Василевская. Письма из Рима. 1949. I. «Пейте Кока-Кола!»
Ванда Василевская
Письма из Рима
I. «ПЕЙТЕ КОКА-КОЛА!»
В шум и рокот самолета упорно, монотонно вплетается ритм стиха. Запомнившееся еще со школьных лет начало поэмы польского поэта Красинского, современника Мицкевича:
Помнишь ли над Альп снегами распростертую лазурь?..
Нет, не помню. Самолет летит на высоте пяти тысяч метров, но его со всех сторон окружает густой, как вата, и белый, как вата, туман. Ни следа лазури вверху, ни следа Альп внизу. Один непроницаемый, густой белый туман.
Вокруг нас ничто не меняется, мы продолжаем лететь в густой вате, но вот уже в легкие вливается воздух. Медленно снижаемся. Мы перелетели через Альпы, но ни земли, ни неба все еще не видно. И лишь когда мы уже приближаемся к Риму, в просветах между тучами вдруг появляются пятна полей, заросли и извивающаяся среди них коричневая река. Солнечная Италия приветствует нас пасмурным, туманным днем.
Огромный аэродром. Впрочем, теперь он не весь принадлежит итальянцам. Здесь, в столице, в самом сердце
[850]
Италии,- вон с того места начинается американский аэродром. Оттуда американские самолеты поднимаются и там приземляются, как у себя дома. Мы еще ничего не увидели, не ощутили даже предвкушения Рима, но уже пред нами - американский аэродром. Как бы для того, чтобы не было никаких иллюзий, чтобы дело было ясно с самого начала.
Впрочем, не только аэродром сразу определяет для нас общее положение. «Пейте Кока-Кола!» - приглашает любезно улыбающаяся девица с огромного плаката. «Пейте Кока-Кола!» - агитирует спортивного вида молодой человек на рекламе придорожной будки. «Пейте Кока-Кола!» - уговаривает веселая парочка на вывеске придорожной лавчонки.
Нет, не хотим пить Кока-Кола! Мы хотим увидеть Рим.
И вдруг я отдаю себе отчет в том, что у меня нет никакого представления о Риме. В Париж я ехала, как в знакомый город, и встречала, как старых знакомых, улицы, площади, даже дома. Французская литература описала, воспела Париж, познакомила с ним всякого, умеющего читать человека.
Но Рим? В памяти возникает Рим Цезарей, Рим первых христиан, Рим Борджиа. Но потом? Что выросло на этом месте, откуда некогда гремели речи Каталины, как выглядят сейчас улицы, по которым ходили Лигия и Винниций из «Камо грядеши» Сенкевича? Каков этот город, куда быстро несет нас машина?
Справа силуэты прекрасно сохранившихся руин. Это знаменитые древнеримские акведуки, гармонические арки и крепкие стены которых победно сопротивляются сокрушительной силе веков. Наконец-то не Кока-Кола, а сам Рим.
Мы проезжаем вдоль гордо вздымающихся к небу стен. Но мы не смотрим вверх, на их чудесные арки. Внизу, у самой земли, что-то пестреет и шевелится. Всматриваемся.
В руинах памятников древней римской культуры гнездятся бездомные. В подземельях древних дворцов, привлекающих в Италию тысячи туристов, гнездятся бездомные. Мужчины, женщины, дети. Напротив этих нор и логовищ горит веселыми красками американская реклама.
[851]
«Пейте Кока-Кола!» - уговаривает бездомных юноша в синем свитере, показывая в улыбке ослепительные зубы.
Весь год под открытым небом, под прикрытием из гнилой фанеры, которая ни от чего не прикрывает, под защитой дырявого лоскута, который ни от чего не защищает, под кровлей из ржавой жести - в дождь, туман, ветер и зной - живут сотни и тысячи семей. Люди без дома и без работы, ужасающая, невообразимая нищета, которую богатый, великолепный Рим даже как будто выставляет напоказ.
И это не одна какая-нибудь семья, ютящаяся под мостом, это не один какой-нибудь бродяга, которому негде приклонить голову и которого можно было встретить в закоулках городов довоенной Европы. Это массовое явление, бросающееся в глаза с первой минуты, едва коснешься итальянской земли.
Несчастные под стенами акведуков - это по большей части люмпенпролетариат, люди, потерявшие свое место в жизни, выбитые из колеи, перемалываемые в порошок машиной капитализма. Но среди них, под таким же прикрытием из фанеры, на таких же охапках тряпья и так же под открытым небом «квартируют» и рабочие, те, кто еще не потерял работы, но кто не нашел для себя крыши над головой, кто не имеет возможности из своего жалкого заработка заплатить за квартиру.
Мы с ужасом смотрим на этих людей. В глаза, Не привыкшие к такому зрелищу, бросается еще одно дополнительное обстоятельство: оказывается, для окружающих в этом зрелище как будто нет ничего необычайного. Оказывается, эта страшная визитная карточка, посредством которой представляется нам Рим у самых своих ворот,- дело обычное, повседневное. Здесь проходит дорога с аэродрома в центр города. Здесь проезжают десятки и сотни автомобилей, везущих делегатов самых разнообразных международных съездов, дипломатов, туристов, публику со всех концов мира. Но официальный Рим не стыдится своих бездомных. В столице, в городе, который является резиденцией правительства, где работает магистрат, где у полиции хватает средств, чтобы наводнить все улицы огромными, великолепно обмундированными и откормленными блюстителями порядка, где Ватикан рас
[852]
полагает одиннадцатью тысячами комнат, где на каждом шагу высятся отели и пансионы для туристов,- никто не позаботился о том, чтобы хотя бы прикрыть эту позорную язву.
Человеческие скелеты в лохмотьях, ютящиеся у подножия развалин древнего Рима,- это одна из самых ярких, наиболее бросающихся в глаза картин итальянской действительности, порождаемой господствующим политическим строем. В стране ощущается жестокий жилищный кризис; в разной степени, с большей или меньшей силой он касается всех. То есть всех тех, кто располагает ограниченными материальными средствами. Иначе говоря, огромного большинства итальянцев.
- Квартир нет. Новых ведь теперь не строят,- объясняют нам.
До сих пор квартиронаниматели подразделялись на счастливцев, которые издавна занимали свои квартиры, и на людей, которым приходилось селиться заново. Существовал закон о защите прав квартиронанимателей, он до известной степени ограничивал аппетиты домовладельцев. Старые наниматели за давно снятые ими квартиры платили сравнительно не так много, а домовладельцам не разрешалось повышать плату и запрещено было выселять квартирантов из занимаемых ими квартир.
Но итальянское правительство позаботилось о карманах бедных домовладельцев. Закон о защите прав квартиронанимателей недавно отменен. Теперь домовладелец под любым предлогом, то ввиду необходимости ремонта, то по личным соображениям, вправе вышвыривать из квартир старых жильцов, а новым назначать любую плату, какая ему придет в голову. В результате количество бездомных еще более увеличивается, появляются новые «квартиранты» под стенами акведуков и в подземельях римских руин. Л бюджет итальянской семьи, которой еще удается удержаться под крышей, еще более сокращается. Между тем этот бюджет рабочей семьи или семьи служащего исчисляется в таких категориях, которые мы и представить себе не можем.
- Мясо? Ну, мясо так дорого, что стало недоступным для огромного большинства,- объясняет нам итальянская хозяйка.
- Но рыба? Рыбы-то ведь у вас вдоволь?
[853]
- Крупная рыба тоже очень дорога. Дешева только мелкая рыбешка, но и то лишь на первый взгляд. Для того чтобы зажарить мелкую рыбку, нужно ведь очень много жира; так что в конце концов это тоже очень дорогое блюдо.
- Но уж овощи...
- Смотря какие. Вот, например, фасоль,- фасолью можно насытиться. Но вы думали когда-нибудь о том, как долго варится фасоль? Ведь это требует очень много угля или газа.
Нет, об этом мы не думали. Нам не пришло в голову, что, покупая продукты, нужно еще рассчитывать,- двух или трех кусков угля потребует их приготовление. Что какие-нибудь десять минут, которые горит газ, могут играть какую-то роль в жизни. Наоборот. Мы считали эту разницу весьма незначительной и думали, что здесь, как и у нас, на это обращают мало внимания. Но здесь такого рода расчеты решают все. Тем более, что газ находится в руках частного предприятия, и оно дерет с потребителей столько, сколько ему заблагорассудится.
А уголь привозят сюда американцы. Такой же уголь, какой показывали нам в Париже, уголь, не имеющий, кроме названия, ничего общего с углем. Пыль, земля, камушки - все то, чего в Америке никто бы не купил,- вот что тащат через океан и продают итальянцам. Итальянская работница с замирающим сердцем делит эту пыль на пригоршни, рассчитывая, на сколько ее хватит, с замирающим сердцем видит дно в жестяном ведерке у печки. На то, чтобы сварить фасоль, уже нехватит...
- Ну хорошо, но что же является основой питания? Макароны?
Макароны во всех видах и формах, под разными соусами, с разными приправами,- это национальное итальянское блюдо. Оно носит десятки названий, его приготовляют сотнями способов. Закуска называется здесь «антипасто», что означает - «перед едой», а еда - это макароны. Ясно, что макароны представляют собой обязательную, постоянную составную часть питания. Но итальянка, с которой мы беседуем, отрицательно качает головой.
- Нет, макароны дороги. Рабочий ест их только по праздникам.
[854]
- Тогда чем же он питается?
- Видите ли, летом легче. Хлеб и помидоры - четыре месяца в году можно жить этим.
Хлеб и помидоры... Да, это не требует ни угля, ни газа...
Только увидев бездомных под акведуками, только выслушав эти объяснения, мы до конца постигли весь ужас показанных нам статистических данных.
Детская смертность в Италии - с года до пяти лет - составляла: в 1940 году - сто тринадцать на тысячу; в 1944 - двести двенадцать на тысячу; в 1948 - триста шесть на тысячу, а в 1949 будет еще выше. Ведь тут «процветает» «план Маршалла», ведь в Италии все умножаются пункты продажи Кока-Кола, все более наводняет римские магазины американская дешевка. В результате - все растут ряды безработных и на горле прекрасного итальянского народа все туже сжимается хищная лапа американского крупного капитала. Американские «заботы» приносят свои плоды. Под крылышком американской «помощи» стремительно повышается смертность среди итальянских детей. Она уже на целую треть выше, чем была во время войны...
А ведь мы видели бездомных только столицы. Мы не смогли посетить крупных рабочих центров на севере, мы не ездили в Неаполь, где, как нам рассказывали, на фоне всех красот природы по улицам бродят толпы просящих милостыню детей, детей в лохмотьях, с язвами на руках и ногах, с гноящимися от трахомы глазами. Мы не были на юге, где на богатейшей, чудесной итальянской земле умирают с голоду крестьянские дети.
Но и то, что мы видели в Риме, в достаточной степени наполнило наши сердца горечью. Умирают дети, прелестные итальянские дети. А с киосков, с афиш, со стен, с вывесок и реклам им советуют упитанные красочные юноши и прекрасно причесанные здоровые девицы: «Пейте Кока-Кола! Кока-Кола - это здоровье! Кока-Кола - это сила и молодость!»
От всего, оказывается, есть лекарство. Великолепное укрепляющее трумэно-маршалловское лекарство. У вас нет квартир, вы ютитесь на соломе под открытым небом или в подземных норах? - Пейте Кока-Кола! Вам нечего есть, вы умираете с голоду? - Пейте Кока-Кола! Нет ра-
[855]
боты, цифра безработных превысила уже два миллиона? - Ничего, пейте Кока-Кола!
...Тучи и туманы первого дня нашего пребывания в Риме рассеялись без следа. Над Римом сияет чудесный, золотистый, лазурный день. Римский воздух благоухает, как сладчайший бальзам. Здесь не чувствуется ни пыли, ни запаха бензина, легкие жадно впитывают живительный воздух. Даже в узких улочках, пропахших подгоревшим растительным маслом и только что выстиранным бельем,- эти запахи не раздражают, не преследуют, а только словно подчеркивают разницу между самыми современными артериями города и его старыми частями, полными поэтического обаяния.
Мы возвращаемся в гостиницу. Взбираемся на шестой этаж. Лифт не работает - до шести часов вечера нет электрического тока. Впрочем, после шести часов его также часто не бывает. Электростанция находится в руках у частного капитала, который не желает делать новые вложения, не желает вводить никаких улучшений. Ему и так удается выжимать из римских абонентов изрядные прибыли. Электростанция не вырабатывает достаточного количества тока, и потребление его бесцеремонно ограничивается путем простого выключения света. Рим страдает от недостатка электричества, недостатка газа и недостатка воды. Две тысячи лет назад здесь был построен великолепный водопровод, архитектурой которого весь мир восхищается до сих пор. Но потомки древних римлян - в эпоху величайшего развития техники - страдают от недостатка воды.
Почти на каждой улице высятся чудесные фонтаны; на некоторых улицах их по два, по три и по четыре. Но это лишь память о прошлом - осталась великолепная скульптура, аллегорические фигуры, мифологические группы, украшения времен Ренессанса. А вода в подавляющем большинстве этих фонтанов - лишь воспоминание. От нее осталась зеленоватая тень на каменных стенках бассейнов.
Впрочем, все это пустяки, к чему вода, если есть Кока-Кола, превосходный американский напиток, мутная грязнокоричневая жидкость, при помощи которой американский предприниматель вытаскивает деньги из итальянского кармана. В стране апельсинов, лимонов и грана-
[856]
тов, в стране фруктовых напитков, которые сотни лет славились во всем мире, самым необходимым продуктом оказался Кока-Кола. Он безжалостно и нагло вытесняет из киосков, из мест народных гуляний и митингов, с улиц и площадей городов традиционные итальянские напитки.
И нам понятно почему, когда мы просим в маленьком баре оранжад, итальянец в белом кителе, за прилавком, наливая в наши стаканы солнечный апельсиновый сок, вдруг говорит с каким-то оттенком нежности и грусти в голосе:
- Аранчата романа... Римский оранжад.
Американцев в Риме мы видели меньше, чем в Париже. Быть может, просто потому, что были мы там так недолго. Но американская экспансия здесь еще больше бросается в глаза. Она уже совершенно бесстыдна, не стесняется ничем.
- Что привозят американцы?
- Все, что нам совершенно не нужно. Все, что у нас самих есть и что мы можем в достаточном количестве производить у себя.
Собственно, нам незачем было спрашивать. Достаточно сделать несколько шагов по любой улице, чтобы наглядно убедиться в том, чем осчастливливает Америка итальянцев.
Итак, разумеется, «Кока-Кола». И мыло для бритья, туалетное мыло, зубные пасты, кремы, косметические снадобья, знаменитые во всем мире своим дурным качеством. И нейлоновые чулки, целые груды, горы, лавина нейлоновых чулок. Одним словом, все то, что итальянцы производили у себя. Только все эти американские товары в десять раз хуже итальянской продукции, дюжинная дешевка в яркой, броской упаковке.
У итальянцев есть эфирные масла, и они могли бы сами делать мыло. У них есть прекрасный шелк, и они сами умеют и могли бы выпускать чулки. Но что же тогда делал бы американский производитель «Кока-Кола» и фабрикант нейлоновых чулок, которых, повидимому, не хотят носить американки? Что делал бы фабрикант духов, которыми тоже не хотят душиться американки?
Создатели и пропагандисты «плана Маршалла» кричат, доказывают, рекламируют свою «помощь Европе», замалчивая то обстоятельство, что в Италии, так же
[857]
как и во Франции, свертывается, останавливается промышленность, закрываются ворота заводов, выбрасываются на улицу тысячи безработных, что экономическую жизнь страны, как ужасающий рак, разъедает американский бизнесмен, высасывая соки из живого организма, истощая солнечную Италию, удушая ее хищными щупальцами. Его, этого бизнесмена, не интересуют два миллиона безработных - ведь это итальянские безработные. Его не интересуют тысячи умирающих с голоду детей - ведь это итальянские дети. Что ему до них? Ведь он, не моргнув глазом, обрекает на голод тысячи американских детей, посылает вооруженную полицию против американских безработных.
Циничное бесстыдство «плана Маршалла», плана «помощи Европе», плана ограбления стран Западной Европы и превращения их в колониальные страны, в страны рабов,- видно здесь, на римских площадях и улицах, как на ладони.
Но изумительна жизненность итальянского народа. Он прошел через тяжкие годы фашистского гнета.
Он вынес страдания войны. Его душит теперь «план Маршалла» - экономическая и политическая американская оккупация,- его гнетет собственное правительство, беспощадно грабит отечественный и иностранный капиталист. Люди, объехавшие десятки капиталистических стран, утверждают, что нищета итальянского народа, пожалуй, самая страшная, если брать страны, населенные белыми.
Но напрасно стали бы вы искать здесь потухшие глаза, апатичные лица, покорность судьбе и неверие в будущее. Народ в Риме оживлен и подвижен. Он кипит и клокочет. И не только в Риме. Кипит и клокочет вся страна.
Тщетно вопят цветные плакаты, поющие хвалу «Кока-Кола». Трудовой Рим не хочет пить «Кока-Кола». Трудовой Рим не хочет «плана Маршалла» и Атлантического пакта, он не хочет войны. Народ Рима хочет свободы и мира.
Куда бы вы ни пошли - на главных улицах или в переулках предместий, в древних дворцах или в окраинных лачугах - всюду бросается в глаза, всюду взывает одна и та же короткая, но красноречивая надпись: «Паче!» - «Мир!»
[858]
На домах. На стенах. На балюстрадах. На каменных лестницах, которых здесь, в Риме - городе, расположенном на семи холмах,- так много. На зданиях богатых отелей и на обломках руин. В любом конце столицы краской, мелом, углем начертал римский народ свою волю. Паче! Мир!
И когда к концу воскресного дня в связи с состоявшейся в Риме сессией Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира происходит огромная манифестация за мир,- великолепная, громадная площадь Сан-Джованни вся залита народом. Безбрежными волнами, бушующим морем заполняет он от края до края всю площадь. Люди стоят плечо к плечу, локоть к локтю. Колышутся, трепещут в воздухе знамена и транспаранты, взывающие о мире, требующие мира, требующие дружбы с Советским Союзом, протестующие против военных пактов и кровавых замыслов империализма. Шумит, гудит, грохочет площадь волнующимся человеческим морем.
Над площадью начинают сгущаться сумерки. С трибуны раздаются первые слова выступления советского делегата. И вот вдали, на другом конце площади, загорается первый факел. За ним следующие. От противоположной стороны площади, где в сгущающемся мраке уже не видно человеческих силуэтов, словно несомые ветром, все ближе и ближе загораются тысячи факелов. Вот они подступают к трибуне. Вся площадь озаряется мерцающими огнями. Колышется море огней. И когда из груди стотысячной толпы вырывается единый возглас в честь Советского Союза, когда этот возглас громом прокатывается над Римом,- начинает казаться, что море пламени выйдет из берегов и ринется на улицы города, что оно ударит с силой тарана и ничто не устоит перед ним. Кажется, что эта волна свободы понесется по всей угнетенной, несчастной и вместе с тем неописуемо прекрасной итальянской земле!
За собором - конная полиция. Вокруг площади, на улицах, переулках, скверах - полицейские кордоны. Во мраке лошади грызут удила, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.
После митинга должно было состояться факельное шествие по Риму. Пьетро Ненни, закрывая митинг, объявляет, что полиция запретила шествие.
[859]
Грозный свист, крик негодования, вопль гнева и ненависти. Возгласы протеста взрываются, как вулкан. Колышутся огни факелов. Их свет вырывает из мрака возмущенные лица, горящие глаза, гневные взгляды. Народ Рима протестует.
- Расходитесь спокойно,- требует Пьетро Ненни.
Лошади под жандармами во мраке беспокойно переступают с ноги на ногу. Медленно, неохотно толпа начинает отливать с площади в улицы и переулки. На мостовой красным пламенем догорают факелы.
- Здесь полиция боится народа, напасть она может дальше, там, где толпа уже разобьется на группы,- объясняет нам кто-то из итальянских товарищей.
Мы уходим с площади Сан-Джованни. В сердце остается прекрасный образ итальянского народа на фоне пылающих огней. Образ народа, который не хочет ни «Кока-Кола», ни тех, кто несет ему отраву и кандалы «помощи». Образ народа, который требует мира и свободы. Народа, который является потомком поколений, поднявших на невиданную высоту свою культуру. Народа, который сейчас скован, но шествует с гордо поднятой головой. Пламенного народа, который еще скажет свое слово.
Глядя на гремящую, пылающую морем огня площадь Сан-Джованни, мы верим, что недалек тот час, когда он его скажет.
Но путь этого народа в будущее - не легок и не прост.
[860]
Авторизированный перевод с польского Е. Усиевич.
Василевская В.Л. Письма из Рима. I. Пейте «Кока-Кола»! // Родина. Песнь над водами. Очерки: Сборник. - М,: Государственное издательство художественной литературы, 1951. - с. 850-860.