Переменные формулы Любви
Это лето почему-то, как никогда, будит дремлющие во мне кинематографические обрывки воспоминаний.
Из детства: про череду вот таких же холодных июней и июлей в северном городке, про городской лагерь и буйство трав, разбуженное вот такими же неукротимыми дождями. Про ветхий бабушкин дом, с дощатым настилом во дворе и огородиком, где я когда-то тщетно пыталась вырастить привезённый из Москвы малюсенький саженец настоящего клёна. Про сирень, которая, вопреки всем природным срокам, стояла в цвету до моего дня рождения…
Нет уж давно бабушкиной избушки, и огородика тоже нет. Нет и соседних домишек: тёти Кати, к которой мы с мамой когда-то пришли выбирать Тимошу, Веры Сидоровны - бабушкиной близкой подруги, тёти Оли - той, у которой жил рыжий Шарик-пустолайка. На месте тех домишек стоит теперь в юном скверике маленькая церковь, словно срисованная с Покрова на Нерли. Сирень... в последних числах уже нынешнего июня в городке моего детства была ещё в цвету. Ну а церковь в маленьком городке, где население не прибывает, а убывает, гораздо нужнее домиков...
Лес можно было бы принять за майский, если б не буйно цветущий по обочинам дороги репейник, размахнувшиеся метра на полтора "медвежьи дудки", тёмно-розовый и сочный от обилия влаги иван-чай да ещё подозрительно молчаливых птиц...
А недавно, уже в Екатеринбурге, зашла в ближайший к дому продуктовый магазин купить хлеба и, глядя в окно, вдруг увидела себя в дождевом зеркале 25 лет назад: в белом платье с оборками, каждая из которых, казалось, жила своей отдельной жизнью. Ателье, в котором мне его шили, было как раз на месте того самого магазина.
Вот ведь ещё как бывает за четверть века: от зрелищ к хлебу.
"Кто был изображен на сём рисунке и что означали эти люди в судьбе великого магистра, историкам так и не удалось установить."
Пожалуй, только маленькой Прасковьи Тулуповой на пьедестале недостаёт.
