирпичик за кирпичиком можно вкладывать в человека, строить, проектировать, тратить цемент и сталепрокат без счёту, но каждый камень в фундамент отношений - это камень в их крушение. Близкие отдаляются, верные меняются, родные умирают.
Я с неприязнью пишу не самое простое признание, но я всеми силами противлюсь переменам. Всё, что я хочу видеть в своей жизни - это воспоминания. Они неизменны потому, что уже призрачны. Я избегаю нового, и, будь моя воля, запретил бы будущее, которое несёт нам только потери ибо всё новое становится потерей в миг встречи с ним.