Юрий Бахурин
Нарочито метафоричное, претендующее на сенсационность название настоящей статьи не случайно. Более дискуссионного, изобилующего ненаучными версиями, и даже скандалами сюжета нет не только во всей череде революционных событий в России в 1917 г., но и, возможно, во всей отечественной истории. Представители каждой из сторон в этой непрекращающейся полемике оперируют имеющимися в их распоряжении фактами и собственным понятийным аппаратом. И именно вышеприведенными терминами зачастую пользуются апологеты версии о финансировании большевистской революции кайзеровской Германией.
В рамках этой исторической гипотезы можно выделить 2 основных направления: сторонники первого полагают доказанным лишь факт субсидирования партии большевиков германской военно-политической верхушкой; склоняющиеся ко второму течению не ограничиваются этим. По их мнению, вождь большевиков В.И. Ульянов-Ленин (наряду с другими представителями ЦК РСДРП(б) в годы Первой мировой войны являлся германским «агентом влияния», по приказу немецкого Генерального штаба и на его деньги разваливавшим русскую армию, а после прихода к власти подписавшим с Германией «похабный» Брест-Литовский мирный договор.
Историк И.Я. Фроянов следующим образом обозначил эти тенденции в своем подходе к поставленному вопросу: «Брали ли большевики деньги у немцев? Брали. Были ли они немецкими агентами? Безусловно, нет»[
1]. В настоящей статье на основе большого количества исторических источников и проведенных специалистами исследований предпринята попытка взвесить имеющиеся позиции по данным вопросам и дать на них объективный ответ [забавно, что г.Фроянов, как и другие историки «национально-патриотической позиции», во всех вопросах выступают «за Сталина, но против Ленина», и поэтому радостно поддерживают любую правдоподобную ложь в оправдание первого, но в осуждение второго - wsf1917].
Начать данный анализ можно с вопроса об оплате немцами большевистской антивоенной пропаганды после февраля 1917 г. В частности, писатель Олег Платонов в одном из своих произведений убежденно рассуждал о финансировании противником «антирусской деятельности» по изданию «Правды» и других большевистских газет, даже подготовку и публикацию «Приказа № 1» полагая плодом происков масонов, большевиков и немцев; при этом он ссылается буквально на... слухи[
2]. Данная версия ранее разрабатывалась в научной литературе, но не была обнародована[
3]. Между тем, её приходится признать несостоятельной - документы, изобличающие подрывную деятельность германских спецслужб на Восточном фронте в 1917 г., не содержат свидетельств об их связи с большевистскими издателями[
4], равно как подобных примеров не обнаруживают исследования специалиста по русской военной печати периода Первой мировой войны Д.Г. Гужвы[
5]. Как показало расследование событий 3-5 июля 1917 г. в Петрограде, в конторе газеты «Правда» имелась вся учетная документация по собственно газете и типографии, функционировавших лишь на средства от подписки и пожертвования.
Вообще происходившее в 1917 г. стремительное таяние русской армии путем дезертирства и раскола по классовому и национальному признаку не было уникальным явлением; схожие процессы наблюдались и в других странах, участвовавших в Первой мировой войне - Германии, Австро-Венгрии и т. д.[
6] По свидетельству 1-го генерал-квартирмейстера германской армии Эриха Людендорфа: «Мысль о революции, распространяемая неприятельской пропагандой, и большевизм нашли в Германии подготовленное состояние умов и <...> завоевали себе почву в армии и флоте. Ложное учение скоро начало привлекать к себе широкие массы. Германский народ в глубине страны и на фронте получил смертельный удар»[
7]. Однако даже историографическая традиция как правило акцентирует внимание исключительно на процессах в русской войсковой среде.
Так же востребованным источником в исследованиях и публицистических произведениях о связях германской военно-политической верхушки и РСДРП(б) являются воспоминания полковника Б.Н. Никитина. Зачастую к ним относятся некритически. Однако эти мемуары изобилуют неточностями и серьезными искажениями в описании даже весьма ярких событий революционного 1917 года - в частности, Никитин повествует о водворении в тюрьму незадолго до Февральской революции «неприятельского агента» Карла Гибсона, руководившего разгромом петроградской контрразведки в первые послереволюционные дни. В действительности фамилия фигуранта этих событий была не Гибсон, а Рейнсон, и он являлся агентом русской контрразведки, а в работе на немцев лишь подозревался[
8]. Этот, таким образом, фальсифицированный (намеренно или за давностью лет - неизвестно) эпизод, кстати говоря, практически в неизмененном виде был экранизирован в одной из серий художественного телевизионного фильма «Гибель империи».
Однако предположим, что Никитин в основном добросовестно фиксировал в своих мемуарах известную ему служебную информацию и события, современником коих ему выпало стать. Ведь в его воспоминаниях приводятся документальные материалы, на первый взгляд неопровержимо доказывающие связь большевистской верхушки с германскими Генштабом и МИДом. Это телеграммы, которыми обменивались В.И. Ленин, Г.Е. Зиновьев, присяжный поверенный М.Ю. Козловский, А.М. Коллонтай, глава Заграничного бюро РСДРП(б) Я. Ганецкий (Фюрстенберг) и его двоюродная сестра Е.М. Суменсон. По версии обвинения, через экспортно-импортную фирму «Фабиан Клингсланд», основанную Александром Парвусом, исполнительным директором которой был Ганецкий, а представителем в Петрограде - Суменсон - и производилось финансирование большевистской партии. Якобы Парвус передавал полученные от немцев деньги Ганецкому, последний перечислял их своей двоюродной сестре, которая обналичивала счета и передавала суммы денег Козловскому. Сочтя эти телеграммы подтверждением сотрудничества большевиков с государством-противником России, Б.В. Никитин 1 июля выписал ордер на арест 28 большевистских функционеров. Следует отметить, что против Суменсон улик выявить не удалось - она истолковывала фигурировавшие в деле телеграммы, как сугубо коммерческую документацию. И именно к такому выводу пришел посвятивший их изучению свою докторскую диссертацию американский историк С. Ляндрес - проведенный им анализ телеграмм показал, что упоминающиеся в них денежные суммы неизменно шли из России в Стокгольм, а не наоборот[
9]!
В качестве приложений к переизданию воспоминаний Б.В. Никитина опубликованы документы российского военного агента в Дании в годы Первой мировой войны С.Н. Потоцкого - его донесения Особому отделению генерал-квартирмейстерства Главного управления Генерального штаба (Огенквар ГУГШ) в Петрограде и поступавшие в Копенгаген ведомственные письма и запросы. Автор-составитель этой публикации[
10], кандидат исторических наук К.М. Александров претенциозно преподносит данную подборку документов как подтверждение «несомненного участия германских агентов и германских капиталов» в организации Октябрьской революции. На поверку оказывается, что это многообещающее название заимствовано из сообщения Огенквара Потоцкому, хотя по логике вещей подтверждение «несомненного участия» должно содержаться в донесениях из Копенгагена в Петроград. С тем же расчетом на неискушенную целевую аудиторию Александров пишет в предисловии к документам: «Будучи профессиональным офицером службы Генерального штаба, С.Н. Потоцкий не сомневался в том, что противник финансировал деятельность большевиков в России при помощи законспирированной цепочки посредников»[
11], дабы читатель проникся уверенностью российского атташе перед ознакомлением с вводимыми в научный оборот документами.
Как военный агент, С.Н. Потоцкий и в самом деле был на хорошем счету у Огенквара. Однако известен ряд примеров его не вполне добросовестной работы - в частности, в конце 1915 - начале 1916 г. он передал в Петроград отличающиеся противоречивостью агентурные данные, воздержавшись от их сопоставления, анализа и проверки[
12]. Отдельные сведения, направленные Потоцким Генштабу, носили явно вымышленный характер. В январе 1916 г. он со ссылкой на агента «Кривоноса» докладывал о переправке на Западный фронт массы болгарских и турецких войск в униформе германской армии, а так же - о существовании в Москве тайной германской организации, занимавшейся подделкой паспортов для нелегального проникновения в Россию вражеской агентуры. Департамент полиции проверил эти сведения и счел их совершенно фантастическими[
13]. Далеко не все агенты Потоцкого были добропорядочны по отношению к разведке, сам же он в 1916 г. был заподозрен англичанами в шпионаже в пользу Германии. С учетом этой информации, которую Александров по понятным причинам замалчивает, отношение к агентурным данным С.Н. Потоцкого у читателя должно быть в известной мере скептическим.
Впрочем, они и без того противоречат друг другу - например, донесение от 2 мая 1917 г. сперва сообщает о серьезнейшем продовольственном кризисе в Германии и Австро-Венгрии («не хватает хлеба, мяса, картофеля, муки, вообще съестных продуктов»), а затем - о высылке из нейтральных стран в Россию социал-демократов с выплатой им больших сумм денег[
14]. Как относиться к подобным сведениям? Во-первых, они никоим образом не подтверждаются и предлагаются публикатором к принятию на веру. Во-вторых, ни в одном из 14 телеграмм не фигурируют, даже не упоминаются большевики и их лидеры. Наконец, в-третьих - применительно к процитированному документу - по замечанию историка С.В. Тютюкина, идея о том, что истощенная, обескровленная, оголодавшая и сама находившаяся на пороге революции Германия в 1917 г. была способна разбрасывать золото налево и направо, отдает нездоровой фантастикой[
15].
Аналогичным примером фальсифицированных сведений военной агентуры - правда, не российской, а французской - являются действия начальника французской военной миссии в Швеции Л. Тома. В начале июня 1917 г. он получил от своего однофамильца, министра вооружения Франции Альбера Тома указание «дать возможность правительству Керенского не только арестовать, но особенно дискредитировать в глазах общественного мнения Ленина и это последователей» с целью не допустить выхода России из войны[
16]. Мемуары Л. Тома, опубликованные в 1933 г. во французской прессе, не подтверждают скандальной версии об организации Октябрьской революции на немецкие деньги.
Определенный интерес могли бы представлять материалы секретного отчета американской разведки, составленного для Государственного департамента в июне 1918 г. Однако его составитель признается в предваряющей текст отчета записи: «Данная информация была получена главным образом из французских (sic!) источников и хотя я полагаю, что она в большинстве своем достоверна, гарантировать это я не могу»[
17]. Следовательно, данные из этого отчета могут быть лишь приняты на веру.
В течении десятилетий основным массивом материалов, изобличающих большевистскую партию в получении немецких денег, являлись так называемые «документы Сиссона». Эти материалы были в 1918 г. переданы правительству Североамериканских Соединенных Штатов (САСШ) главой петроградского бюро Комитета общественной информации Эдгаром Сиссоном, очевидцем революционных событий осени 1917 г. Содержание этих документов якобы показывало, что Ленин и Троцкий были агентами германских спецслужб.
Между тем их фабрикация была продемонстрирована еще в марте 1918 г., причем ни кем иным, как ближайшим сотрудником Сиссона по петроградскому бюро Комитета общественной информации США Артуром Буллардом. Опубликовавший его бумаги российский историк В.Л. Мальков цитирует доводы эксперта - действительно, агитационная деятельность Ленина совпадала с интересами германской стороны, однако из этого вовсе не следует, что он стал агентом германского влияния. Призванные же обличить большевистскую верхушку в получении денежных средств от кайзеровской Германии, представляют собой преимущественно копии неких телеграмм, неубедительных по содержанию. «Ничто, например, не мешает мне» - рассуждал Буллард, - «послать телеграмму королю Георгу и сказать в ней, что кайзер уполномочил меня выделить ему кредит в один миллион долларов. И подписать - фон Гартлинг»[
18].
Несмотря на это, кандидат исторических наук А.Г. Латышев писал о необходимости пересмотра мнения о подложности этих документов[
19]. Заслуживающими доверия считал эти материалы и один из известнейших биографов Ленина Д.А. Волкогонов, а публицист А.А. Арутюнов на страницах своего сочинения настойчиво твердил о подлинности «документов Сиссона»[
20], при этом не гнушаясь неприкрытыми оскорблениями в адрес исследователей - сторонников обратной точки зрения; в частности, по его выражению «некий В.А. Мальков, то ли по наивности, то ли по какой-либо другой, неведомой науке причине, полагает, что путем подлога, фальсификации и извращения фактов и событий можно достичь научного признания».
На деле все эти эпитеты справедливы в отношении сочинений самого Акима Арутюнова, в отношении же «документов Сиссона» полную ясность внес специально изучавший их и знакомившийся с бумагами Булларда в архиве Принстонского университета американский историк и дипломат Джордж Кеннан. Его выводы ныне находят поддержку в западной литературе, даже у сторонников теории «германского следа в Октябрьской революции»[
21], в отечественной историографии же исследования Кеннана были продолжены профессорами Г.Л. Соболевым и В.И. Старцевым. Последний, проведя всестороннее изучение самих «документов Сиссона» и обстоятельств их появления, убедительно доказал: эти материалы являются подложными, а их автором был авантюрист Фердинанд Оссендовский, ставший впоследствии известным польским писателем. Подробнейший источниковедческий анализ первоисточников, проведенный Старцевым в Национальном архиве США, позволил ему сделать однозначный вывод: «Внимательное изучение всех документов Оссендовского показывает, что, несмотря на тщательность его работы и принимавшиеся им меры предосторожности и учета изготовляемых им документов, ошибки и огрехи в оформлении свидетельствуют еще раз об их поддельном происхождении»[
22].
Однако дискуссией вокруг «документов Сиссона» разнообразие предположений о том, кто пестовал Октябрьскую революцию, не исчерпывается. В 90-е гг. одним из первых представителей отечественной академической науки версию даже не о «германском», а об «американском следе» в её истории частично признал достоверной профессор Н.Н. Яковлев. Он проникся не вполне объяснимым доверием к изустным воспоминаниям Алена Даллеса, к которому в бытность его резидентом американской разведки в Швейцарии в 1916 г. якобы заходил движимый корыстным интересом В.И. Ленин[
23]. Предположение о незначительности германского содействия большевикам по сравнению с опекой их, правда, не САСШ, а Англией, упоенно обыгрывает в своих сочинениях писатель Н. Стариков. Возрождая из небытия образ «коварного Альбиона», имевшего определенное влияние на русское общество в 1914-1917 гг., этот автор вовсе не обременяется рассмотрением историографии вопроса, исследованием исторических источников, полагаясь в своих умозаключениях единственно на здравый, с его точки зрения, смысл[
24]. Ничего общего не только с наукой, но даже и с подлинно исторической публицистикой, такой подход не имеет, посему уделять внимание рассмотрению пассажей Старикова нет необходимости.
Подобной версии придерживался американский ученый Энтони Саттон - в частности, в его книге встречается упоминание о передаче директором Федерального резервного банка САСШ У. Томпсоном большевикам суммы в 1 миллион рублей, правда, уже несколько месяцев спустя Октябрьской революции[
25]. Автор ссылается на выпуск газеты «Вашингтон Пост» от 2 февраля 1918 г., однако в этом номере цитируемая Саттоном статья попросту отсутствует, а биографическое исследование о Томпсоне обнаруживает, что он был противником большевиков и даже убеждал президента В. Вильсона направлять суммы в размере 3-х миллионов долларов в месяц для предотвращения Октябрьской революции, казавшейся вполне реальным[
26]. Тот же автор из факта освобождения Л.Д. Троцкого после переговоров между Временным правительством и английским посольством в Петрограде из заключения в лагере в Галифаксе, куда он был помещен после задержания по подозрению в субсидировании немцами[
27], делает надуманный вывод об обоснованности этого подозрения. Таким образом, и исследование Саттона несет на себе печать подлога.
Единственным документально подтвержденным примером получения большевистской партией денег от агента немецкого правительства в 1917 г. является передача швейцарским социал-демократом Карлом Моором Заграничному бюро ЦК РСДРП(б) 73 тысяч шведских крон. В документах они именовались «ссудой» и должны были быть возвращены сразу после захвата большевиками власти. Однако эти деньги не поступили в Россию - часть их была потрачена на проведение Третьей Циммервальдской конференции в сентябре 1917 г., состав и цели которой указывают на использование пресловутых «немецких денег» против самой кайзеровской Германии не в меньшей степени, чем Временного правительства России[
28]. Остальная часть ссуды Моора и вовсе была привезена в Россию Ганецким лишь в 1920 г. Таким образом, к истории Октябрьской революции, её подготовке эта сделка не имеет никакого отношения. Вдобавок даже А.Г. Латышев признает, что до 1917 г. Моор еще не был секретным германским агентом, контактов с ним в эмиграции Ленин не поддерживал[
29], а в сентябре 1917 г., после июльских обвинений верхушки РСДРП(б) в шпионаже, центральный комитет партии постановил: «Предложение {Моора} отклонить и всякие дальнейшие переговоры по этому поводу считать недопустимыми».
Какими еще находящимися в научном обороте материалами аргументируется версия о «германском следе»? Её сторонники зачастую апеллируют к работам британского историка Г.М. Каткова. Этот исследователь еще в середине 1950-х гг. опубликовал послание министра иностранных дел Германии Р. фон Кюльмана кайзеру Вильгельму II через чиновника для изустной передачи информации[
30], предварив его пространной статьей. В ней сам Катков подчеркивает: «Подозрения в том, что большевики получали финансовую помощь от германского правительства - не клевета, а логичное предположение»[
31], поскольку публикуемый им документ является лишь косвенной уликой, подлинность содержащейся в ней информации не может быть подтверждена. Катков считает маловероятным обман кайзера фон Кюльманом в сообщении о финансовой поддержке большевиков, однако это - лишь логические умозаключения. Историк отдавал себе в этом отчет, а потому оговорился в тексте статьи, что указаниям Кюльмана на «сверхважность» германского финансирования большевиков вероятно, присущи самовосхваление и преувеличение. В самом деле, фон Кюльман заявляет буквально следующее: «Только когда мы по разным каналам и под разными предлогами обеспечили большевикам постоянный приток фондов, они сумели проводить энергичную пропаганду в своем главном органе “Правде” и значительно расширить прежде весьма слабый базис своей партии»[
32]. Увы, апологеты исторической гипотезы о «германском следе» зачастую пренебрегают этим и расценивают предположение Каткова как доказанный факт.
Ко всему прочему, этот британский историк в предисловии к посланию фон Кюльмана некритично высказывается о «документах Сиссона», лишь упоминая о предположениях в пользу их фабрикации со ссылкой на С.П. Мельгунова; впрочем, это объяснимо, т. к. разоблачающая их работа Дж. Кеннана увидела свет лишь 2 месяца спустя. В своей широко известной монографии о Февральской революции Г.М. Катков придерживается той же сдержанной позиции в отношении связей германской военно-политической верхушки и РСДРП(б). Он признает, что в архивах германского МИДа отсутствуют документальные свидетельства о поддержке Парвусом и его агентами забастовочного движения в Российской империи в 1916 и начале 1917 г. и, даже говоря о поддержке большевиков немецкими властями, оговаривается - «знал об этом большевистский вождь или нет»[
33]. Таким образом, Катков был сторонником версии «германского следа», но хронологически ограничивал оказываемую немцами большевистской партии поддержку исключительно 1917 годом; он приводит пример с нехваткой у РСДРП(б) денег даже для выпуска своего журнале «Сборник социал-демократа» зимой 1916/1917 гг.
Читать дальше