Процесс превращения в Мари
Наши очаровательные Мари - Марди Байерс и Елена Жидкова - рассказывают об опере Берга и своей работе над ней.
© Дамир Юсупов
Марди Байерс:
Больше всего мне нравится в Мари то, что она настоящий, живой человек. Ее можно играть по-разному. Она может быть какой угодно - не имеет значения даже, бедна она или богата. Важна именно та сложная жизненная ситуация, в которой она оказалась. Она пытается любым путем найти что-то интересное в жизни, почувствовать себя живой, потому что уже давно лишена этого ощущения (мне кажется, сейчас это довольно распространенная проблема). И у нее начинается роман с Тамбурмажором. Она совсем не рада, чувствует себя не в своей тарелке, но все равно продолжает этот роман, потому что он дает ей ощущение некой полноты жизни.
Будучи сопрано, я уже привыкла к тому, что мои героини все время умирают. Но Мари отличается от всех них тем, что до самой своей смерти была настоящей, почти реальной женщиной. Потому ее очень интересно играть. И, кстати из всех постановок, в которых я пела (а это уже четвертая), постановка Дмитрия Чернякова - самая «правдоподобная».
Что касается музыки, она удивительная. Ее просто чувствуешь кожей, нервами. Она совершенно не похожа на ту музыку, которая вызывает благостное «Ах, как это красиво!» Она будто скребет по коже, по нервным окончаниям. Вся музыка очень сложная, диссонансная, трудная для восприятия, но вдруг в конце, когда Воццек убивает Мари и умирает сам, она внезапно становится необыкновенно красивой - будто что-то внезапно прорывается, будто этот удар ножом получает каждый слушатель. Это одна из самых гениальных (и моих любимых) задумок Берга.
© Дамир Юсупов
Елена Жидкова:
Я согласна целиком и полностью - опера потрясающая! Не зря она завоевала любовь во всем мире. Но русский зритель не знаком с ней совершенно. Скорее всего, «Воццек» покажется ему довольно необычным - в первую очередь, из-за музыкального языка. Здесь очень много непривычной, «сумасшедшей» музыки, которая даже меломану со стажем может показаться странной и немелодичной. Однако - только прислушайтесь! - сколько здесь и потрясающе красивой музыки (например, ария Мари в начале третьего действия). И вот этот мелодический контраст производит огромное впечатление - прямо мурашки по коже!
Перед тем, как принять предложение спеть Мари в Большом театре, я долго думала об этой партии и предстоящей работе: смогу ли «осилить» ее. Я слишком хорошо понимала, что репетиционный процесс потребует огромных эмоциональных затрат. Репетиций было очень много, и музыкальных, и мизансценических. Мало того, что это довольно сложная опера, - в этом спектакле у нас, к тому же, масса чисто актерских задач.
Работать с Дмитрием Черняковым очень интересно. Он настолько заражает своей энергией, что мы просто не замечаем, сколько часов подряд репетируем без перерыва. Когда мы повторяем одну и ту же сцену по многу раз, никто из нас не проходит ее просто технически. Мы все время выкладываемся на полную катушку - причем, никто вроде этого не требует, все происходит самой собой. Может быть, этого требует сам «Воццек», и репетировать его по-другому просто невозможно? У меня все время в голове проигрываются сцены из него. И я по ночам не сплю, все думаю, как лучше сделать то или другое.
Вообще для меня очень ответственно петь в Большом театре. Когда я только училась, он казался мне недосягаемым, как другая планета. И вдвойне ответственно петь в этом спектакле потому, что это моя первая настоящая оперная постановка в России. Я училась в Санкт-Петербургской консерватории, но уехала еще студенткой, и моя карьера началась сразу на Западе. В России я впервые спела на «Белых ночах» с Валерием Гергиевым. А в Москве я вообще была всего один раз: приезжала на несколько дней с экскурсией, когда еще в школе училась. И сейчас открываю для себя Москву как в первый раз. Это какой-то невероятный город, здесь все преувеличено: если женщины красивые, то они просто суперкрасивые, в каких-то необыкновенных нарядах, а если мужчины дарят цветы, то это какие-то гигантские букеты. Москва, конечно, производит впечатление. Мне очень нравится.
© Дамир Юсупов
Марди Байерс:
Больше всего мне нравится в Мари то, что она настоящий, живой человек. Ее можно играть по-разному. Она может быть какой угодно - не имеет значения даже, бедна она или богата. Важна именно та сложная жизненная ситуация, в которой она оказалась. Она пытается любым путем найти что-то интересное в жизни, почувствовать себя живой, потому что уже давно лишена этого ощущения (мне кажется, сейчас это довольно распространенная проблема). И у нее начинается роман с Тамбурмажором. Она совсем не рада, чувствует себя не в своей тарелке, но все равно продолжает этот роман, потому что он дает ей ощущение некой полноты жизни.
Будучи сопрано, я уже привыкла к тому, что мои героини все время умирают. Но Мари отличается от всех них тем, что до самой своей смерти была настоящей, почти реальной женщиной. Потому ее очень интересно играть. И, кстати из всех постановок, в которых я пела (а это уже четвертая), постановка Дмитрия Чернякова - самая «правдоподобная».
Что касается музыки, она удивительная. Ее просто чувствуешь кожей, нервами. Она совершенно не похожа на ту музыку, которая вызывает благостное «Ах, как это красиво!» Она будто скребет по коже, по нервным окончаниям. Вся музыка очень сложная, диссонансная, трудная для восприятия, но вдруг в конце, когда Воццек убивает Мари и умирает сам, она внезапно становится необыкновенно красивой - будто что-то внезапно прорывается, будто этот удар ножом получает каждый слушатель. Это одна из самых гениальных (и моих любимых) задумок Берга.
© Дамир Юсупов
Елена Жидкова:
Я согласна целиком и полностью - опера потрясающая! Не зря она завоевала любовь во всем мире. Но русский зритель не знаком с ней совершенно. Скорее всего, «Воццек» покажется ему довольно необычным - в первую очередь, из-за музыкального языка. Здесь очень много непривычной, «сумасшедшей» музыки, которая даже меломану со стажем может показаться странной и немелодичной. Однако - только прислушайтесь! - сколько здесь и потрясающе красивой музыки (например, ария Мари в начале третьего действия). И вот этот мелодический контраст производит огромное впечатление - прямо мурашки по коже!
Перед тем, как принять предложение спеть Мари в Большом театре, я долго думала об этой партии и предстоящей работе: смогу ли «осилить» ее. Я слишком хорошо понимала, что репетиционный процесс потребует огромных эмоциональных затрат. Репетиций было очень много, и музыкальных, и мизансценических. Мало того, что это довольно сложная опера, - в этом спектакле у нас, к тому же, масса чисто актерских задач.
Работать с Дмитрием Черняковым очень интересно. Он настолько заражает своей энергией, что мы просто не замечаем, сколько часов подряд репетируем без перерыва. Когда мы повторяем одну и ту же сцену по многу раз, никто из нас не проходит ее просто технически. Мы все время выкладываемся на полную катушку - причем, никто вроде этого не требует, все происходит самой собой. Может быть, этого требует сам «Воццек», и репетировать его по-другому просто невозможно? У меня все время в голове проигрываются сцены из него. И я по ночам не сплю, все думаю, как лучше сделать то или другое.
Вообще для меня очень ответственно петь в Большом театре. Когда я только училась, он казался мне недосягаемым, как другая планета. И вдвойне ответственно петь в этом спектакле потому, что это моя первая настоящая оперная постановка в России. Я училась в Санкт-Петербургской консерватории, но уехала еще студенткой, и моя карьера началась сразу на Западе. В России я впервые спела на «Белых ночах» с Валерием Гергиевым. А в Москве я вообще была всего один раз: приезжала на несколько дней с экскурсией, когда еще в школе училась. И сейчас открываю для себя Москву как в первый раз. Это какой-то невероятный город, здесь все преувеличено: если женщины красивые, то они просто суперкрасивые, в каких-то необыкновенных нарядах, а если мужчины дарят цветы, то это какие-то гигантские букеты. Москва, конечно, производит впечатление. Мне очень нравится.